Она только что-то пробормотала, когда Куинн понес ее в спальню, помог раздеться и уложил в постель.
— Постарайся не думать об этом. Вообще ни о чем. Ты слышишь меня, дорогая? — Он встал на колени подле кровати и старательно, аккуратно вынул из ее волос немногие оставшиеся шпильки. Рыжие кудри потоком хлынули на ее бледные щеки. Кожа Моры была почти такая же белая, как длинная ночная рубашка, которую он на нее надел. Куинн погладил Мору по шеке и почувствовал ледяной холод.
Боль пронзила его сердце, когда он внимательно вгляделся в потрясенное лицо жены. Он понимал, что ее молчание — результат неимоверных страданий. Должно пройти время, прежде чем Мора сумеет пережить увиденное. Самое лучшее для нее, думал Куинн, полежать в тишине и покое или даже заснуть — сон лечит все раны.
— Поспи немного, Мора, — прошептал он. — Это сейчас для тебя самое лучшее. Спи. Завтра подумаем обо всем, что случилось.
Мора кивнула, стиснула его руку и посмотрела на него широко раскрытыми испуганными глазами. Он лег на кровать рядом с ней, обнял ее и не отпускал до тех пор, пока ее худенькое, напряженное тело не расслабилось и он не почувствовал, как она наконец уплывает в благословенный и спасительный мир сна, в котором ей будет уютно и спокойно.
Через несколько часов Куинн заглянул в спальню и увидел, что кровать пуста.
— Мора!
Недоброе предчувствие сдавило грудь Куинна, но он держал себя в руках. Кэмпбеллы едва ли могли пробраться в дом и умыкнуть Мору без шума. Удивительно, что она выскользнула из дома незаметно для него. Сон у него чуткий, вот почему он до сих пор еще жив.
«Почему Мора убежала?» — думал Куинн и не мог найти ответа. Ночь была теплой, в воздухе пахло свежей весенней травой и цветами, но он чувствовал опасность, которая таилась в ночи, он ощущал ее, испытывая такое чувство, словно лапы медведя гризли сжимаются вокруг его тела все плотнее и ему уже из них не выскользнуть.
Нет, Джадд и Хоумер тут ни при чем.
Бесшумно выйдя в темноте из дома, Куинн поискал жену под навесом, заглянул в загоны, а потом догадался, что надо идти на берег ручья. Куинн повернул туда.
Он замер и затаил дыхание, увидев жену на берегу, на том самом месте, где они впервые встретили Лаки Джонсона, когда ехали к своему будущему дому.
Мора сидела, привалившись спиной к дереву, и смотрела на струящуюся воду.
— Что, черт возьми, ты тут делаешь? — Куинн пытался скрыть свой страх за гневным тоном.
Потрясенная Мора издала странный нечленораздельный звук, который не развеял его опасений. А что, если бы на нее напали Кэмпбеллы? И что могло бы случиться, если бы ее братьев не убили? Куинн думал об этом, и ему становилось невыносимо страшно за нее.
— Ты… не смей впредь… подкрадываться к женщине, которая ждет ребенка! — задыхаясь, сказала Мора, а ее глаза горели в ночи.
На ней была лишь длинная ночная рубашка и старая дырявая шаль. Несмотря на столь странный наряд, Куинн подумал, что никогда еще не видел Мору такой красивой. Ему хотелось стащить с нее платок, потом длинную ночную рубашку, отшвырнуть их подальше и заняться с ней любовью прямо здесь, на душистой траве, но вместо этого Куинн быстро скомандовал:
— Пошли в дом!
— Я не могу туда вернуться, Куинн.
Тоска мерцала в глубине ее глаз.
— Я не могу там дышать, Куинн, не то что спать. Я все время думаю об этом… Я думаю только о них…
— Не надо. Оставь все до утра.
Она покачала головой:
— Может, ты умеешь выключать свои мысли и для тебя это не труднее, чем погасить лампу, но я не могу. Стоит мне только закрыть глаза, и я вижу их лица, то дерево, кровь…
Куинн сел рядом, обнял Мору и прижал к себе.
Она дрожала всем телом — то ли от ночной прохлады, то ли от ужаса, который ее не покидал. Он обнимал ее крепко, словно хотел прогнать все ее страхи, все жуткие видения, словно хотел, чтобы из ее прекрасных глаз исчезли все призраки.
— Кто мог это сделать, Куинн? — прошептала она, в отчаянии прижимаясь к его плечу. — Это не Кэмпбеллы. Они ничего не имели против Джадца и Хоумера. И потом они бы просто их застрелили, правда? — Она снова вздрогнула, когда в ее памяти всплыла ужасная картина.
— Похоже на то. А у этих парней, у Дунканов, были враги? — спросил Куинн.
— Наверняка, причем много, я уверена, — ответила Мора. Она задержала дыхание. — Но их все боялись, они терроризировали всех… Я не знаю, кто посмел напасть на них обоих сразу. Тем более здесь, в Вайоминге. У них больше врагов в родном городе.
Дрожь снова пробежала по ее телу. Она поежилась.
— Ты замерзла, — резко сказал Куинн. — Пора возвращаться.
