здесь.
– Нет, мистер Спок, я не стану этого делать.
– У вас нет выбора. Я не могу отвечать за свои действия. Объяснения излишни, вы и так все знаете. Поэтому принимайте командование и запирайте меня. Поймите – это мое последнее право.
– Ошибаетесь, мистер Спок, – у вас нет этого права. Зато есть обязанности, есть долг перед человеком, за жизнь которого мы с вами только что боролись.
– Да, – мрачно произнес Спок. – Есть.
Слова эти прозвучали приговором самому себе.
– Хотите благородно умереть? – насмешливо спросила Сола и резко тряхнула головой. – Так по благородному не выйдет.
– Вы не понимаете…
– Увы, все понимаю. Зря, я что ли прошла школу Вулкана? Наша заранская сила, наша необузданность, пожалуй, больше всего схожа с вашей вулканской натурой, свободолюбивой, независимой. Но мы, в отличие от вас, не пытаемся подавить свои чувства до такой степени, что рано или поздно они взрываются и хоронят вас под своими обломками. Вы ни за что не признаетесь в том, что ваше естественное влечение к женщинам было подвергнуто сомнению, осмеяно и почти убито. Вы соорудили для себя клетку, забрались в нее, надеясь, что этим вы отгородились от всякого воздействия окружающего мира и, прежде всего, от женского воздействия. Но ваши чувства оказались сильнее этой клетки и вырвались наружу. Вы испугались самого себя, вы боялись, что потеряв контроль над своими чувствами, вы принесете массу неудобств экипажу корабля.
Спок посмотрел на Солу так, словно она ударила его, из ее уст он услышал свою самую сокровенную тайну, которую скрывал даже от Кирка.
А Сола знала, что ей еще надо пробиться сквозь последние «оборонительные рубежи» вулканца, потому что и уязвленный он продолжал владеть собой.
– Что бы вы делали, Спок, если бы это застало вас в открытом космосе, а вы были бы или в полном одиночестве, или в команде из двух-трех человек?
Заперлись бы ото всех? Но вы и так закрыты в оболочке, а ваши чувства готовы крушить все преграды и взламывать все замки. Что бы вы тогда сделали, Спок?
– Умер бы, – невозмутимо ответил вулканец.
– Не все так просто, Спок.
– Независимый агент Тэйн, сейчас на корабле присутствует мощный коллективный разум, который пытается разрушить защитные способности и у меня, и у капитана, и у других членов экипажа. Вам хорошо известно, как сильна у вулканцев связь между разумом и телом. Так что в обычных условиях я, возможно, мог бы противостоять этому коллективному влиянию. К сожалению, в последнее время у меня возникли сложности. Я не хотел бы вдаваться в подробности.
– Вы отправились на Вулкан, – высказала предположение Сола, – и попытались принести себя в жертву Колинару, учению об абсолютном подавлении чувств. Вы сделали это ради благополучия и безопасности землян, которые стали слишком дороги для вас.
Спок сузил глаза, Сола уловила в них лихорадочный блеск.
– Не пытайтесь понять меня слишком хорошо, – предостерег он. Она пренебрегала его угрозой.
– Вы знали, что обязательно наступит день, когда Ухура или Чепел, или кто-нибудь еще принесет себя в жертву, чтобы спасти вашу жизнь. На корабле все любят вас, знают истинную цену вам и… вы посчитали, что недостойны такой жертвы и удалились. О, тут ваша пресловутая логика подвела вас. Вы попали в ловушку. Ведь если вы полюбили землян так сильно, что смогли покинуть их и облачиться в хламиду Колинару, то все ваши притязания на непроявление чувств оказались сплошным обманом – это учение писано не про вас.
С болезненной гримасой Спок прикрыл глаза.
– Я не нуждаюсь в вашей философии.
– Спок, я сама стала для вас уроком, единственным в своем роде, который вам надо заучить и запомнить. Заучить глазами, увидевшими меня, заучить вашим телом, захотевшим меня. И вы это прекрасно понимаете, как понимаете и то, что погубите себя, если не вырвитесь из своей клетки.
Он шагнул к ней с таким видом, словно хотел схватить ее за горло. Его рука грубо схватила Солу за подбородок, приподняла голову вверх.
