то что редко виделись, находились в оживленной переписке. Кассия и Рольф несколько раз навещали Данта во Франции. За это время Кассия хорошо узнала своего друга и полюбила его, несмотря на все его недостатки. Она была наслышана обо всех его многочисленных любовных приключениях, но ни разу не слышала, чтобы он хоть с легкой тенью волнения вспоминал про них. В сущности, ей было прекрасно известно, что стоило только Данту почуять зарождение какого-то чувства между ним и его очередной любовницей, он ее тут же бросал, немедленно. Глубоких чувств к женщине Дант терпеть не мог и старательно избегал этого. И все же эта девушка, похоже, покорила его. Просто поразительно! Кассия улыбнулась:
— Должно быть, она необыкновенная.
— Кто необыкновенная? — спросила Беатрис, входя в комнату.
Дант и Кассия промолчали.
— Прошу прощения, что так задержалась. Не сразу нашла ее. — Она показала им ночную рубашку. — Не обессудьте, леди Сигрейв, что у нее такой внешний вид. Она знавала и лучшие дни.
Кассия взяла рубашку в руки и стала внимательно рассматривать. Вид у рубашки и вправду был жалкий, но не вызывал сомнения тот факт, что это была весьма дорогая вещь. Кассия судила по валансьенским кружевам и тончайшему батисту, из которого она была сделана. Один рукав был порван у самого плечевого шва, рубашка была забрызгана грязью и кровью. Кассия вывернула ее наизнанку и тщательно изучила рукава.
Наконец она положила рубашку на стол перед собой и изрекла:
— Мадам Ольга…
Дант и Беатрис недоуменно уставились на нее.
Кассия вновь взяла рубашку в руки:
— Эта вещь была заказана у мадам Ольги в лавке на Сент-Джеймс-стрит.
— Откуда вам это известно? — поинтересовалась Беатрис.
— А вот видите маленькую лилию на изнанке рукава? Это ее фирменный знак. Она все свои вещи метит такой лилией. Смотрите. — Кассия отвернула рукав своего платья и показала тот же самый знак. — Я довольно часто бываю у мадам Ольги, когда приезжаю в Лондон. Что ж, Беатрис, уже сейчас можно сказать, что вы происходите из довольно состоятельной семьи, ибо клиентам мадам Ольги приходится выкладывать немалые денежки за заказанные у нее туалеты. Ручная работа, знаете ли, и еще имя. Полагаю, теперь нам будет легко установить вашу личность. Надо только показать вашу рубашку мадам Ольге и спросить, кто ее заказывал. Она должна узнать свою работу. Я пошлю вперед нас своего грума Кигмана с письмом к Рольфу, чтобы предупредить его о нашем приезде. Завтра же с рассветом мы едем в Лондон. Уверяю вас, Беатрис, что к исходу недели вы уже будете знать свое настоящее имя.
Весь вечер прошел в суетливых сборах и приготовлениях к отъезду, и наутро они покинули Уайлдвуд, взяв курс на Лондон, где их ждала истина.
Две кареты — в первой находился багаж, во второй сидели Кассия, Феба, Дант и Беатрис — удалялись по гравийной дорожке от Уайлдвуда, двигаясь к пересечению Северной и Южной дорог, ведущих в Лондон.
Беатрис была очень взволнована, ибо знала, что возвращается туда, откуда появилась. Но вместе с тем чувствовала странную скованность и тревогу. Она с волнением спрашивала себя: «Почему же у меня такие тревожные предчувствия?»
— Я была один раз в Лондоне, — сказала Феба, подвигаясь к ней ближе. — Мама повезла меня к Доброй Леди, и там нас угостили сдобными ватрушками с ягодками в сахаре. — Выражение личика Фебы тут же стало печальным. — А когда мы вернулись домой, в Дорсет, мама умерла. Мисс Стаутвел говорила, что она пыталась отговорить маму от этой поездки. Мисс Стаутвел сказала, что, если бы мама не поехала в Лондон, она бы не умерла. Но маме очень хотелось свозить меня туда. А мисс Стаутвел говорила, что мама эгоистка. — Она помолчала и потом добавила тихо: — Мне очень понравилась Добрая Леди.
