одной цепи, и только по его команде будет первый бросок гранат по вражеской траншее. Стрелки заверили, что все они умеют снаряжать и бросать гранаты РГД. Главное, бесшумно подняться на высоту, сблизиться ползком, одновременно всеми ротами бросить гранаты, а затем стремительно ворваться в траншеи. Также мы проверили остальные роты.
От исходных позиций до вражеского переднего края было менее километра с подъемом по скошенному пшеничному полю. Снопы были сложены по стерне в крестцы. Шли полусогнувшись, осторожно делая каждый шаг. Нервы напряжены до предела. Каждому казалось, что сердце бьется не в груди, а где-то под кадыком. Вдруг остановка. Впереди тихая возня. Лейтенант ведет двоих с поднятыми руками. Один из них полушепотом-повторяет: «Я поляк, я поляк», — делая ударение на первом слоге, а второй: «Я хорват». Эти вояки были в дозоре и спокойно уснули на мягких снопах. Очнулись, когда лейтенант уже овладел их оружием. Комбат отвесил им по зуботычине и напомнил, что Тито и Роля Жемерский воюют нашими союзниками, а они предатели, и выругался по-польски: «Пся крев…»
Этот инцидент несколько успокоил нас. Если дозорные спят, то в траншеях боевая готовность тоже не лучше. Немцы за полночь иногда бывали беспечными. Они даже не пускали осветительные ракеты. Последние метры мы преодолевали ползком. Наконец остановка. Солдаты снаряжают гранаты запалами. Мы с комбатом во 2-й роте, он поднимается в рост и громко командует: «Гранатой!» Весь вражеский передний край осветился разрывами гранат. Одновременно раздалось громкое «Ура-а-а!», и снова разрывы. Мало кому из вражеской пехоты удалось бежать во вторую траншею. В полутьме пустили вход штыки и ножи. Пленных не оказалось. Убитых свыше полусотни выбросили из окопов. У нас один был убит и трое ранены.
Связисты подключили телефон, и тут же голос командира полка: «Что у вас там творится?» Отвечаю, что захватили первую траншею противника. «Каким образом, по чьему приказу?» Отвечаю: «По приказу комбата Ламко». Получаю команду: «Батальону подготовиться к отражению контратаки, а тебе бегом в штаб».
Захватив поляка и хорвата, мы с посыльным быстро умчались под гору. Вот и железнодорожная насыпь. Начальство полка все в сборе. Громко обсуждают случившееся и набрасываются с расспросами. Всех беспокоит рассвет и неминуемая контратака. Я успокаиваю: не следует сейчас отрывать Ламко «указивками», так как он сам знает, что ему делать. Нужно готовить артиллерию и минометы для заградительного огня.
Командир дивизии в тревоге и требует подробного доклада. Командир полка передает мне трубку, и я подробно докладываю комдиву, чему был сам свидетелем. Его тоже тревожит предстоящая контратака. Чем можно помочь батальону? Отвечаю: «Если контратака будет с танками, то нужно ближе выдвинуть противотанковый резерв дивизии и хорошо бы привлечь и наши танки, если мы начнем преследовать».
До рассвета комдив сообщил, что на случай контратаки противника с нашей стороны нас может поддержать одна танковая рота из соседней танковой бригады. Для этого ее комбриг прибудет на наш КНП.
Это утро мы ожидали с обостренным напряжением. И действительно, с восходом солнца немецкое командование послало немецкие подразделения, проспавшие и потерявшие свои позиции, восстанавливать утраченное положение, усилив их двумя танками и плотным артиллерийским и минометным огнем по занятой нами высоте. Наша дивизионная артиллерия поставила заградительный огонь и подожгла один из танков, но немецкая пехота продвигалась вперед короткими перебежками. Командир танковой бригады решил по радио вызвать свою танковую роту для занятия исходного положения. Но в этой роте на ходу оказалось только два танка. Причем, когда один из них делал крутой разворот, у него соскочила гусеница и ему необходимо было время для постановки ее на место. Остался ротный с одним танком, а за неисправности до начала атаки танкистов отдавали под суд Военного трибунала, поэтому командир роты со слезами умолял своего комбрига, приехавшего на своем командирском танке, дать его танк, пока танкисты не поставят гусеницу на неисправный.
