Утром спускаемся к завтраку. Два бойлера с кипятком, вареные яйца, сладкие пирожки. Из кухни волнами запахи крепкого мясного бульона.
Пришла Оксана, наливаем ей чай, она греет озябшие красные руки. Такая же бледная, волосы все так же собраны резинкой в хвост. Говорит, что нужно подождать, — доктор подыскивает для нас подходящую кандидатуру, после обеда сообщит, как обстоят дела.
Мы решили прогуляться. Диего фотографировал деревянную церковь, памятник воинам у голубого пламени Вечного огня. В центре города царили нищета и запустение, а еще странная тишина.
Оксана пришла за нами, как и обещала, после обеда. Мы сели в такси — «шкоду» сливового цвета, без бампера. Доктор нашел женщину, которая нам подойдет.
— Кто она? — поинтересовалась я.
Оксана сидела рядом с водителем, показывала дорогу. Повернувшись к нам, сказала, что это проверенный вариант.
— Она уже была суррогатной матерью.
Я думала о женщине, с которой мне предстояло встретиться, о том, что она за деньги давала детям жизнь… Профессионально… я убеждала себя в том, что это хорошо, лучше и не придумаешь… Рука Диего, сжатая в кулак, лежит на сиденье. Неподвижная и вместе с тем неспокойная, — казалось, что эта рука сжимает невидимый гвоздь.
Перед поездкой мы с Диего долго обсуждали, насколько нравственна наша затея. Диего сказал: «Есть только один закон — это наша совесть. Мы должны быть перед собой честными, оставаться самими собой. Иначе нужно вернуться назад и забыть об этом».
Я втянула его в эту авантюру от отчаяния, после бесконечной ночи переживаний и слез. Теперь, глядя на его серьезное лицо, задумчивый взгляд, я испытывала досаду.
Когда мы вошли в кабинет, женщина сидела на стуле, спиной к нам. Доктор встал нам навстречу, она не шелохнулась. Я скользнула по ней бессильным взглядом. Мы сели, и только позднее, когда доктор о чем- то долго говорил, я смогла по-настоящему рассмотреть ее. Украдкой я разглядывала, если не сказать пожирала ее глазами: рука, ухо, короткая мужская стрижка. Обычная женщина, одетая скромно, но с достоинством. Вытянутый овал худого лица, правильный нос. Она прижимала к себе сумку из кожзаменителя. Я смотрела на ее костлявые лодыжки, удобные ботинки со шнуровкой — такие иногда носят монахини. Она кивала в такт словам врача. Оксана переводила.
Я чувствовала запах травы, золы. Спросила, откуда она, эта женщина, — первый вопрос, который пришел мне в голову.
Чуть заметная улыбка в мою сторону, отвечает, глядя на Оксану. Живет в деревне, километров двадцать отсюда. Поговорили еще о чем-то незначительном. Вошла толстуха с чайником, налила всем чай. Женщина пила, глядя в чашку, старалась отхлебывать бесшумно, не проливать на блюдце.
Затем она встала и слегка поклонилась. Оксана перевела, что женщина должна идти, потому что боится опоздать на автобус, который отвезет ее домой. Она протянула мне руку — холодную и мягкую, практически бесплотную.
— Спасибо… — сказала я.
Диего встал. Он не произнес ни слова, тоже протянул ей руку и поклонился, будто был перед ней в долгу. Она в ответ покровительственно похлопала Диего по руке, как мать сына.
Ушла, не оставив после себя следов, унесла свою искусственную сумку и запах золы.
— То, что надо, — сказал доктор, — серьезная, необщительная…
Вторая встреча с ним была короткой и неформальной, такова, видно, практика. Поговорили ни о чем.
— Еще будет время, — сказал доктор. — Возвращайтесь в гостиницу, хорошенько все обдумайте.
— Сколько ей лет? — спросила я.
— Тридцать два.
— У нее есть свои дети?
— Трое.
— А муж?
— Конечно есть. — Доктор рассмеялся.
— Мы можем быть уверены, что… — Мне неловко было продолжать.
Врач понял. Казалось, все вопросы он знал заранее, потому что отвечал на них уже тысячу раз.
Оксана перевела, что после инсеминации женщина на некоторое время останется в клинике, где врач понаблюдает за ней и подтвердит, что оплодотворение состоялось, только после этого она сможет вернуться домой.
— Ваши интересы — это наши интересы, — улыбнулся доктор. Он провел рукой по зализанным волосам и добавил строго: — Наши женщины скромны и послушны, они не ищут выгоды для себя. Своего-то ребенка они никогда не отдадут в чужие руки, можете быть спокойны…
Мы снова ели икру, но не так жадно, как в прошлый вечер. Чувствовали себя потерянными, разные мысли вертелись в голове. Иногда мы обменивались парой фраз. Певица была в том же красном платье, что и вчера, тот же бархатный взгляд, тот же хриплый голос. Я не могла выбросить из головы женщину, которую нашел доктор, вспоминала нашу встречу. Она опрятна, в глазах застыла покорность, на лице пушок, брови широкие, пинцетом она явно не пользовалась. Прическа, ботинки — как у монашки. Доктор прав: она то, что надо… Я уже выпила несколько рюмок водки, по телу разлилась теплота.
— О чем ты думаешь?
— Мне кажется, она — неплохой вариант.
— Значит, остановимся на ней…
— Потанцуем?
Танцуем среди неуклюжих мужчин и толстозадых женщин, надушенных слишком сладкими духами… танцуем обнявшись, одинокие и растерянные.
Врач заехал за нами сразу же после обеда. Мы сели в синий лимузин с кожаными сиденьями, из салона еще не выветрился запах моющего средства. На дорогах было мало машин, слишком мало, даже в населенных пунктах. Белые домики с темными крышами стояли вдоль дороги, которая шла по бесконечной степи. Радио что-то бормотало, время от времени звучала музыка. Мы поняли, что речь идет о войне, попросили Оксану перевести. Она повернулась к нам:
— Подписано соглашение о прекращении огня в Хорватии.
— Это у них игра такая — подписывать, а потом не соблюдать соглашения, — засмеялся доктор.
Мы проезжали какую-то огороженную зону, металлические столбы тянулись по степи на сотни километров. Внутри были видны массивные строения, расположенные полукругом.
— Что это? — спросил Диего.
— Это рудники… — повернулась к нам Оксана.
Доктор сурово взглянул на нее в зеркальце.
— Старые заброшенные рудники, — объяснил он нам на своем нескладном французском.
Мы съехали на грунтовую дорогу, машина замедлила ход. Обычный деревенский дом, только что прошел дождь, вокруг было грязно. У стены сарая — металлическая сетка от кровати, детский велосипед.
Нам навстречу вышел коренастый мужчина с темным лицом, одетый в свитер с красными и коричневыми ромбами. Вряд ли ему было больше сорока, хотя Он выглядел значительно старше. Женщина ждала нас в доме. Поздоровалась, сухо предложила присесть. Поставила на стол поднос со стаканами и графин с красноватой жидкостью — вишневый сок. Ткнула пальцем себя в грудь, показывая, что сама его приготовила. Послышался плач. Женщина вышла и вернулась с годовалым малышом на руках. Дала ему чайную ложечку и села. Говорил муж, размахивал руками, рубя воздух как ножом. Он разговаривал с доктором по-русски, несколько раз я слышала слово «доллары». Оксана перевела для Диего:
— Первый взнос — в начале беременности, второй — на пятом месяце, третий — при получении…
