помог оружием. Подсказал, как готовить кавалеристов к боям и походам.
Армавирская милиция находилась на казарменном положении. По указанию Городовикова проводить занятия в эскадроне приезжал опытный кавалерист — командир штабного эскадрона 6-й Чонгарской дивизии Петр Дудкин. Василий любил сам присутствовать на занятиях. Наблюдая за своим взводным Ляховым, как тот ловко сидел в седле, довольно похмыкивал — хорошие у него будут конники! Зычно командовал взводному Дудкин:
— По коням, марш, марш! Первому полуэскадрону, галопом!
Ляхов четко выполнял команду, требуя от всадников полного повиновения.
Строевые занятия обычно заканчивались рубкой лозы.
Каждый раз Дудкин проводил разбор, давал советы:
— Командир должен не только уметь подавать команды, быть требовательным, но и уметь улыбаться. Так нас учит товарищ Городовиков. А он в кавалерии толк знает. Помни, Ляхов, боец в тебе должен видеть неунывающего командира. Рубит врага шашка, а силу-то ей дает человек. Как рубить бандитов — научу, а ты воспитай в них веру в наше великое дело.
Многое перенял и Кандыбин у нового учителя, хотя и не был новичком в кавалерии.
У Василия забот прибавилось. Приехал младший брат Борис. Они снимали небольшую квартиру у пожилой казачки. Хозяйка готовила еду из пайка, который получал Василий. Брата он, как и обещал, определил в школу. Но по-настоящему контролировать учебу не удавалось. Василий часто ночевал в отделе. Его тянуло в эскадрон. Нетерпение Кандыбина было понятно. Он готовил людей и коней к боям.
Кандыбин учил подчиненных конному бою, меткой стрельбе из личного оружия.
— Только высокая боевая готовность, — часто говорил Василий конникам, — решит исход любого сражения. А ее определяют три непременных условия — состояние конского состава, дисциплина и огневая подготовка, высокое пролетарское сознание и понимание каждым своей миссии.
Кандыбин полностью отдавал себя делу. В конном резерве подъемы по тревоге стали обычным делом. Но никто не роптал на нового начальника. С Кандыбиным как-то сразу становилось интереснее, веселее. Он всегда был готов ответить на многочисленные вопросы подчиненных. Это тоже нравилось людям. Он обращал на себя внимание собранностью, безукоризненной выправкой, легкостью движений, красивой посадкой в седле. На Кубани казаки с детства уважают джигитов, отлично владеющих конем и оружием. Эти качества Кандыбин вырабатывал у подчиненных.
— Василий Петрович, — напомнил Сыроежкин, когда они остались вдвоем, — вы все с резервом. А тем временем в Совет идут жалобы, что в городе много развелось жуликов, честному человеку нельзя, мол, появиться на Сенном базаре: обворовывают тут же, а милиция никаких мер не принимает.
— Конники в этом не повинны, — возразил Кандыбин. — Давай проведем облаву, используя кавэскадрон, так, чтобы бандюги почувствовали руку милиции. Совместно с уголовным розыском составь план мероприятий, точно определи все злачные места, чтобы потрясти притоны, воровские малины. Сам знаешь. Посоветуйся с чекистами, но о замысле и времени операции пока никому ни гу-гу. — Держать оперативный план в голове — была его старая привычка с фронта, проверенная не раз. Чем меньше людей знало об операции, тем вернее был успех. Василий догадывался, что кое-какая информация утекала. Только этим он мог объяснить неудачи милиции в последнее время.
В базарный день, как условились, конные разъезды перекрыли дороги из Армавира. Оперативные группы, руководимые Кормилициным, Сабицким, и сотрудники, переодетые в штатское, появились одновременно на Сенном базаре и в трактирах. Зацепили перекупщиков краденого. Словно рыбакам в невод, попались уголовники разного масштаба: медвежатники, пытавшиеся ограбить банк, спекулянты, самогонщики. Целую бричку самогонного спирта Василий распорядился отправить в городскую больницу, которая очень нуждалась в медикаментах. Были среди задержанных малолетние воришки-беспризорники. Их в последний год много появилось на Кубани, куда они бежали от голода, обхватившего Поволжье и другие губернии.
