удивлению, обнаружила всех в кузне. Рэм потерял столько крови, что стоял, покачиваясь и чувствуя, как пульсирующая боль охватывает всю его ногу. Он тяжело опирался на плечо Джона по дороге в кузницу, и Тина подоспела вовремя, чтобы увидеть, как двое солдат Дугласа укладывали его на скамейку. Заметив в свете факела рыжую головку невесты, Сорвиголова прохрипел:
– Уберите ее отсюда!
– Стойте! – в волнении закричала она. – Что вы собираетесь с ним делать?
Камерон положил руку ей на плечо.
– Надо прижечь рану. Отправляйтесь назад в кровать.
– Нет, я не пойду.
– Пожалуйста, – Камерон понизил голос. – Он не сможет даже стонать, если рядом будете вы.
– Немедленно прекратите! Дикари чертовы! Эй, вы там, Джон, отнесите его в спальню.
– Надо остановить кровотечение, – попытался объяснить Рэм. – И не вмешивайся в мужские дела.
– Когда я зашью рану, кровь остановится.
– Ты зашьешь рану? – с недоверием переспросил лорд.
– Да, я!
Усмешка искривила его губы.
– И не хлопнешься в обморок при виде моей крови?
– Вот еще! Скорее, порадуюсь, что вас так отделали. Несите его наверх, – приказала Огонек.
«Какие они все-таки отсталые, даже не имеют никого, кто бы лечил их раны. Зато теперь, под иглой, он будет полностью в моей власти», – думала она.
Рэмсею все казалось невероятным – чтобы его женщина, встречая, выбежала во двор, чтобы предлагала свою помощь? Наверное, ей не нравятся шрамы, которые остаются после прижигания. Джок и Камерон внесли своего господина в комнату, и Тина торопливо скинула рысьи шкуры. Мужчины уложили Дугласа на льняные простыни, Огонек взяла ножницы и принялась обрезать лохмотья кожаных штанов жениха вокруг раны.
– Не стой как болван! – обратилась она и Камерону. – Лучше принеси горячей воды.
Тот выбежал из спальни, а Джок, ухмыляясь, произнес:
– Может, мне придержать лорда, чтобы вам спокойнее работалось, леди?
Рэм пробурчал:
– Да я и глазом не моргну. Только справишься ли ты, детка?
– На пари, – предложила леди Кеннеди, – что моя рука будет дрожать меньше, чем ваша нога.
Дуглас прищурился и мотнул головой, приказывая Джону удалиться. Камерон принес воду.
– И ты убирайся, глазей на чью-нибудь еще рану. Мы хотим остаться вдвоем.
Сапог Рэмсея был залит кровью, и Огонек разрезала его вместе со штаниной. Открыв рану полностью, она покраснела – мышцы мужчины были разрублены от задней стороны колена до самого паха. Пока Тина обмывала и очищала рану, нога Сорвиголовы ни разу не вздрогнула. «Ну что ж, подождем, пока я начну шить», – подумала невеста Дугласа. При виде иглы глубокая складка залегла между бровей лорда. Увидев это, Огонек улыбнулась.
– Я зашью вашу ногу кремовыми шелковыми нитками и украшу шов узелками, – принялась поддразнивать она.
Глубоко вздохнув, леди Кеннеди вонзила иглу.
– Незачем так стараться, – проговорил Рэм.
– Не учите ученого. Вы и так безобразны, и я не хочу, чтобы этот шрам превратил вас в окончательного урода.
Он скорчил гримасу.
– Это не поможет, ты и так шлепнешься в обморок, когда увидишь меня обнаженным.
– Ха! Шрамы меня еще никогда не пугали.
– А я и не про шрамы говорю.
– Да? – сказала Тина, пропуская стежок. – У вас огромное самомнение.
– И кое-что еще, – многозначительно ответил Дуглас.
Сейчас Огонек уже зашивала самый верх раны, и, вспомнив, какую боль совсем недавно причинил ей Рэм, она ткнула иголкой в его гениталии.
– Простите.
– Нет, лиса, не притворяйся, что сделала это нечаянно. Пока я в твоей власти.
Поджав губы, она закрепила узелок на последнем стежке.
– Ну вот. Еще что-нибудь?
– Детка, меня ужасно мучит жажда.
