Комментарий к роману 'Евгений Онегин'

К 1820 г. тема восхваления деревни была в поэзии, вероятно, самым истоптанным общим местом. Пройдя путь от великих «Посланий» Горация до рационалистической дребедени Делиля, она откристаллизовалась до шаблона и растворилась до полной утраты художественности. И в конце XVIII в. даже могучий голос Андре Шенье не смог вдохнуть в нее новую жизнь:

Quand pourrai-je habiter un champ qui soit a moi?
Et, villageois tranquille, ayant pour tout emploi
Dormir et ne rien faire, inutile poete,
Gouter le doux oubli d'une vie inquiete?
Vous savez si toujours, des mes plus jeunes ans,
Mes rustiques souhaits m'ont porte vers les champs…[330]

(«Элегии» [ed. Walter], II, стихи 19–24).

Mes reves nonchalants, l'oisivete, la paix,
A l'ombre, au bord des eaux, le sommeil pur et frais[331]

(«Послания» [ed. Walter]), IV, 2, «К Абелю де Фонда», стихи 5–6). См. также коммент. к гл. 4, XXXIV, 1–4.

Пушкинским rustiques souhaits[332] суждено было сбыться, несколько неожиданно для него самого, в следующем августе (1824).

См. также у Гийома Амфри де Шолье (1639–1720) начало его «Похвалы сельской жизни» (Guillaume Amfrie de Chaulien, «Des Louanges de la vie champetre»):

Desert, aimable solitude,
Sejour du calme et de la paix,
………………………………………
C'est toi qui me rends a moi-meme;
Tu calmes mon coeur agite;
Et de ma seule oisivete
Tu me fais un bonheur extreme.[333]

В русской поэзии эту тему еще в 1752 г. (когда русскому метрическому стихосложению не исполнилось и двадцати лет) опробовал Василий Тредиаковский в своих «Строфах похвальных поселянскому житию» — подражании Горацию, написанном пятистопным хореем с перекрестными рифмами — будущим размером прекрасных стихов Лермонтова в XIX в. и Блока в XX в. Вот decor «Аркадии» Тредиаковского (стихи 37–40):

Быстрые текут между тем речки,
Сладко птички по лесам поют,
Трубят звонко пастухи в рожечки,
С гор ключи струю гремящу льют.

3—4 …разность / Между Онегиным и мной, 10– 11 [не] намарал я свой портрет, / Как Байрон… — Ср. у Байрона песнь IV «Чайльд Гарольда», посвящение Джону Хобхаузу от 2 января 1818 г.:

«…Я устал последовательно проводить линию, которую все, кажется, решили не замечать…Я напрасно доказывал и воображал, будто мне это удалось, что пилигрима не следует смешивать с автором. Но боязнь утерять различие между ними и постоянное недовольство тем, что мои усилия ни к чему не приводят, настолько угнетали меня, что я решил затею эту бросить — и так и сделал [в заключительной песни]».

В июле 1825 г., в разгар работы над «Борисом Годуновым», Пушкин писал из Михайловского Николаю Раевскому-младшему (черновик письма):

«La vraisemblance des situations et la verite du dialogue… voila la veritable regle de la tragedie… Quel homme que ce Sch[ekspir]… Comme Byron le tragique est mesquin devant lui… ce Byron… a partage entre ses personnages tels ou tels traits de son caractere: son orgueil a l'un, sa haine a l'autre, sa melancolie au troisieme… ce n'est pas la de la tragedie… Lisez Sch[ekspir]…»[334]

(Так во Франции в XVIII в. писали имя Шекспира; см., к примеру, сатиру Лагарпа «Тень Дюкло» («L'Ombre de Duclos», 1773). Были и другие написания: в 1870 г. Дюси в своем «Послании» к кюре [Лемеру] Роканкура, под Версалем, оказывается преданным почитателем автора по имени «Sakespir».)

7 Замысловатой — Точного английского эквивалента этот эпитет не имеет. В ироническом употреблении он подразумевает «малопонятный», «глубокомысленный», «головоломный» и все тому подобное.

LVII

Замечу кстати: все поэты —
Любви мечтательной друзья.
Бывало, милые предметы
⁴ Мне снились, и душа моя
Их образ тайный сохранила;
Их после муза оживила:
Так я, беспечен, воспевал
⁸ И деву гор, мой идеал,
И пленниц берегов Салгира.
Теперь от вас, мои друзья,
Вопрос нередко слышу я:
¹² «О ком твоя вздыхает лира?
Кому, в толпе ревнивых дев,
Ты посвятил ее напев?