не понял. Впрочем, в том, что отец над ним насмехался, не было ничего удивительного. Из восьми сыновей Ангуса один только Роб имел склонность к наукам, что обитатели Лохви считали для благородного человека совершенно излишним. Между тем Роб старательно обучался грамоте, письму и другим хитрым наукам и оставил эти занятия не по своей воле. Он мечтал поступить в университет города Глазго, но эта мечта так и осталась мечтой, поскольку между Англией и Шотландией вспыхнула война и Робу пришлось идти сражаться. Война с Англией стоила ему дорого. Помимо выпавших на его долю неизбежных в военное время испытаний, ему пришлось также вынести и тяготы трехлетнего заточения в английской тюрьме. Это было трудное время, когда каждый день, проведенный в застенке, мог стоить ему жизни. Если бы не Джеймс Дуглас, он, возможно, все еще находился бы в плену у англичан. Аргилл его предал, а Черный Дуглас выкупил. Вернувшись домой, он ни словом не обмолвился отцу о причинах своего пленения. Это было частное дело — его и Аргилла, с которым он собирался поквитаться, как только представится малейшая возможность. Не только взволнованный, но и раздосадованный всеми этими не слишком приятными воспоминаниями, Роб еще раз сердито обозрел окрестности, а потом стал мерить шагами прямоугольную смотровую площадку башни. Рассчитывать на хорошее бессмысленно, думал он, слишком много времени прошло. Если бы все было так, как планировал Ангус, они бы давно уже вернулись. Тревога Роба росла с каждым днем, приобретая все более зловещий смысл.
— Поедешь их искать, парень?
Вопрос отвлек Роба от размышлений, и он обернулся.
На верхней ступени лестницы стоял Фергал. Его худое, с запавшими глазницами и острыми чертами лицо напоминало лезвие боевого топора. Ветер развевал складки его сине-зеленого шерстяного пледа и теребил седую бороду. Поднявшись на смотровую площадку, он облокотился о парапет и окинул зорким взглядом окружавшие Лохви леса и болота. Мелькнул знакомый силуэт полуслепой от старости гончей, проскользнувшей на площадку вслед за Фергалом. Она нашла Роба по запаху.
— Возможно, впрочем, в этом больше нет нужды, — сказал Фергал, прежде чем Роб успел вставить хоть слово. — Вытянув вперед костлявую руку, он указал на что-то и добавил: — Всадники — видишь?
Роб быстро повернулся в указанном направлении и чуть не застонал от боли: рана все еще давала о себе знать. Подавшись всем телом вперед и перегнувшись через парапет, он стал всматриваться в темное пятно, мелькавшее среди стволов столетних сосен и пихт. В скором времени выяснилось, что по лесу ехали две лошади, причем одна, судя по всему, несла на себе двойное бремя. Они двигались по узкой, петлявшей среди зарослей и болот тропинке. Роб дождался, когда всадники выехали из леса и скрылись в подлеске, и стал ждать появления остальных. Из леса, однако, больше никто не выехал. Стоявший у Роба за спиной Фергал с шумом втянул в себя воздух.
— Только две лошади, — пробормотал старый слуга.
— Появятся и другие.
Фергал промолчал, но от его молчания кровь стыла в жилах. Роб стал спускаться по вышербленным ступеням в большой замковый зал, старик поплелся за ним. Вскоре к ним присоединилась старая гончая, ходившая за Робом по пятам. Когда Роб вошел в зал, под его сапогами захрустел устилавший пол засохший камыш. В зале царил полумрак; древние стены, закопченные балки, поддерживавшие высокий потолок, и погасший камин, где, словно горящий глаз циклопа, рдел один-единственный уголек, нагоняли тоску. У камина Роб остановился, его мрачный вид напугал развалившегося на деревянной лавке слугу, который сразу же вскочил на ноги, толкнув локтем своего приятеля, дремавшего рядом. Тот спросонок захлопал глазами, узнал Роба и тоже вскочил. Потом они оба, пробормотав в свое оправдание нечто невразумительное, приступили к исполнению своих обязанностей, проявив при этом несвойственную им прыть. Когда они стали сметать в угол грязный камыш, во все стороны полетела пыль, мякина, труха и прочая дрянь.
— Вот мерзавцы, — проворчал Фергал. — Оставил их ненадолго, так они спать завалились. Ну ничего, приехал хозяин, теперь им придется пошевеливаться.
