— Так это ж другое дело. Это необходимость была такая. А грабить трупы…
— Не нам судить. Может, у них тоже необходимость. Вот только не говори мне, солдат, что ты никогда у трупов карманы не выворачивал. Да, да, да. Исключительно при необходимости. А вот кто другой посмотрит — может мародером обозвать. Тогда к этому вообще по-другому относились. Все, что на трупе поверженного врага, победителю принадлежало по закону.
Отвлеклись. Так вот. Вскоре швейцарцам стало не до грабежа. Не знаю уж, почему швейцарские командиры не смогли поддержать дисциплину, но в рядах наемников случилось что-то вроде бунта. Рядовые швейцарцы начали волноваться и кричать, чтобы капитаны, юнкера и солдаты двойного-тройного оклада встали во главе отрядов, а не командовали из задних рядов. Потом, не дожидаясь сигнала, все рванули на приступ, перешли с тяжелыми потерями рвы и атаковали валы. Первым делом их побили снарядами. Коробка-то цель очень удобная. Грех было не воспользоваться. Потом в бой вступили аркебузы: испанцы били залпами, причем первые две шеренги, выстрелив, падали на землю, чтобы дать возможность дать залп третьей и четвертой, и затем вставали снова. Пока землю нюхали, заодно оружие перезаряжали.
— Им даже не надо было прицеливаться, — встрял Капрал. — По традиционным сомкнутым рядам швейцарцев даже из аркебузы практически невозможно было промазать!
— В общем, да, — согласился Ангел. — Короче, те группки, которые добрались до бруствера, увидели перед собой густой лес копий немецких ландскнехтов. Те науку хорошо усвоили. Да и испанские стрелки заканчивать свою потеху и не думали. Ландскнехты и испанцы располагались, как того требовал замысел имперских командиров, не у самого края оврага, а несколько позади. Сам батяня Фрундсберг стоял с алебардой в руке в первой шеренге своих войск.
— «По полю была пищальная стрельба, тут швейцарцам и досталась могила», — процитировал Капрал. — Некий бард Освальд, автор баллады об этой битве. Судя по тексту песни, во время артиллерийской перестрелки ландскнехты опустились на колени, чтобы прочитать молитву. Зачем? Пушки наверняка грохотали так, что Господь при всем желании не мог их услышать.
— Не, думаю, молитва тут ни при чем, — задумчиво вставил Дайс. — Уж очень они вовремя помолиться решили. Заодно и видимость хорошую вражеских рядов обеспечили.
— Та-актик! — Капрал похлопал его по плечу. — Как голова-то? Отпускает?
— А, гильотины все равно нет, — отмахнулся Дайс. Увлеченный рассказом, он забыл на какое-то время о головной боли. — Терпимо.
— Швейцарцы тоже уповали на Бога, но он от них на этот раз отвернулся. — Пожал плечами Ангел. — Один из швейцарских генералов, увидев батяню Фрундсберга, закричал: «А, старый товарищ! Вот где мы встретились вновь — и ты умрешь от моей руки!» Дальше показания расходятся: то ли батяня его убил, а сам был ранен, то ли наплевал, и того просто убили в свалке.
— Вообще-то бой на копьях — это страшное дело! — перебил его Капрал. — Ну да Ангел вчера рассказывал. Все равно мураши по коже, как представлю.
— Лучше издали, из пистолетика. Пых — и бобик сдох, — поддержал Дайс товарища и потянулся за головешкой. Прикурил, глубоко затянулся и с наслаждением выпустил дым.
— Так или иначе, — продолжил Ангел, — но и Винкельрид и фон Штейн, и еще 22 швейцарских капитана пали, пронзенные пиками ландскнехтов, а презренный Монморанси, формально командовавший швейцарцами, чудом уцелел и был взят в плен. 3000 убитых, не считая раненых, остались на поле сражения. А кто у нас в первых рядах оказался, кого выбили гарантированно и в первую очередь? Правильно — элиту швейцарских наемников. Ветераны-райслойферы полегли практически все. Ландскнехты три дня с песнями обирали их трупы.