— Нет! — Она подняла на него глаза, полные боли. — Мне лучше под открытым небом, на воздухе. Разве ты не понимаешь, что я имею в виду?
Он кивнул. Ему самому была по душе первозданная красота ночи. Ночь прочищает мозги лучше, чем виски, лучше, чем схватка с врагом или кулачный бой, лучше, чем долгие карательные экспедиции и опрометчивые забавы с какой-нибудь женщиной. Ночь не только прочищает мозги, но и расслабляет душу.
Но женщина в ночи, думал Куинн, поглаживая нежные душистые завитки чудесных волос Моры, женщина в таинстве ночи может возбудить мужчину против его воли. Это сильно беспокоило Куинна Лесситера.
Словно прочитав его мысли, Мора придвинулась к мужу еще ближе. Она нежно положила руки ему на грудь. От прикосновения ее теплых пальцев он возбудился и задрожал.
— Займись со мной любовью, Куинн, — выдохнула она, — заставь меня забыть обо всем!
Он знал, что надо немедленно увести Мору в дом; знал, что надо усадить ее у камина и заставить выпить сладкого горячего чая. Завернуть в одеяло, закутать как следует и уложить в постель. Одну.
— Пожалуйста! — Это слово соскользнуло с ее губ и пронзило его, словно ножом. — Я должна все забыть. И, — сказала она нежно и с отчаянием, — и вспомнить.
И Куинн понял, что она вспоминает о бурной страсти и необъяснимой нежности их первой ночи в гостинице Дунканов.
Их глаза встретились и уже не отрывались друг от друга. Будто темный, горячий поток хлынул от одного к другому, и Мора оказалась в его руках, в его крови, и невозможно было остановить, прекратить то, что происходило. Это было не в их власти, они слились в пламени страсти, и когда Куинн опустил Мору на прохладную мягкую траву и услышал ее крик — она выкрикивала его имя, — мир вокруг превратился в горячее красное пятно, а чувства затопили все его существо.
— Проклятие, разве я могу отказать тебе в чем-то, ангел? — пробормотал он сквозь плотно сжатые губы. Он не видел ее милых веснушек при тусклом лунном свете, но он поцеловал каждую, потому что хорошо помнил, где они. А потом его губы, словно пламя, побежали вниз, обжигая нежную белую шею, и когда он сорвал с нее шаль и рубашку, его собственный ответ был жестким и быстрым, стоило ему взглянуть на бледную атласную кожу, мерцающую при свете луны, на ее глаза, нежные и светящиеся желанием.
Мора отчаянно старалась не думать ни о чем, кроме происходящего. Она запустила пальцы в густой шелк черных волос Куинна и знала, что любит его всем сердцем, что в этом мире слишком много печали и горя, много жестокости и потому любовь, которая есть на земле, надо лелеять, ценить и радоваться ей.
Она хотела рассказать Куинну, как она его любит, признаться, не таясь и ничего не опасаясь, но слова умерли у нее на языке. Поэтому Мора сказала ему об этом глубоким, медленным поцелуем, стремясь сократить им расстояние между ними. Она слилась с ним, она нуждалась в нем, она отдавала ему себя. И когда руки Куинна скользнули по ее груди, когда его губы нежно и осторожно втянули ее соски в рот, она застонала, а ее руки исследовали его тугое тело с нарастающим желанием. Они скользили по твердым как сталь бедрам и нашли его возбужденную плоть.
Как же он великолепен, этот великан с серебристо-серыми глазами и телом, похожим на скалу, с сильным ртом, способным на такие горячие, чувственные поцелуи. От его шумного дыхания, от его прикосновений она осмелела, как никогда, и, зная, что ведет себя словно безумная, не сдерживала себя нисколько. От него веяло такой силой и мощью, что это совершенно ошеломило ее.
Мору и Куинна настиг немыслимый шторм, дикий и мощный, они корчились на земле, и нежность уступила место резким, сильным толчкам. Они слились воедино, эти мужчина и женщина, его руки прикасались к самым потаенным и чувствительным местечкам ее тела, вызывая огненные вспышки в мозгу Моры. Ее чувства смешались. Она желала его целиком, без остатка. Никогда и ничего она не желала так страстно в своей жизни. В таинственной холодной ночи, напоенной запахом весенних трав, смешанным с их потом и желанием, она хотела раствориться в нем до конца.
Высоко в небе над широкими плечами Куинна сверкали звезды, они кружили по небу, словно выточенному из черного дерева, как алмазы по полуночному морю.
Ветер раздувал волосы Моры, остужал горячую кожу, и когда Куинн толкнулся в глубины ее плоти, его глаза сверкнули, а она помнила только о любви, заслонившей собой все на свете, все на земле. А об остальном Мора забыла.
— Куинн… я… я…
«Я люблю тебя», — хотела она сказать, но осеклась, удержалась и не сказала. Она смогла проглотить эти слова, рыдая, когда он погружался в нее мощными толчками.
— Ты мне нужен. — Мора задыхалась, у нее кружилась голова, и она чувствовала мучительные сладкие страдания. Они все сильнее охватывали ее, властно и неодолимо. — Ты мне нужен! — кричала Мора, и чувства, не подвластные ей, потрясли ее.
Руки Куинна запутались в
