– Расслабься, Антон. Вернемся к коньяку, он стоит того.
– Ты прав, хватит воспоминаний.
Бывший шеф разведки поднял фужер, вдохнул аромат и напыщенно произнес:
– За тебя! За то, что ты сумел выжить в зверинце.
– Твое здоровье! – откликнулся Мономах.
Наслаждаясь вкусом, куратор ждал. Неужели опальный магистр добивался встречи только для того, чтобы запить коньяком историю о былом фиаско. «С чем пожаловал?»
Но тот не торопился. Закрыв глаза, он глоток за глотком смаковал напиток. И лишь когда Мономах поставил свой бокал на стол, встрепенулся, словно вспомнил о чем-то важном.
– Ах да! Прости, Роман! Я забыл поздравить тебя с дипломатическим успехом – ты заставил легионы признать Хранителей частью наследия Федерации и подтвердил наш нейтралитет в войне. Думаю, теперь твое влияние на гроссмейстера сильно, как никогда.
Подвижная физиономия бывшего шефа разведки приняла просительное выражение.
– Ты ведь не откажешь в покровительстве старику, оказавшемуся не у дел. Похлопочи за меня о должности нунция в каком-нибудь нескучном местечке, – голос Камински источал мед, – где-нибудь… в секторе оккупации легионов…
Куратор промолчал.
– Впрочем, я вижу сейчас тебе не до моих проблем. – Антон поник, но через секунду вновь оживился. – А может, ты отправишь меня в Гиады, дабы как следует прочистить мозги Хромому Лайфу?
Он хмыкнул, покрутил головой и озабоченно проворчал:
– Гиадский волчара совсем обезумел. Подумать только, объявил персоной нон грата военного атташе ордена Хранителей!
Мономах наблюдал за мини-спектаклем. Выдержав паузу, он едко заметил:
– А ты прекрасно информирован, нунций с Хаддара.
– Решая галактические проблемы, куратор позабыл – нунций с Хаддара служил в разведке ордена и даже был ее начальником, – парировал Антон. – Поговаривают, в Стратегической Службе существует только одна форма отставки – смерть.
Кошачьим движением он взял с подноса крупную виноградину, подбросил ее и ловко поймал ртом.
– Я, как видишь, еще жив.
Старый воин недовольно поддернул рукава.
– Не паясничай, тебе не идет.
Но Камински словно не услышал его и отправил в рот тем же путем еще одну ягоду.
– Какое тебе дело до моих отношений с Джиакомо Ломбарди! – огрызнулся куратор. – Говори прямо, с чем пришел?
Камински быстро огляделся. Куратор понял его немой вопрос и указал в дальний угол на тускло мерцающий глазок генератора помех.
– Роман, я знаю твою страсть к шахматам и хочу предложить тебе партию.
– Когда-то ты был хорошим игроком… – задумчиво протянул тот. – Что я получу, если выиграю?
– Власть!
«Похоже, ты порядком изголодался по ней за двадцать лет изгнания, Паук». Мономах невольно вспомнил курсантское прозвище Антона.
Мономах не мог точно сказать, обладал ли его гость даром предвидения, но появился он очень вовремя. Именно сейчас обстоятельства загнали куратора в угол, сделали пешкой в чужой игре. Гордость и чувство ответственности подталкивали командующего вооруженными силами ордена к бунту, но опыт подсказывал: для успеха недостаточно только силы. Жестокий, искушенный в закулисной борьбе, жаждущий реванша, Камински мог бы стать полезным союзником.
– Что ты знаешь о вторжении легионов?
– Достаточно. – Взмахом руки Антон обвел комнату и остановил указательный палец напротив голографической карты Доминиона, занимавшей треть стены. – Все это может полететь в тартарары в любой момент!
– Не слишком сгущаешь краски?
Слова Камински пробудили в памяти куратора воспоминания о недавних событиях. Он встал и, пытаясь развеять мрачные картины, прошелся по комнате.
– Многие в ордене не склонны драматизировать ситуацию. – Мономах остановился и испытующе посмотрел на бывшего шефа разведки. – Одной войной больше, одной меньше, какая разница. Человечество привыкло к насилию за свою историю.
– История… – Антон искоса глянул на Мономаха. – Ты имеешь в виду историю или эрзац из школьной программы ордена?
Куратор изогнул бровь.
– Откроем, к примеру, последний шедевр его светлости гроссмейстера – «Откровенные размышления о вере и истории». – Ерничая, Камински водрузил на нос воображаемое пенсне и откашлялся.