— «Как шли к Милану, там дали им награду. Ландскнехты их нашли, им подойник завязали. И выбили из страны. Это их большой срам», — пробасил Капрал. Дайс поморщился. Пел Капрал по принципу — «мотив не важен». — Черт, лезет в голову всякая ерунда. А вот еще шедевр барда Освальда: «Так они бежали, и мертвых швейцарцев каждый посетил».
— В смысле, карманы обшарил, что ли? — догадался Дайс.
— Карманы, карманы. А не то, что ты подумал в первую очередь, — подтвердил его догадку Ангел. Капрал закашлялся. Вспомнилась сценка в депо и излом, «уестествляющий» контролера. — Но, по чести говоря, Бикок показал пример полного паралича хваленой швейцарской дисциплины. Когда на первое место становятся деньги, а не работа, за которую эти деньги платят, все разваливается. Разница, казалось бы, небольшая, но очень существенная.
— Я так понимаю, что вы потому еще и Волкодава так недолюбливаете? — решил уточнить позиции Дайс.
— А чего его любить-то. Его стрелять надо, как бешеную собаку. И щенков его тоже. Чтоб другим неповадно было, — разгорячился Капрал.
— В общем, да. Эта паскуда, как те швейцарцы, давно забыл, что главное богатство наемника — его слово. Только он сволочная сволочь, потому что еще и чистеньким вечно остаться хочет, поэтому всех вокруг подначивает обязательства нарушать.
Сочетание сытной еды, выпитого за ужином виски и бушевавший над Зоной аномальный шторм породили вязкую дремоту. Мартин понял, что точно вырубится, если и дальше будет сидеть, заставил себя встать и пройтись по коридору. Прислушался. Спят бойцы, только в кладовке, где обосновался Ангел, тихо байки травят.
«Шугануть их, что ли? Не стоит».
Выброс на людей по-разному действует, и каждый с ним по-своему борется.
Наемник зевнул, потряс головой, разгоняя муть, и достал из кармана пачку сигарет.
В спину дохнуло леденящим холодом, и негромкий молодой голос спросил:
— Угостишь табачком, земеля?
Рука Мартина рефлекторно скользнула к оружию, тело начало движение, уходя вниз и… В следующее мгновение он осознал, с кем имеет дело, расслабил мышцы и пробурчал, не оборачиваясь:
— Шухов. Какого черта тебе спокойно не лежится, бродяга?
— Выброс, — напомнил Черный Сталкер, и в тоне его появился призвук иронии: — А ты, Мартин, все кочуешь, все стреляешь?
— Работа такая, — пожал плечами наемник и повернулся. — Держи.
Призрак на лету подхватил коробочку «Карелиас и сыновья», достал из нее сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил и, как в прошлый раз, невозмутимо присвоил пачку.
— Дима, ты по делу зашел или так, поболтать?
— Хамишь, наемник.
— Брось, — отмахнулся тот и посмотрел на часы. — Просто мне сменяться скоро. Рубит меня. Спать хочу, сил нет. А завтра с утра выступать.
— Рубит его, — пробурчал Рэд. — Вся Зона на ушах стоить от ваших разборок, а он спать собрался. Волкодав, между прочим, бодрствует. Он хоть и темным стал, а дураком отродясь не был.
— Что значит темный? — не понял Мартин.
— Темный — это полный звиздец, — категорично отрезал Черный Сталкер. — Ты глаза его видел? Это не наркота, брат. Это Зона его пометила.
Помолчал и велел:
— В Госпиталь не ходи, Волкодав придет туда. Барыга из «Берцов» ему на ПДА цинканет. На Янове опорные пункты «Долга» и «Свободы». Не пропустят тебя.
«Это вряд ли».
— Нарываешься, ландскнехт, — от Черного Сталкера повеяло могильным холодом. — Я большой войны не хочу. Точка.
«Запятая», — упрямо промолчал Мартин.
Что бы там себе ни думал Дмитрий Шухов, а на «Юпитер» наемники попасть обязаны. Даже если придется идти по трупам.
— Ну и что мне с тобой делать? — вздохнул призрак, неожиданно улыбнулся и громко потребовал: — Капрал, дорогой, ухо из коридора убери, простудишь. Слышь, золотая рота, дайте землякам спокойно за жизнь перетереть. Отбой, архаровцы.
