остались в тылу у крымцев (Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. Л., 1975. С. 163). Наконец, те, кто смакует московскую беду 1571 года, как правило, игнорируют кампанию 1572 года или бывают очень скупы в ее оценках. Между тем в ходе этого противостояния состоялась великая битва XVI века, произошедшая на южных подступах к Москве: вторая попытка Девлет Герея достичь Москвы окончилась его полным и окончательным разгромом при Молодях, причем активнейшее участие в этом разгроме приняли опричные войска. (См. статью о битве при Молодях А. Прозорова.)
Одним из выводов настоящей главы является то, что опричнина Иоанна Грозного победила стратегически. Однако разногласий в историографии и в оценках той эпохи было бы гораздо меньше, если бы опричнина победила еще и тактически. Но это не так. Тактически опричнина была скомкана, и в 70-е годы XVI века, эпоху, которая в ряде летописей получила название «порухи», созидательный потенциал роста государства был исчерпан. Это было связано с целым клубком неблагоприятных обстоятельств.
Само собой разумеется, антиопричные писатели видели главную причину порухи, упадка национального хозяйства, в опричном терроре и бесчинствах царя. Между тем анализ всех факторов способен показать, что причины порухи лежали не в опричнине, а в первую очередь в демографической динамике, главном источнике деградационных тенденций развития страны. О демографическом сжатии XVI века весьма аргументированно пишет в своей монографии С. А. Нефедов: «
Так называемое демографическое сжатие началось еще в 50-е годы, однако последствия его во всем масштабе проявилось лишь в конце 60-х годов. Нефедов рисует цепь причин, приведших к «демографической катастрофе» 1568–1571 годов, следующим образом:
– демографический и технический факторы;
– природно-климатические;
– эпидемиологические;
– военно-политические факторы.
Кроме того, Нефедов указывает на дополнительный – налоговый – фактор (в условиях войны государство было вынуждено налоги повышать, что усугубляло кризисную ситуацию, поскольку приводило к изъятию у земледельцев хлебных запасов, страховавших их на случай неурожая). Итак, в налоговой политике царя Иоанна действительно можно видеть вину (не причину, но один из факторов) упадка 70-х годов. Что же касается опричнины как таковой – она в череде значимых факторов, приведших к «порухе», не значится вовсе.
Хотя войну «на три фронта» государство Иоанна блестяще выдерживало, оно не могло справиться с наплывом других обстоятельств, понимание и прогнозирование которых было не во власти государя. В силу названных причин на рубеже 60–70-х годов страна очутилась в глубоком кризисе. Однако царь обладал непреклонной волей – это выражается и в блестящей организации обороны 1572 года (разгром крымцев, навсегда положивший конец массовому угону русских в рабство), и в новых победах на ливонском фронте, и в активнейшей дипломатической борьбе, которую он не переставал вести.
Мог ли Иоанн Васильевич найти мудрое решение в связи с этим многофакторным кризисом? Сложный вопрос. Во всяком случае, теоретически решение было найдено. Оно было изложено публицистом Ермолаем-Еразмом в работе под названием «Правительница». Суть этого решения заключалась в перераспределении общественного пирога в пользу крестьянства как реальной хозяйственной опоры государства. Что касается элиты, часть ее Ермолай-Еразм предлагал перевести из земельных собственников в служилых людей, получающих, по выражению А. И. Фурсова, «продпаек». Вероятно, такая реформа могла бы значительно смягчить последствия «демографического сжатия», найти в государстве скрытые резервы. Это была бы гипер-опричнина. Однако нужно понимать, что, несмотря на гений и огромную внутреннюю силу царя Иоанна, изнасиловать историю и дух своего времени он не мог. Достаточно было уже и того, что он сумел осуществить просто опричнину. Гибкость средневекового менталитета имеет свои лимиты и
Что касается отмены опричнины в 1572 году, А. И. Фурсов достаточно аргументированно опровергает этот миф (см. 3 главу нашей книги). Правда в том, что тогда был отменен термин «опричнина», но не сама его функция в государстве. То, что наследовало опричнине, отныне называлось «двором» (был избран более традиционный и менее пугающий термин). Главное – не было никакого разочарования в опричнине. Задачи, перед ней поставленные, она в основном решила.
То, что царь не разочаровался в ней, на мой взгляд, подтверждается в его завещании, черновик которого был составлен, по всей вероятности, в 1572 году и никак не раньше. В нем Иоанн написал: «
Первоначально опричнина была использована государем как инструмент перехватывания реального суверенитета (в этом состоял главный политический аспект опричнины). Суверенитет был перехвачен чрезвычайно эффективно и в чрезвычайно короткие сроки. То, что в истории занимает обычно столетия, было проделано за несколько месяцев. Это было виртуозное политическое решение, инновация, которая привела к возникновению своеобразного русского типа власти – самодержавия.
В опричнине, на мой взгляд, было осуществлено выращивание имперского позвоночника России. Это было достигнуто путем перепахивания элиты, лишения ее родовой силы, связи с землей, феодальными кланами, путем разрушения малых местных пирамид-землячеств и построения вместо них большой и всевластной опричной иерархии, «особой царской территории»
(территории как в географическом, так и в символическом смыслах) – превращение государства в, по сути, национальное и христианско-имперское. Тех, кто представлял интересы частей и готов был идти за них до конца, Иоанн за время своего царствования «перековал» в служителей национально-имперского единства. Кого-то он перековал силой убеждения, кого-то через страх и насилия. Кого-то, кто по тем или иным причинам не мог быть перекован, он просто уничтожил. И хотя полностью изменить элиту он был не в силах, но импульс, преданный им русской аристократии, вектор, который он задал, оказался стратегически победоносным.
Это была виртуозная политика – и в результате ее Россия получила шедевр самодержавия, систему более сложную и совершенную, более устойчивую, чем европейские абсолютные монархии и восточные деспотии. Сила и устойчивость самодержавия объясняются, в частности, тем, что через его эмбрион-
