Комментарий к роману 'Евгений Онегин'

И очень рад, что прежний путь
Переменил на что-нибудь.

1—7 Строфа, в которой Пушкин пишет о смерти с какой-то веселой удалью, разительно отличающейся от эсхатологического лиризма следующей главы, посвященной Ленскому, радует русскоязычного читателя занятным набором аллитераций в стихах 1–7, усиленных весомым двойным понижением (U+U-U-U+) в стихах 4 и 5. Этот ритм вообще встречается редко, а в двух строках подряд тем более.

Нашел он полон двор услуги;
К покойнику со всех сторон
Съезжались недруги и други,
Охотники до похорон.
Покойника похоронили.
Попы и гости ели, пили,
И после важно разошлись…

Вот аллитерирующие созвучия:

о?л, о?л;

по?, по, по, по, по, по, по?;

охо?, охо, охо;

ли, ли.

Вот слова и словосочетания, в которых они повторяются:

нашел, полон;

полой, к покойнику, похорон, покойника похоронили (стих 5), попы, после;

охотники до похорон (стих 4), похоронили;

ели, пили.

Слоги в слове «похоронили», кажется, вовсю разгулялись на поминках.

Здесь меня с детства мучает один вопрос. Как могло получиться, что Ларины, деревенские соседи Онегина, не были ни на похоронах, ни на поминках, которые потом столь явно откликнутся в сне Татьяны (гл. 5, XVI, 3–4), когда ей будет сниться шум и звон посуды, «как на больших похоронах»?

8 …делом занялись… — В этом обыденном выражении «дело» означает любое занятие, в противоположность «безделью».

10 Заводов, вод, лесов, земель… — «Воды, леса» напоминает чиновное французское «Eaux et forets». Выстроен перечень весьма несообразно: сначала части, за ними ковыляет целое. Аллитерация «заводов, вод» несколько навязчива. Слово «завод» имеет несколько значений, здесь подходит самое общее из них — «фабрика», но возможны и другие. Принадлежащие крупному землевладельцу той эпохи «заводы» могли представлять собой как действительно заводы — конные, винокуренные, кирпичные и прочие, так и вообще любое производство, например рыбоводческое хозяйство и т. п.

LIV

Два дня ему казались новы
Уединенные поля,
Прохлада сумрачной дубровы,
⁴ Журчанье тихого ручья;
На третий роща, холм и поле
Его не занимали боле;
Потом уж наводили сон;
⁸ Потом увидел ясно он,
Что и в деревне скука та же,
Хоть нет ни улиц, ни дворцов,
Ни карт, ни балов, ни стихов.
¹² Хандра ждала его на страже,
И бегала за ним она,
Как тень иль верная жена.

Прелестный рисунок слева на полях пушкинской рукописи, согласно Эфросу (который воспроизводит л. 20 тетради 2369 на с. 133 «Рисунков поэта»), изображает Амалию Ризнич (1803–1825) в чепце и шали. Ее умиротворенная поза и положение рук заставляют проницательного Эфроса предположить, что она беременна (в начале 1824 г. Амалня Ризнич родила сына). Тот же комментатор считает, что красивый профиль на полях справа принадлежит ее мужу, Ивану Ризничу (род. 1792).

3 Прохлада сумрачной дубровы… — У меня в переводе «дуброва» (или «дубрава») — «park», а «роща» — «grove». Слово «дуброва» сегодня практически не употребляется. Оно несет оттенок поэтизации, псевдоархаической стилизации, искусственностн.

«Дуброва» ассоциируется больше с лиственным (хотя не обязательно с дубовым) лесом, а «бор» — с хвойным.

При Пушкине и до него «дубровой» называли общественные городские сады, реже — парки и величественные аллеи дворянских сельских усадеб. Слово также использовалось, не совсем правильно, в значении «небольшой лес». Дубовый же лес называется не «дуброва», а «дубняк».

4 Журчанье тихого ручья… — Ср. у Филиппа Депорта (1546–1606) в «Молитве ко сну» (Philippe Desportes, «Priere au sommeil»): «[un petit ruisseau] doux- coulant»[316]; к этому эпитету близко русское «тихоструйный», а еще ближе было бы несуществующее «тихотечный».

См. также «Уединение» («La Retraite») Андре Шенье:

Il ne veut que l'ombre et le frais,
Que le silence des forets,
Que le bruit d'un ruisseau paisible…[317]