Соколовых он знал. Действительно, несколько раз в месяц ходил успокаивать «воюющих» супругов, составлял протоколы, но, увы.
Дело в том, что районный суд очень неохотно применял к работающим правонарушителям высшую меру административного наказания — арест до пятнадцати суток, предпочитая давать незначительные штрафы. Страдал от этого и Михалыч. Отдельные правонарушители, получив малый штраф, откровенно и нагло смеялись в лицо участковому. Соколов был из них.
— Виктор Петрович, без Вашей помощи принять должные меры и пресечь антиобщественное поведение таких семей как Соколовы очень сложно. Я готов оформлять соответствующие материалы, но нужно, чтобы правонарушители получали реальное, ощутимое для них, наказание. Было бы хорошо, если бы НАРОДНЫЕ судьи нашего районного НАРОДНОГО суда (Михалыч умышленно нажал на народность суда), иногда прислушивались к мнению народа о мере ответственности пьяниц и хулиганов. Тогда и порядок можно навести быстро.
Судья взглянул на Михалыча, хмыкнул, но сообщил, что берется урегулировать вопрос о двусторонней связи суда и народа. Стороны оговорили некоторые специфические детали совместной деятельности по наведению правопорядка и расстались очень довольные собой.
На второй день, в самый разгар выяснения Соколовыми «кто в доме хозяин?», Михалыч позвонил в их двери. За его плечами маячили две женщины с повязками дружинников. Участковый предложил прекратить дебош и пояснить причину скандала. Соколова, не дожидаясь пока муженек найдет нормальные слова, скороговоркой протараторила, мол, хорошо, что пришел представитель власти, который урезонит ее буйную половину, сломавшую ей всю жизнь. При этом, её речь на треть состояла из, мягко говоря, не совсем литературных выражений.
Участковый сделал суровое лицо, предупредил о недопустимости употребления нецензурной брани и предоставил слово Соколову. Здесь дело было еще сложнее. Тоже на треть, но только в обратную сторону, речь Соколова могла быть признана печатной.
Михалыч прервал тираду и пригласил обоих пройти для разбора в пикет милиции. По дороге разгоряченные скандалом супруги еще несколько раз пытались выяснить отношения. В пикете участковый усадил Соколовых и дружинников за написание объяснительных, сам же вызвал из райотдела машину и составил на каждого из супругов протокол о совершении мелкого хулиганства.
Назавтра, по просьбе трудящихся, ранее судимый Соколов получил от народного судьи 10 суток ареста, а его супружница 2 месяца исправительных работ. Через месяц история повторилась, с той разницей, что посидеть пришлось Соколовой и после этого в семье, во всяком случае, для соседей, воцарилась благодать и спокойствие.
В дальнейшем двусторонняя связь народ — народный суд, при посредничестве Михалыча, успешно фунциклировала и население на его участке все реже получало возможность посмотреть «домашний спектакль в чужой семье». Правда, досужие языки злословили, мол, женщины стали воспитывать своих разлюбезных ночью, под одеялом, и то вполголоса, не дай Бог кто услышит. Но на то они и языки, чтобы говорить чорт знает что.
Жил-был в одном районе заместитель прокурора района, назовем его Данила Петрович. По распределению должностных обязанностей отвечал он за надзор за деятельностью милиции, следствия и дознания. В том числе, он принимал решения о санкционировании ареста разных злодеев. Был он, на наш, молодой взгляд, древним дедком, лет этак за пятьдесят, с прескверным характером.
Ну, насчет характера, посудите сами. Звонит он как-то начальнику милиции и говорит с издевкой, мол, твоих милиционерчиков на внеплановый медосмотр надо, явно заболели, с тазиками на голове под окнами дежурки сидят (замечу, что окна его кабинета выходили на райотдел).
Начальник, конечно, чертыхнулся, но пошел глянуть, что там творится. Заходит в дежурку, а там один из участковых в присутствии понятых, сидящих на скамейке у стены, производит уничтожение из молочной фляги бражки. Уничтожает путем выливания этой самой браги за окно, ну вроде как на землю. И объяснение есть, фляга тяжеленная, так мы ее, эту подлую брагу, отраву народную, не вынося из помещения, ковшиками за окно… Что там было-о…
Так вот, этот Данила Петрович, да со своим характером, а тут и мы с жуликами. Не знаю почему, но, как мне казалось, он в нас самих видел тех самых жуликов. Опять же, судите сами.
Приходилось нам водить на аресты задержанных правонарушителей. Сначала в кабинет заходил следователь и докладывал дело, потом вызывали нас. Входим, докладываем:
— Товарищ прокурор, задержанный за кражу Такой-то для ареста доставлен.
Начинался допрос злодея.
— Воровал?
— Конечно, нет, гражданин прокурор.
— Дак тебя же в квартире задержали?
— Я мимо проходил, смотрю, дверь открыта. Думаю, надо хозяевам сказать, вот и зашел в квартиру.
— А следователь говорит, что тебя на выходе с вещами в руках задержали?
— Правильно. Я же смотрю, посреди комнаты чемодан и сумка стоят, заглянул, а там вещи всякие. Думаю, дверь не заперта, вещи упакованы, а ну, кто украдет, дай занесу их соседям. Только к дверям, а тут милиция.
— А в твоей квартире при обыске нашли краденное с такой-то кражи?
— Да это я на улице пьяницу встретил, он мне предложил купить подешёвке, я и купил. То, что это краденное не знал, пожалел мужика, ему похмелиться нужно было.
— Товарищ следователь, видите, он не виноват, а Вы предлагаете его арестовать. Нет. Отпустить под подписку о невыезде.
Воры знали эту ситуацию и изощрялись в своих оправданиях.
Может быть, так и было бы всегда, но однажды случилось нечто, перевернувшее прокурорское мировоззрение.
Знойным летним вечером Данила Петрович, хлебнув холодненького кваску, устроился с газеткой на диване, да ненароком задремал. Жена евойная зашла после трудов праведных, в ванну пот смыть — душ принять. И надо же такому случиться, забыли они дверь входную запереть, а тут и вор — шасть к ним в хату. Тихонько, стараясь не шуметь, собрал он, что ценного под руку попалось, да на выход. А там из ванны, из одежды одно полотенце на голове, супруга прокурорская в аккурат выплывает. Стоят они друг супротив друга онемевши. У каждого в голове мысли роем:
— Что за мужик в квартире? А он ничего. Ой, а у меня и губы не накрашены и непричесанная я.
— Ничего себе! Телеса роскошные, а украсть нечего!
Ну, ясно дело, она ручонками, что смогла, прикрыла, прыг обратно в ванну и в крик. Воровайка задерживаться и отвлекаться на объяснения не стал и был таков, благо светлый путь отступления освободился…
После этого случая, диалоги на арестах в корне изменились:
— Воровал?
— Конечно, нет, гражданин прокурор, у меня алиби.
— Арестован, подумай о своем поведении. Следующего.
— Воровал?
— Виноват, гражданин прокурор, бес попутал, прошу снисхождения.
— Арестован, подумай о своем поведении. Следующего.
Налёт
Сегодня много говорится о дедовщине. Рассказывают жуткие истории о том, как «деды» избивают и издеваются над несчастными молодыми солдатиками, как эти самые молодые, после зверских пыток ударяются в бега. В результате, например, у нас в ДВО, боец, скрываясь от этих «зверей-«дедов», много
