заведомо зная, что они натворят ошибок. Потому что никакой институт, никакие академии Делу не учат, преподаватели этих заведений просто о Деле рассказывают, и дай Бог, чтобы они сами понимали о чём. Делу можно научиться, только делая его. Но конечно, обучать Делу нужно того, у кого есть к нему задатки. Что толку учить баскетболу толстого коротышку? А у Жукова были безусловные задатки полководца. Их заметили в Жукове и очень точно дали в своих «Аттестациях» и Будённый, и Рокоссовский. Это «болезненное самолюбие», «сухость», «жёсткость и грубоватость». Сухость, грубоватость и жёсткость – это внешние проявления свойства характера, на которое почти прямо указал Будённый – жестокость.
Вы спросите – а как же сам Рокоссовский? Ведь у него таких черт никто не замечал? В том-то и дело, что не замечал. Рокоссовский, Тимошенко – это полководцы от Бога. Они знали в каком месте и в какое время эти свойства характера нужны и в остальное время умели их контролировать, т. е. – оставаться нормальными людьми.
Почему Сталину было так важно, чтобы его ученик-полководец был самолюбив и жесток?
Я цитировал Рокоссовского: он рассказывал, что Сталин, через голову Жукова, разрешил ему отвод войск. Но вот что, вспоминает Рокоссовский, последовало дальше. Как только Жуков об этом узнал, он немедленно дал телеграмму:
Давайте вдумаемся, что стоит за этими строками.
Вообще-то Жуков, как человек, боялся Сталина. Говорят, что в 1945 г. он на приёме союзников, оговорившись, назвал английского фельдмаршала «товарищ Монтгомери». Когда на это обратили его внимание, он страшно переволновался и даже специально разговаривал со Сталиным, доказывая, что это он неумышленно.
Но когда речь шла о военных вопросах, в которых Жуков считал себя специалистом, то он вёл себя со Сталиным порою дерзко до грубости. Самолюбие не давало ему признать чьё-то верховенство над собой. Даже верховенство Сталина.
В чём ценность этой черты. Самолюбие, честолюбие – важнейшие свойства подчинённых. С безразличным подчинённым, которому безразлично что о нём думают (лишь бы его не трогали), очень тяжело работать. Лучший подчинённый – это тот, кто хочет и стремится достичь наивысших показателей, самой славной победы. Такому подчинённому требуется меньше контроля (чтобы только не зарвался где- нибудь в порыве энтузиазма), такой подчинённый быстрее становится профессионалом. Человек, который утверждает, что ему не нужна слава, что ему безразлично, что о нём думают – чаще всего ленивый баран, который завидует другим, но свою лень и тупость пересилить не может.
И дело не только в этом. Вот представьте, что Жуков был бы таким бараном и не отменил приказ Сталина, а на этом участке фронта случилась бы катастрофа. Сталин бы начал упрекать Жукова, а тот бы отпарировал: «Это по Вашей, а не по моей вине произошла катастрофа, так как это Вы через мою голову здесь командовали». А отменив приказ, Жуков возложил только на себя всю полноту ответственности. И то, что он, отстаивая свои решения, даже дерзил Сталину, говорило последнему, что этот подчинённый ответственности не боится. А такие подчинённые в жизни так же редки, как и жемчужное зерно в навозной куче.
Поясню эту мысль на примере эпизода боевой службы генерала Петрова, талантливо описанной писателем Карповым в романе «Полководец». К командующему фронтом Петрову, готовящему операцию по освобождению Крыма, посылают члена Ставки Верховного Главнокомандующего маршала Будённого. Энергичный маршал силами фронта Петрова планирует и самостоятельно проводит десантную операцию. Петров в его действия не вмешивается. Но когда, как пишет Карпов, из-за операции Будённого сорвалась операция по освобождению Крыма, то есть Дело Петрова, и Петрова вызвал для разборки Сталин, то командующий фронтом попытался свалить вину на Семёна Михайловича. Не помогло! Сталин снял с должности и разжаловал единоначальника – Петрова. Карпов, между прочим, с этим решением Сталина не согласен.
И Петрову, и Карпову это не понятно, а для Сталина в поведении Петрова не было секрета – он видел, что Петров трусит брать на себя ответственность. Ведь если бы операция Будённого удалась, то Петров бил бы себя в грудь: «Мы с Семёном Михайловичем победили!!» А раз не победили, то Петров вроде ни за что и не отвечает – Будённый, дескать, виноват, а Петров не причём. И десятки тысяч советских солдат сложили головы в Крыму бесполезно из-за этой бюрократической трусости Петрова. А Жуков, как видите, на своём фронте, не то, что Будённому, Сталину не давал командовать.