— Отделите мальчишек от взрослых и поместите не в камеру, а в пустую комнату, — приказал Кандыбин.
Закончив срочные дела, Василий пришел к беспризорникам. Те смело подошли к нему.
— Гражданин начальник, дай закурить!
— Угощайтесь, пацаны!
И тут же десяток рук вмиг опустошили коробку.
— Что же мне с вами делать? — Василию по-настоящему жаль было подростков. А они смотрели на начальника милиции с открытой неприязнью, словно волчата. Для них он был «легавым», врагом.
«Сколько же надо сил, мудрости, чтобы из них вырастить настоящих людей…» — с теплотой думал Кандыбин.
— Определим вас на жительство, обучим ремеслу.
— В колонию не хотим.
— Ну, ладно, не шумите, пока отдыхайте. Распоряжусь, чтобы вас накормили.
Утром всех направили в детский дом. Сыроежкин с Кормилициным допрашивали медвежатников. Против задержанных пока прямых улик не было, но Сыроежкин интуитивно чувствовал, что те «расколются», как только выявятся сообщники. Зацепки кое-какие были.
Кандыбин просматривал протоколы допросов, когда ему позвонили из горкома партии. Он узнал резковатый голос секретаря:
— Весь город взбудоражили. Почему со мной не согласовали? Смотри, Кандыбин, если пойдут жалобы на вас за нарушение законности, отберем партбилет.
— Задержаны опасные рецедивисты, — объяснил Василий. — Разбираемся, потом доложу.
— Наслышан о вашем «геройстве», мешочников, спекулянтов хватаете — это тебе не бандюг ловить. Понимаешь, пока с резервом в войну играешь, банды жгут и грабят станицы. Делай вывод!
— Мы его уже сделали, товарищ Анзарашвили, — Кандыбин повесил трубку.
Он никак не мог понять, откуда дует ветер, чем недовольно партийное руководство. Возможно, это непонимание задач, возложенных на милицию, а если сознательное принижение карающей роли государства в момент пролетарской диктатуры, новой экономической политики? Своими сомнениями Кандыбин собирался поделиться в крайкоме партии. А пока решил выступить на заседании исполкома.
Весь президиум исполкома во главе с председателем Адатынем был в сборе, когда Василий докладывал о работе милиции. За длинным столом собрались пятнадцать человек. По правую руку от Адатыня сидел председатель тройки Кузьма Иванович Чижик, сразу поддержавший предложение Кандыбина о создании эскадрона. Были тут и представители юстиции, судья и прокурор, работники совнархоза. Всех их Кандыбин знал. С судьей ему часто приходилось встречаться, как и с представителем наробраза, в ведении которого находились детские дома.
Вопрос о работе милиции на повестке стоял четвертым. Первым докладывал уполномоченный по заготовкам. Суть его выступления сводилась к одному: страна ждет хлеба от Кубани, поскольку во многих губерниях большой недород. Есть уже немало примеров, когда зажиточная часть населения старается под разными предлогами уклониться от сдачи налога.
— Видимо, товарищ Кандыбин оперативно отреагирует на это, — сказал уполномоченный.
«Тоже важно», — отметил про себя Василий.
Наконец дошла очередь до Кандыбина.
— Товарищи, первое, что удалось нам сделать, — наладить политучебу. Грамоте учим милиционеров. Пусть не покажется странным, что в первую очередь я говорю не о борьбе с преступниками, а о политико-просветительной работе с личным составом милиции. Это особенно необходимо в связи с ленинской новой экономической политикой и задачами утверждения революционной законности. В условиях сложной и многим сотрудникам непонятной ситуации очень важно помочь им выработать правильное политическое чутье. Это задача первостепенной важности.
Прокурор перебил:
— Что ты нам про учение толкуешь! Давай ближе к делу.
— Вот я и говорю, без политически грамотного, культурного сотрудника милиции трудно выполнить
