спутниковую тарелку, закрепленную за окном, порадовался новой зоркости своих глаз и спросил у невидимого собеседника:
– Ты здесь?
– Я же объяснял, я – повсюду.
– До этого ты уже объяснял, что ты – всегда, но, по-моему, к маленькому Джонсу это не относится, – Джонс на это ничего не ответил, и старику померещилось обиженное мальчишеское сопение, однако, спустя короткое время, мальчик, похоже, справился с обидой и попросил:
– Расскажи мне о своем друге – о том, которому ты отправил рецепт секвенции.
– Он из Европы, я знаком с ним очень давно и многие годы называл его Карловичем. А оказалось, что Карлович – это имя его отца, не так давно приходил его молодой друг и рассказал об этом. Когда-то Карлович был моим учителем, профессором университета. Потом, озаботившись поиском вечной жизни в этом мире, назвал себя моим учеником. Правда, теперь он уже вечной жизни не ищет.
– Не взыскует жизни присной, – со знанием дела заключил мальчуган, – как-то нехарактерно для европейца. Большинство из них не могут взять в толк, зачем прерывать цепь перерождений – с их точки зрения жизнь в Сансаре вполне комфортна, а уж остаться навсегда в одном мире – просто предел мечтаний.
– Он считает, что нашел способ не прерывать потока собственного сознания, перерождаясь в другом мире, и любопытство влечет его дальше в другие миры.
– Ну это мы еще посмотрим, насчет радости непрерывного сознания, – желчно пообещал мальчуган, – небось, сам не рад будет – миров в Круге Сансары пока всего два. Впрочем, если удастся объединить все миры, твоего друга ждут весьма увлекательные приключения. А теперь возвращайся в свою келью, продолжим нашу беседу.
– Ну, что же, часть дела, считай, сделана, – с удовольствием произнес старик, устраиваясь на своем низком ложе и отхлебнув чистой воды из железной чашки.
– Лиха беда начало, – согласился мальчуган, – но дело будет завершено только после объединения всех шести миров.
– Если тебе открыто и прошлое и будущее, ты можешь сказать уже сейчас, завершим ли мы наше дело, и не напрасны ли наши труды.
– Даже Мне-Всему не видно последствий, вызванных секвенциями. Я не знаю, будет ли присоединен третий мир, не говоря уже о прочих.
– Может быть, позволишь приступить мне к основным обязанностям?
– Каким?
– Познавать Тебя-Всего, разумеется.
– Это – твоя единственная обязанность, – назидательно заявил нахальный молодой человек. – О чем бы ты хотел поговорить?
– О законах и секвенциях, их нарушающих.
– Закон, строго говоря, есть всего один – закон сохранения. Ты как физик должен об этом знать.
– Да. Это базовый закон физики. Совокупная энергия замкнутой системы не изменяется. Разумеется, с учетом энергии, которую содержит любая масса.
– Молодец. Смотрю в университете тебя учили не только ушами шевелить.
– Когда-нибудь я тебе перечислю всё то, чем я умею шевелить, и ты будешь просто поражен, – пообещал старик, которого недавно очень успешно подлатали, – но объясни мне, о каком сохранении могла идти речь, когда я очутился у пещеры Миларепы. А еще вчера ты предлагал мне продемонстрировать себя девушкой – стервозной, но, я уверен, очаровательной. Где ты тут видишь соблюдение закона сохранения?
– А где ты тут видишь замкнутую систему? Во-первых, твой мир разомкнут в том, что ты называешь временем, а во-вторых, он связан с другим миром – пока, с одним. Поверь мне, для двух миров с учетом их распространенности во времени, закон соблюдается безукоризненно. Можешь мне доверять – я сам и есть этот закон.
– А что происходит, когда срабатывает секвенция?
– Закон нарушается. Приведу пример. Существует секвенция, которую любят демонстрировать неофитам из-за простоты ее выполнения и малого периода безразличия. Заключается она в следующем: в две пентаграммы помещают сходные предметы и воздействуют на них звуковым колебанием определенной частоты. Пока не прервался звук, предмет из второй пентаграммы сам регулирует свою тепловую энергию таким образом, чтобы она совпадала с тепловой энергией первого предмета.
– Кажется, понимаю. Если я буду отводить тепло от первого предмета, то второй будет охлаждаться? А где здесь нарушение закона?
– В приведенном тобой примере совокупная энергия того, что ты называешь мирами Сансары, будет уменьшаться. Догадываюсь, что для тебя пляшущая корова представляет собой более загадочное явление, но ты в этом ошибаешься.
– Энергия миров Сансары уменьшается и Ты-Весь испытываешь страдания?
– Не страдания. Скорее – досаду, как я уже говорил. Но довольно на сегодня о секвенциях. Спроси о чем-нибудь другом.
– На что ты похож? Понимаю, что та твоя часть, что говорит сейчас со мной, во многом напоминает человека. А есть ли что-то в этом мире, известное мне, но в то же время напоминающее Тебя- Всего?
– Ты хочешь использовать аналогию как метод познания? Расскажи мне, как ты это видишь, а я придумаю, с чем себя сравнить.
– Я уверен, что рациональное познание зиждется на аналогии. Мир, несомненно, един. Един в тебе, как думаю я, или в своей материальности, как думают другие, но – един.
– Некоторые полагают, что мир един и регулярен оттого, что придуман одним создателем, поэтому повсюду прослеживается единый стиль мастера, – нейтральный тон собеседника не позволял предположить, как маленький Джонс относится к собственному высказыванию.
– Не перебивай меня, – попросил старик, – я боюсь потерять мысль. Итак, аналогия. Про кого-то говорят, что он тверд, как камень гранит, и это – аналогия. Я распространяю известные мне свойства гранита на этого человека, и предполагаю, что, если на него сильно давить, он будет держаться до последнего, а затем даст трещину и рассыплется в крошку.
– И не успеет прокричать петух, как этот камень, под силой давления, трижды предаст, – с готовностью подхватил мальчик и желчно добавил, – не стоит ли тебе пойти в своих предположениях еще дальше и допустить, что этот некто, подобно граниту, состоит из кварца, шпата и слюды?
– Развивая методы познания, нужно научиться определять, какие из свойств аналога можно распространить на изучаемый предмет, – горячо сказал старик, не раскрывая, впрочем, рта, – возможно в этом помогут медитативные практики, и тогда рациональное и нечувственное познание дополнят друг друга!
– До чего же ты страстен, Эрчжи, – удивился голос, – то-то бы удивились твои ученики, увидев тебя таким. Хорошо, я скажу, на что похож Я-Весь, а ты попытайся применить свой метод. Слушай меня внимательно: я похож на грибницу.
– На грибницу? – недоуменно повторил старик, – уж не поэтому ли ты называешь меня детским именем Эрчжи, означающим «целебный гриб долголетия»? Хорошо, буду исходить из того, что ты не шутишь.
– Вперед! – подбодрил голос, – покажи мне свой метод.
– Ты, как грибница, вездесущ, – начал старый монах. – Ты присутствуешь там, где, казалось бы, тебя нет, но в самый неожиданный момент явственно можешь себя проявить.
