разносится по столице, из улицы в улицу, из дома в дом. И здесь в домах ремесленников и дальше, в домах крестьян, воцаряется искреннее огорчение, забота. Многих волнуют будущие перемены. Плакальщицы безумно вопят, выдирая волосы, посыпанные пеплом. Жены Хуфу в тревоге, какова будет их жизнь при новом правителе? Весь огромный дворец охвачен волнением.
Труп фараона в руках жрецов-бальзамировщиков, Пока останки бога превращаются в сухую сморщенную мумию, во дворце идет деятельная подготовка к торжественному обряду.
Собирается все имущество, которое будет положено вместе с царем в усыпальницу, необходимое ему для будущей жизни на полях Иалу. Жрецы готовятся к сложному погребальному ритуалу. Во дворце пронзительно кричат женщины.
Проходят беспокойные дни подготовки. Длинное шествие людей, повозок с имуществом направляется к белоснежной пирамиде, ослепительно блистающей в ярком солнечном сиянии. Семь черных диоритовых статуй Хуфу готовы принять в любой момент его Ка, кроме мумии. И был встречен мертвый Хуфу у своего вечного жилища заупокойными жрецами, исполняющими танец Муу[40]. В головных уборах из тростника они как бы представляли собой предков царя и, приплясывая, приветствовали Хуфу, как нового обитателя, при входе в потусторонний мир.
ПОСЛЕДНИЕ ВСТРЕЧИ
Однажды в праздничный день Руабен и Тети гуляли в окрестностях Великой пирамиды. Огороженная высокой стеной, она поднималась к небу белой громадой. Лучи солнца упирались в золоченые грани ее вершины и отражались слепящими снопами света. У границы, заливаемой водами реки, был храм, от него к усыпальнице вел крытый белый ход для процессий. Множество горожан гуляло и восхищалось чудом, созданным народом Кемет. Вспоминая дорогих погибших, смотрели Руабен и Тети на пирамиду. И казалось им, что кровь ее жертв сцементировала миллионы камней в одно целое, несокрушимое для времени; кости искалеченных и раздавленных подпирали ее, а слезы и горе отмыли до ослепительной белизны.
Навстречу семье несли в кресле княгиню Тию, первую красавицу при царском дворе. Медлительный и ласковый взгляд ее остановился на Тети, и она ответила улыбкой на их поклон.
— Она стала еще прекрасней.
— А тебя по-прежнему зовут лотосом Анхтауи.
— Какой уж я теперь лотос, — рассмеялась Тети.
— Лотос, полностью раскрывший лепестки.
В стороне от толпы, среди знатных горожан, виднелась огромная фигура Яхмоса в белой одежде. Горделивая походка выделила Тети и ее мужа. Они шли, разговаривая и смеясь. И каждому было ясно, что эти люди счастливы. Жрец смотрел им вслед и думал, что красивая эта женщина может жить лишь на родной почве, в простонародье. Он видел, как увядала ее красота в его богатом доме. Яхмос давно охладел к ней. И хорошо, что нет у него этой своенравной и непокорной простолюдинки. Яхмос направился к городу, к храму Птаха. Там он пройдет в покои Аписа. Разжиревший, но все еще великолепный бык будет покорно тереться толовой о его руки. Слуги, подсмотревшее секрет усмирения, давно не боятся своего бога. Надменная голова Яхмоса выражает непреклонность. Уходит к Осирису Птахшепсес. Не сегодня-завтра Яхмос будет верховным — Великим Начальником Мастеров. И уж он-то вернет храму Птаха главенствующее положение. Верховный жрец должен ладить с царем, быть ему необходимым. Соперников у Яхмоса нет. Его ум, воля, знания известны всем, а главное — он — богатейший в храме. Как истый сын своей страны, он соорудил себе усыпальницу — снаружи блестящий черный диабаз, а под землей — дворец с мраморным саркофагом. Но, слава богам, он здоров.