— Может быть, мы ее снова увидим, — сказала Беатрис. — Ты знаешь, как ее зовут? Феба покачала головой.
— Но она живет в красивом доме, и там много-много цветов.
— В моем лондонском доме тоже много цветов, — вмешалась в разговор Кассия. — И наша повариха тоже умеет делать сдобные ватрушки. А еще в Лондоне есть место, которое называется Тауэр. Там держат диких зверей, львов и медведей. Хочешь, мы туда сходим?
Пока Кассия рассказывала девочке про Лондон, Беатрис смотрела в окошко кареты на серо-белый каменный фасад Уайлдвуда, который становился все меньше и меньше. В окнах дома отражалось солнце, и они мерцали, словно бриллианты. Беатрис смотрела назад до тех пор, пока карета не повернула и дом не исчез за густыми деревьями. У нее вдруг появилось грустное предчувствие, что она, скорее всего, уже никогда сюда не вернется.
Уайлдвуд был самым красивым местом на земле. Впрочем, объективно ей трудно было судить об этом, ибо, кроме него, она ничего больше не видела. Точнее, не помнила. А в Уайлдвуде ей нравилось решительно все. И живые изгороди, которые тянулись по обеим сторонам полукруглой подъездной аллеи, и многочисленные комнаты, каждая из которых имела свое название, и слуги, которые обращались с ней так, как будто она родилась там, и интересная история этого имения, и нетронутая, дикая красота здешней природы. В Уайлдвуде ей было легко и хорошо, как дома.
Беатрис коснулась медальона с Синим Джоном, подаренного ей Дантом сегодня утром. Он наказал ей никогда не снимать его, чтобы тот постоянно напоминал ей об Уайлдвуде.
Беатрис казалось, что она стоит сейчас на краю высокого утеса и не решается прыгнуть. Кроме Уайлдвуда, ей пока нечего было вспомнить из всей своей жизни. Впрочем, нет. Она знала также и хозяина этого имения. И сейчас он вместе с ней стоял у обрыва…
Глава 14
Чума ушла.
Город вновь ожил, очнувшись, наконец, от долгой мертвой спячки. Несмотря на раннее утро, улицы были запружены людьми, которые весело здоровались друг с другом, останавливались поболтать о новостях. А поговорить было о чем: все-таки пятнадцать месяцев город держали на карантине.
Все эти люди были счастливы уж только тем, что остались в живых.
Уличные торговцы толкали перед собой тележки, выкрикивая названия своих товаров. Тут же гонялись за убежавшим цыпленком дети. С Бейкерс-эли тянуло запахом свежего, горячего хлеба. На веревках, натянутых через узкие улицы, сушилось белье. Балконы домов, стоявших напротив друг друга, на уровне верхних этажей почти соприкасались.
Трудно было поверить в то, что еще недавно по улицам этого города прокатилась смертоносная волна чумы. И лишь блеклые красные кресты на многих домах да разросшиеся кладбища при церквях служили печальным напоминанием о лихом времени.
Пока карета катила по узким оживленным улицам, Беатрис жадно всматривалась в окно. Она не пропускала ни одной вывески, ни одного дома, отчаянно пытаясь хоть что-то вспомнить. Но все бесполезно. Даже Лондонский мост, перекинувшийся через Темзу, не напомнил ей ни о чем. Незнакомые люди приветливо улыбались ей, останавливаясь, чтобы пропустить карету. Дант обратил ее внимание на Уайтхолл, где жили король Карл и его придворные. Странно, но это строение, на взгляд Беатрис, совершенно не походило на дворец.
— Не печальтесь, если ничего не можете узнать, — словно прочитав ее мысли, вдруг сказал Дант. — Со мной, между прочим, та же самая история. Я не был здесь всего три года, а такое впечатление, что выпусти меня сейчас на улицу, и я потеряюсь, как ребенок.
Беатрис с улыбкой оглянулась на него, зная, что он просто пытается ее успокоить, и вновь стала смотреть в окно.
Через некоторое время карета остановилась перед большим особняком с внушительным четырехуровневым фасадом, который стоял на спокойной, тенистой улице, в месте, называвшемся Пиккадилли.