И чтобы в этом вопросе не ограничиваться только отечественными примерами, вспомните приведённый мною выше эпизод о том, как Гитлер снимал Рундштедта за разгром 1-й танковой армии. Рундштедт заявил, что в разгроме армии Клейста виноват сам Гитлер, так как это он дал приказ взять Ростов-на-Дону. А что – Рундштедт не понимал, что танковый клин Клейста может быть у основания подрублен Тимошенко? Гитлер за него должен был это обдумывать?
Зная бюрократию, как управленческое явление, могу сказать, что сам Рундштедт, а после войны и почти все немецкие генералы, видимо, был искренне уверен, что лично он отвечает только за победы, а за все поражения отвечает лично только Гитлер.
А Жуков (в войну) готов был отвечать за всё сам и, думаю, что именно за это Сталин искренне уважал его. Кто-то описывал, что на даче Сталина они ждали Жукова, но тот, задержавшись в Генштабе, сильно опаздывал. Когда он приехал, Сталин не только не сделал ему замечание, но и не стал начинать совещание, узнав, что Жуков ещё не ел. Все, во главе со Сталиным, ждали, пока Жуков поест. Или такой пустяк. До 1948 г. командующие могли принимать парады верхом. Но в том году, принимая парад в Свердловске, Жуков упал с лошади. Узнав об этом, Сталин приказал всем принимать парады только на автомобилях.
А теперь о жестокости. Немцы величайшие знатоки войны (были), они много о ней думали и сделали массу общих, очень точных теоретических выводов. Начальник немецкого Генштаба прошлого века генерал Мольтке как-то сказал, что высшей формой гуманизма на войне является жестокость. Наверное подавляющее число читателей воспримет это как шутку или парадокс. Но это не так. Сама война является парадоксом – ведь в мирной жизни мы стараемся уберечь человека, а на войне его требуется уничтожить.
Причём, на войне жестокость является гуманной акцией при применении её как к противнику, так и к своим войскам.
Возьмите, к примеру, Чечню. В 1944 г. две дивизии НКВД осуществили операцию по восстановлению суверенитета на территории СССР – выселению с территории Чечено-Ингушской АССР всех чеченцев и ингушей. Причём, это были не безобидные и безоружные крестьяне. У них было изъято несколько тысяч стволов оружия, включая немецкое автоматическое и миномёты. Никто не оказал ни малейшего сопротивления, в результате чего чеченцы и ингуши были расселены на востоке в подготовленное жильё (по военным возможностям) и обеспечены работой. Почему не было пролито крови? Потому что Сталин был истинным полководцем, следовательно – жестоким. У тогдашних чеченцев не было ни малейшего сомнения, что окажи они сопротивление и безусловно будут беспощадно уничтожены все сопротивляющиеся, кем бы они ни были – взрослыми, детьми или женщинами. Своей жестокостью Сталин проявил к чеченцам милосердие, он не дал им пролить своей, чеченской крови.
А наши нынешние гуманные, демократические, то ли подлецы-предатели, то ли идиоты, а скорее и то и другое? В 1995 г. начали восстанавливать суверенитет Чеченской Республики «гуманным» (в понимании этих и остальных кретинов) способом. В результате вся Чечня в развалинах, несколько сот тысяч человек убито, 400 тысяч собственно чеченцев бежало из Чечни куда попало – туда, где их никто не ждал.
Видя это, разве трудно согласиться с Мольтке, что на войне жестокость гуманна?
А теперь о жестокости по отношению к своим. Представим образно двух хирургов. К ним поступает женщина с перитонитом, нужно срочно оперировать. А ей страшно, она просит «каких-нибудь» таблеток и даже согласна на «укольчик» и на компресс. Она плачет, и добрый хирург «жалеет» женщину, откладывает операцию, и пациентка умирает от его доброты. А жестокий хирург воплей не слушает, немедленно кладёт больную на стол и спасает. Примерно такое же положение с полководцами.
Представьте, что вы в составе фронта своим полком атакуете врага с задачей продвинуться на 5— 10 км. Но огонь силён, в ваших рядах убитые, а вы «добрый» и, чтобы не увеличивать числа убитых,