– Не пытайтесь быть снисходительной со мной и опекать меня. Вы хотите доказать, что не уступаете мне в умении логически мыслить и при этом не подавляете своих чувств? Будь по-вашему, я признаю это. Вы хотите доказать, что вы та самая соломинка, которая переломила хребет вулканцу? Я признаю и это. Вы добились своего, и теперь никакие признания не могут ни помочь, ни навредить мне. Я ничего от вас не прошу и ничего от вас не требую, кроме одной услуги: оставьте меня одного и установите кодовый замок на моей двери, чтобы я не смог ее открыть. Уходите!
Она отрицательно покачала головой. Спок еще выше приподнял ее подборок, и Сола подумала, что если сейчас вырвется наружу его стихийная сила, он запросто переломает кости даже ей.
– Я уже потерял контроль над собой, – процедил он сквозь зубы, – и совершил чудовищную ошибку, приведя вас сюда. Поэтому уходите.
Сола не отступала.
– Спок, я уже говорила вам, что одними словами вас не спасти. Мы оба знаем, что спасет вас, и оба знаем, что я не уйду отсюда. Через его судорожно сжатые пальцы ей передалась неудержимая дрожь его тела. Сола поняла, что Спок готов принять те условия, которые ему предлагают, но его мучают сомнения. И Спок подтвердил ее догадку:
– Если даже и так…. если даже мы оба знаем…. мы все равно не можем, вы принадлежите ему. И оба знаем, что вы предназначены ему. А он мой друг.
И тут она вспылила:
– Ну, конечно, ваша смерть решит все проблемы – тон ее был резок, неистов. Сола хотела, чтобы он увидел, что она будет бороться за его жизнь с ним же самим. – И прежде всего мою: я перешагну через ваш труп и пойду к нему, и буду счастлива с ним отныне и навсегда.
Она сама удивлялась жестокости своих слов, но горячая кровь охотницы уже закипела в ней и с каким- то неистовым злорадством Сола наблюдала за сопротивлением Спока; взгляд его стал огненным, безумным, почти не соображая, что делает, он резко оттолкнул Солу от себя. Проделав кульбит, она стала на ноги и с насмешкой продолжала:
– Здорово у вас получается! Вы дали Кирку ощутить в полной мере вкус общения, вкус дружбы, а сейчас, когда он больше всего нуждается в вас, оставляете его одного. Вы не хотите знать, что ваша смерть толкнет его в объятия «Единства», потому что он не вынесет одиночества, а податься ему будет некуда. Но что вам до этого? Вы не желаете утруждать себя лишними заботами, Спок. Зачем вам бороться за себя, за свою любовь, если есть удобная клетка, в которой так приятно умирать?
Он шагнул к ней с таким свирепым видом, словно решился, наконец, свернуть ей шею. Сола не отступила. Но не страх и не безразличие приковали ее к месту. Она видела, что заставила Спока вступить в борьбу за самого себя и преобразилась, призвав на помощь все, что было присуще ей как заранке – она приняла вызов и встречала опасность лицом к лицу.
Живя среди людей Земли, Сола научилась быть сдержанной и спокойной, ведь и сама она была наполовину земным человеком. Но ее заранская половина не знала ни сдержанности, ни спокойствия – она была горячей и необузданной. И не имела понятия о страхе. Вернее, имела, но как скоропреходящее смутное ощущение встречи с какой-то крайностью, ощущение, близкое к удовольствию.
Сейчас и сошлись две крайности: дочь джунглей и сын пустыней Вулкана, способный противопоставить свой ум, свою силу воли тупой мощи размером с тиранозаврарекса. Имевший дело только с грубой силой, он имел право и на грубое проявление своих чувств, на свою необузданную страсть. А она, уроженка Зарана, – на свою, тоже необузданную и яростную.
Заранская половина Солы не могла любить солнечную ясность и цельность натуры Кирка, которую обожествляла другая ее половина. Заранскую половину притягивала к себе исключительная и несколько тяжеловесная натура Спока.
Она поняла это еще там, на поляне, и там же осознала, что на простую жизнь ей нечего и