Когда Роб вышел во двор, там слонялись не то два, не то три человека. Припадая на больную ногу и загребая сапогами грязь, Роб подошел к воротам и, услышав громовой крик отца: «Отворяй!» — отодвинул засов, распахнул массивные деревянные створки, после чего навалился всем телом на рукоятку лебедки подъемного моста. Заскрежетали шестеренки, зазвенели, выползая из своих гнезд, цепи. Как только мост опустился, Ангус Кэмпбелл промчался по нему на своем жеребце и нырнул в арку ворот. Потом простучала копытами по деревянному настилу моста вторая лошадь, которой правил стройный светловолосый всадник, закутанный в плед с цветами клана Кэмпбелл и маленькой девочкой на руках. Неожиданно Роб понял, что перед ним не Дирмид и не Дункан. В замок Лохви с ребенком на руках въехала женщина. Одарив женщину любопытным взглядом, Роб повернулся к отцу. Ангус Кэмпбелл остановил своего взмыленного коня и соскочил на землю. Плечи у него сутулились, голова уныло клонилась вниз, рыжие с проседью волосы были влажными от пота и липли к затылку, руки слегка подрагивали. Избегая смотреть сыну в глаза, Ангус торопливо повернулся к Фергалу и хриплым голосом произнес:
— Фергал, отведи женщину и ребенка в главную башню и там запри. И прикажи, чтобы их хорошо охраняли.
Роб бросился к лэрду; он не мог больше молчать.
— Где парни, отец? Где твои сыновья? Не глядя на сына, Ангус пробурчал:
— Они помогли мне выиграть время и уйти с заложниками от погони.
— Значит, они едут за тобой?
Ответом было молчание. У Роба перехватило горло и сдавило грудь. На мгновение он лишился дара речи. Его язык и губы никак не могли облечь в слова вопрос, к которому взывали его чувства и разум. У него все еще оставалась слабая надежда, что братьев захватили в плен и отдадут за выкуп.
Роб с шумом втянул в себя воздух, у которого был горький привкус утраты. Потом его взгляд переместился на женщину, державшую на руках маленькую девочку. Женщина тоже на него посмотрела, и в ее зеленых глазах промелькнул отблеск какого-то чувства, подозрительно напоминавшего жалость. Этот отблеск убил в нем всякую надежду, зато развязал язык.
— Пусть тебя дьявол проглотит, старый дурень, — негромко сказал он отцу, который при этих словах зло блеснул глазами и расправил плечи. — Твои жадность и гордыня сгубили всех. Но неужели жизнь этого ребенка стоит жизни моих братьев? А граф Аргилл с его непомерным самомнением? Думаешь, он стоит Дирмида или Дункана? Черта с два! Он такое же дерьмо, как и ты…
— Придержи свой грязный язык! — прорычал Ангус. — Я сделал то, что должен был сделать. И твои братья тоже. Будь ты мужчиной, поехал бы с нами, а не прятался за этими стенами, как трусливый пес!
Фергал подался вперед и хотел уже было вступить в разговор, но Роб взмахом руки заставил его замолчать, после чего, обратившись к отцу, с горечью и презрением бросил:
— Думай обо мне что хочешь. Твое мнение отныне ничего для меня не значит.
— И никогда не значило. — Ангус опустил глаза и стал сосредоточенно разглядывать мозоли у себя на ладонях. — Господь свидетель, уж лучше бы ты…
Роб договорил за него:
— «Уж лучше бы ты погиб вместо них»? Ты это хотел сказать? Что ж, с этим я спорить не стану. Действительно, так было бы лучше для всех.
— Если бы ты поехал с нами, все могло кончиться по-другому! — в запальчивости крикнул Ангус, подняв голову.
— И опять ты прав! Поскольку я бы не допустил, чтобы ты принес в жертву моих братьев, стараясь угодить этому проклятому Аргиллу.
Ангус выбросил вперед кулак размером с детскую голову, вложив в удар всю свою силу и вес. Роб увернулся, но так неловко, что из-за жгучей боли в ноге едва не потерял равновесие. Зато Ангус, промахнувшись, не удержался на ногах и рухнул посреди двора в грязь. Фергал, желая помочь хозяину подняться, протянул ему руку, но Ангус ладонью отшвырнул ее в сторону и встал на колени, упершись руками в бедра. Головы он так и не поднял и на сына не посмотрел. Тягостное зрелище стоявшего на коленях отца поразило Роба до глубины души, но он не смог заставить себя к нему подойти, Воцарилась мертвая тишина. Стоявшие во дворе слуги и женщина-заложница с ребенком на руках молча созерцали унижение могущественного барона. Даже лошади — и те замерли на месте. Роб видел, как голова лэрда