Плотным огнем батальона Ламко и нашей артиллерии прямой наводки с насыпи мы заставили немецкую пехоту залечь. Начальник артиллерии полка майор Бикетов И. В. не только лично руководил стрельбой, но и сам наводил противотанковое орудие на цели. Майор Кузминов вел огонь из трофейного пулемета. Я не помню другого такого случая, чтобы командование полка лично участвовало в бою. Это был единственный прецедент для меня за всю войну. Но немцы держались в своей второй траншее и вели огонь по нашему батальону. Вот и решил комбриг отдать свой танк, чтобы поддержать нашу пехоту. Командир танковой роты побежал к своему экипажу с улыбкой, радуясь уступке командирского танка и тому, что не будет судим. Да, бывало и такое.
Танки благополучно спустились в овраг, незаметно для противника поднялись к нашему батальону и с обоих флангов внезапно оказались у немецкой траншеи. Они на полной скорости утюжили ее и стреляли по немецкой пехоте, которая спасалась бегством в Верхнюю Будакивку. Второй немецкий танк тоже был подбит нашими танкистами, они же подбили бронетранспортер командира пехотного батальона. В нем я позже обнаружил на его мундире оставленные в бегстве ордена и документы. Наша пехота вылезла из окопов и стоя наблюдала за расправой с немцами наших героев-танкистов. Видимо, то же самое испытывали немцы в первые месяцы войны, когда почти безнаказанно продвигались по нашей земле и чувствовали свое несомненное превосходство перед нами. Я позвонил комбату Ламко, поздравил с окончательной победой и попросил поднимать батальон и преследовать немцев, пока они деморализованы. Полк с ходу овладел Нижней Будакив-кой и погнал противника на запад, не давая ему закрепляться на последующих рубежах практически до самого Днепра. На соседних участках противник тоже оставлял рубежи, и началось общее преследование.
Ю. И. МУХИН. Вот пример осмысленности, смелости и личной храбрости офицера, которого офицером сделала война. Его не учили до войны в училищах, он не оканчивал академий, но он действует, как и должен действовать офицер.
Форсирование Днепра
А. 3. ЛЕБЕДИНЦЕВ. В ночь с 21 на 22 сентября полк выступил по маршруту Ковтуновка, Золотоноша, Вергуны-Пологи, Цибли и во второй половине дня 22 сентября подразделения сосредоточились в селе Городище, от которого до берега Днепра было не более двух километров. Это для всех нас оказалось настолько неожиданно, что, получив очередной лист топокарты, на которой была обозначена голубая лента Днепра, я был потрясен случившимся. У нас не имелось клея для склеивания листов карт, информации свыше об обстановке тоже никакой. И вдруг рядом седой Славутич, воспетый великим Кобзарем и другими писателями и поэтами. По радио кодограммой в район южнее Переяслава- Хмельницкого были вызваны к командиру дивизии три человека: майор Кузминов М. Я., начальник штаба полка майор Ершов В. В. и полковой инженер лейтенант Чирва Федор.
С помощью бинокля я смотрел на крутой правый берег реки. Он заметно возвышался над пологим левым. На противоположной стороне гнездились на пригорках украинские хаты-мазанки в окружении фруктовых деревьев. Это была Григоровка Каневского района. В ее северо-западной части поднималась высота с отметкой 244.5, от которой прямо к Днепру пролегал глубокий овраг, расширяясь и углубляясь к берегу реки. Южнее Григоровки и до села Бучак на том берегу простирались рощи. От села Городище до Днепра пролегала равнина, покрытая мелким кустарником и старицами после весенних паводков. Я быстро изучал местность по карте, так как имел обостренную память, как это и требовалось от разведчиков и штабных офицеров.
Вскоре вернулись все трое в полк. Я заметил резкую перемену в настроении и в суетливой деятельности командира и начальника штаба полка, спросил о боевом приказе дивизии, но начальник штаба сказал, что он отдан в устном порядке, поэтому и мне полковой приказ писать было не с чего. Только лейтенант Чирва не проявил никакой растерянности. Он (до войны бывший художник-оформитель из Краснодара) был склонен к выпивке, но в тот день был совсем «сухой». В его саперном взводе на тот день были только повозочный и один сержант. Конечно, при такой укомплектованности саперами чуда на переправе не совершить и он с сержантом пошел из дома в дом, разыскивая владельцев рыбацких лодок и