Широкими шагами он шел к городу, а за ним с креслом шли слуги. На их лицах удовольствие: господин захотел прогуляться. Нести такого крупного господина тяжело.
В один из вечеров в калитку двора Анупу постучал чужеземец в одежде жителей островов Ханебу. Из двора вышла Тети. От пристального взгляда гостя она растерялась, тень испуга прошла по лицу, но она вежливо спросила:
— Ты, верно, к мужу?
— Если ты жена ваятеля Руабена, то я пришел правильно.
И опять тень неудовольствия мелькнула в глазах, но она гостеприимно пригласила гостя.
— Посиди, я пошлю за ним Инара.
— Инара? — удивленно переспросил гость.
— Да, сынишку. Сходи-ка, сынок, за отцом, — сказала мальчику, игравшему с кошкой.
Мальчик с любопытством окинул посетителя и торопливо убежал. Тети с тревогой посматривала на пришельца, сидевшего в глубокой задумчивости. Густые кудри с проседью, зачесанные назад, открывали большой лоб, на котором жизнь прочертила глубокие борозды. Проницательные глаза иногда останавливались на Тети с затаенным вопросом.
Руабен вошел с сыном и пытливо всматривался. Что-то было в нем давнее, знакомое, особенно во взгляде, смелом и прямом. С взволнованным лицом чужеземец подошел к хозяину:
— Рад видеть тебя, Руабен. Слышал, что ты теперь знаменитый мастер в столице. Рад за тебя. Могу ли с тобой поговорить наедине?
Они прошли в садик. Некоторое время молчали.
— Не узнаешь? — спросил незнакомец.
Руабен покачал головой. Тогда гость спустил с плеча тунику и на его спине ясно обозначилось клеймо раба.
— Эсхил?!
— Да, я тот самый, которого ты когда-то видел в Туре.
Волнуясь, он рассказал о побеге рабов, душой которого был Инар. Напомнил о платье, которое принес Руабен в корзине с продуктами.
— Инар погиб при непонятных обстоятельствах, — и Руабен рассказал все, что знал.
— Только теперь я понял, что произошло. Желая отвлечь погоню от беглецов, он направил стражу за собой; спасая друзей, погиб сам.
— Он мог не делать этого и остался бы жив.
— Да, — согласился Эсхил, — помогая нам, сам он не мог убежать, не хотел причинить близким горьких испытаний. Благородный юноша отдал свое горячее сердце людям и жизнью расплатился за нашу свободу.
Взволнованный Эсхил сидел, прислонившись к стволу молодой пальмы. Он погрузился в воспоминания о той памятной ночи. В настороженной тишине тускло поблескивала река, и барка неслась по ней, точно птица. Как одержимые, взмахивали веслами гребцы, лихорадочно стремясь уйти от страшного места. А он, поглощенный борьбой за каждый локоть пройденного пути, не знал, что Инар заканчивал последние локти пути в своей жизни. Как, должно быть, горько и страшно остаться одному. Но он преодолел страх и увлек погоню за собой.
Гость очнулся от своего раздумья.
— Боги были тогда милостивы к нам. За ночь уплыли далеко. Утром направились по глухому рукаву, У сторожевого судна подозрений не закралось, мы опередили все приказы по реке. Море было тихое, и мы скоро доплыли до острова, где нас радостно встретили. Ливийцам некуда было ехать, все женились, стали свободными. Им помогли.
Беседу прервала Тети, обеспокоенная их долгим отсутствием.
— Так это сестра Инара? — спросил Эсхил, когда она ушла.
— Да, сестра Инара.
Мужчины перешли из садика во двор, где Тети разложила на циновке угощения, смутно чувствуя, что гость необычайный. Через двор на улицу прошел высокий плечистый юноша, очень похожий на Руабена. На нем была модная юбка-передник.
— Мой старший сын Пепи, работает, как и я, скульптором. Пошел к невесте.
— А как в мастерской?
