– Молодец. Правильно. А я, представь себе, наслаждаюсь, когда изменяю мир. Поверь мне, Траутман, после того, как мой проект успешно завершиться, мир изменится куда сильнее, чем, если бы я сменил президента или приобрел модный футбольный клуб, – он снова обидно засмеялся, но я понял, что оскорбительная составляющая смеха на сей раз относится не ко мне. Наверное, поэтому смех показался мне довольно мелодичным, если только слово «мелодичный» можно применить к вороньему карканью.
– А теперь – к делу, – сменил тему Петров. – Сегодня состоится сбор рабочей группы по моему проекту. Упомянутый модный сценарист появиться там не сможет, а без него все мои планы накрываются медным тазом, чего я, как тебе известно, очень не люблю. Выручай, Траутман!
– Как?
– Поедешь туда вместо него.
– Почему именно я? Это как-то связано с секвенциями?
– А вот почему, – Петров, проигнорировав моё предположение, достал из внутреннего кармана пиджака синюю книжечку по размеру и толщине похожую на паспорт, и бросил на стол.
Что это и в самом деле паспорт я понял, еще не взяв его в руки: в центре обложки был вытеснен американский орел, сверху шла крупная надпись PASSPORT, а под орлом было написано United States of America. Интересно! В Штатах я был два раза, а подержать в руках их паспорт не довелось. По привычке раскрыл его на последней странице, рассчитывая обнаружить там фотографию владельца, как на наших загранпаспортах. Ничего подобного! На страничке, примыкающей к задней обложке, оказалось изображение космического корабля на фоне каких-то двух планет, а слева текст на английском. Сами листки оказались симпатичного голубого цвета с отчетливой сеткой красноватых узоров, как на крупной купюре. Надпись на левой страничке (ее номер был двадцать восемь) предупреждала о том, что паспорт содержит чувствительные электронные элементы, в связи с чем далее следовали рекомендации класса «в рот не брать, на пол не бросать». Текст, набранный мелкими буквами, я читать не стал, вместо этого пролистнул страницу назад. Красота неописуемая! Я немного полюбовался изображением статуи Свободы во всей прелести и каменной плиты с какой-то датой, записанной римскими цифрами, затем немного напрягся и перевел год на родные арабские: 1776. Кажется, год принятия Декларации независимости. Листанул дальше, обнаружил медведя, по-видимому, гризли и индейский тотемный столб. Всё это напоминало очень красивую книжку с картинками. Я сообразил, что фотография владельца расположена на первой странице и открыл сразу ее. Не то. Какая-то овальная картинка слева и текст справа. Перевернул еще страницу, и на меня уставилась голова белого орла, точнее, насколько я понял, белоголового орлана, символа Американских соединенных Штатов. Я постарался понять смысл выражения птичьей физиономии, но безуспешно. Примем к сведению: мимика у белоголовых орланов бедна и невыразительна. Потом мой взгляд скользнул вниз на цветную фотографию владельца паспорта. Определенно, это лицо мне знакомо. Справа от фото прочитал имя и фамилию: Пол Беливук – тот самый сценарист, которого, по мысли Петрова, я должен замещать на собрании участников проекта. Переведя взгляд снова на фото, я подумал, что по фамилии представлял внешность Пола совсем иначе, не худощавым блондином с голубыми глазами навыкате и неприятным тонким ртом, а смуглым брюнетом южного типа.
– Теперь понял? – резкий голос Петрова вывел меня из задумчивости. Я оторвал глаза от паспорта и переспросил:
– Понял – что?
– Траутман, ты в зеркало иногда смотришься?
– Почти каждый день, когда бреюсь.
– Посмотри внимательно на этого Беливука! – Я снова перевел глаза на фотографию и, наконец, понял, почему это лицо показалось мне знакомым. Если господину Беливуку удлинить волосы, чтобы висели до самых плеч, и убрать очки в толстой черной оправе, получится та самая физиономия, которую я по утрам наблюдаю в зеркале. Неужели у меня такие неприятные губы, расстроено подумал я. Наверное, так кажется из-за этих очков – удивительно уродливая конструкция.
– Этот человек несколько напоминает меня, – оставить без внимания последний вопрос Петрова было бы невежливо, – это и есть причина, по которой ты выбрал меня? Мне кажется, что среди своих многочисленных сотрудников ты без труда найдешь двухметрового костистого блондина с голубыми глазами. Кстати, имей в виду, стричься я не намерен!
– Я так и знал, что ты согласишься, – пророкотал Петров. В его тоне отчетливо слышалось самодовольство. Похоже, что он и в самом деле не сомневался, что долго уговаривать меня не придется. Честно говоря, меня это возмутило. Прекрасно известно, как бывает трудно отказать моему другу, но я вовсе не был намерен сразу сдаться. Во всяком случае, полезно будет ему показать, что я не из тех людей, которыми можно манипулировать так явно. В конце концов, я ему нужен ничуть не меньше, чем он мне. Пусть он – один из истинных хозяев мира, но у него нет дара, которым обладаю я и только я.
– Будь добр, сделай нам еще кофе, – небрежно попросил я его, – и имей в виду, мы с тобой еще ни о чём не договорились.
Петров, сама кротость, тут же подхватил обе чашки и двинулся к кофеварке, лишь поинтересовавшись, не нужно ли ополоснуть мою посуду.
– Не нужно, – величественно произнес я. – А почему ты, собственно, уверен, что настоящий Беливук не появится в самое неподходящее время и не закатит скандала?
– Поверь мне, такого произойти не может, – сообщил Петров, а потом обернулся ко мне и добавил с укоризной:
– Траутман, ведь я тебя никогда не обманывал, – я обратил внимание, что глаза у моего друга выглядели чересчур честными, но возразить мне было нечего: он действительно меня ни разу не обманывал. Он многократно не рассказывал всего того, что мне следовало бы знать, не раз и не два заставлял делать выводы, имеющие весьма косвенное отношение к действительности, причем я помню случаи, когда от моей правильной оценки зависела, как мне казалось, моя жизнь. Я хорошо помню ситуации, в которых я становился жертвой его бессовестных, но, нужно отдать должное, весьма квалифицированных манипуляций. Но не лгал он мне ни разу, это – правда.
– Ты бы не строил мне глазки, а за кофе лучше следил, – сварливо произнес я, понимая, что мы уже обо всём договорились.
Воспользовавшись тем, что мой гость отошел к кофеварке, я занял свой законный стул – на своем хозяйском месте я чувствую себя гораздо увереннее. За второй чашечкой кофе Петров по-прежнему вел себя как агнец, не приставал с советами и указаниями и терпеливо ждал, когда я начну уточнять у него детали будущего приключения.
– Значит, ты хочешь, чтобы я отправился в незнакомую компанию, под чужой личиной и, вдобавок, по чужим документам? – уточнил я. Петров развел руками (для этого ему пришлось поставить свой кофе на стол) и ласково улыбнулся.
– А на каком языке, позволь спросить, я, американский сценарист, буду общаться с тамошней публикой?
– На английском, разумеется. Ведь ты же американец.
– Послушай, это просто смешно! Конечно, по-английски я объясняюсь вполне свободно, но никто и никогда не примет меня за американца. Вспомни, ты сам неоднократно позволял довольно неучтивые замечания по этому поводу.
– Беливук – этнический хорват. Никто не знает, как именно хорватский сценарист должен изъясняться на американском наречии.
– А если кто-нибудь захочет поговорить со мной на хорватском?
– Не представляю, чтобы кому-нибудь могла бы прийти в голову такая идея. Впрочем, хорватского ты не знаешь. Родился-то ты в Америке. Хорватский забыл, английского толком не выучил, – я с подозрением взглянул на Петрова – не издевается ли, но его глаза светились такой искренней доброжелательностью, что я тут же отбросил эти мысли.
– А как я смогу объяснить, что абсолютно не знаком с собственным творчеством?
– Ты, мой дорогой Пол, являешься весьма эксцентричной особой. Это твоё право поддерживать беседу о своих бессмертных произведениях, или посылать всех с такими беседами куда подальше. Богема, творческая личность!
– А если там найдется кто-то, кто знает меня лично?
