У Франсин, к счастью, сапоги были, и она замыкала шествие вместе с супругами-американцами.
Луна светила ярко, мороз был трескучим… Раздраженная тем, что ей приходилось плестись следом Бог знает за кем — а ведь она бы пошла только за Добрым королем Венцеславом, — Франсин ускорила шаг. Чем скорее она доберется до того состава, тем скорее окажется в Куре. Потребовалось немало времени, чтобы одолеть каких-то пятьсот ярдов, но, хоть и было холодно, ночь выдалась тихая и обошлось без зловещего громыхания над головой — с гор.
Опустив на землю Маргерит, Жиль вернулся, чтобы проверить, все ли у них в порядке — или все ли в порядке у американки. После того что он наговорил ей, Франсин не могла поверить, чтобы ему было интересно, как дела у нее. Подхватив американку на руки, он зашагал прочь.
— Не отставать! — крикнул он через плечо.
Ее попутчик несколько удивился, но Франсин не стала ему объяснять, что эти слова были обращены к ней — не к нему. С облегчением забравшись в спасательный состав, в тепло, они скинули с себя верхнюю одежду и уселись. Через считанные минуты они уже катили к Куру.
Набрав скорость, поезд медленно сбросил ее перед длинным Фуркским тоннелем, соединяющим Обервальд и Реальп. И, хотя ей бывало не по себе в тоннелях, в обступившей темноте Франсин занимали мысли о том, что, добравшись до отеля, она уедет, уедет домой и больше никогда не увидит Жиля. Этого Жиля, который уделял внимание каждому, который умел великолепно принимать гостей. Когда он подошел к местам, где они сидели, Франсин отвернулась к окну, нарочито не замечая его, но слышала, как он непринужденно беседовал с сидевшей напротив парой, что-то говорил о соотношении доллара со швейцарским франком, а потом вспоминал о каких-то незнакомых ей людях. Она не стала слушать дальше и вздрогнула, когда он, легонько подтолкнув ее, невозмутимо спросил:
— Верно, Красный Цветок?
— Pardon?
— Витаем в облаках? — заметил он и с насмешкой во взгляде пояснил: — Я как раз рассказывал, почему вы на меня дуетесь.
У нее округлились глаза от испуга и возмущения при мысли, что он в самом деле обсуждал происшедшее между ними. Она с негодованием посмотрела на него, потом, сбитая с толку, нахмурилась, когда он добавил:
— Очень глупо в таких случаях ходить без пальто.
— Что? — Осознав, что он играл с ней в кошки-мышки, она слащаво улыбнулась ему. — Конечно, это не глупо, когда так ходите вы. Ведь вы-то были заняты важной разведкой.
— Конечно.
— Но если выходит женщина, это посчитают праздным любопытством или глупостью. Впрочем, вы правы, — добавила она, улыбнувшись еще приятнее, — мне не надо было выходить без пальто, ведь я могла замерзнуть насмерть.
— И тогда избавили бы меня от необходимости вас отчитывать, — с невозмутимым видом согласился он.
Ей так хотелось осадить его, сказать всем правду — она отворачивается от него, потому что он, поцеловав, тут же оскорбил ее. Она открыла рот, посмотрела в его ехидные глаза и не проронила ни слова. Ему было смешно? Оттого, что она собиралась дать ему пощечину? Что-то непонятно: большинство мужчин разозлились бы. Уже одно ущемленное достоинство заставило бы их злиться, верно? Хотя, возможно, он и злился, но искусно скрывал это.
— Не надо так расстраиваться, — успокаивал он ее с притворным сочувствием.
— Я и не расстраиваюсь, — ответила она. — Не станем вас задерживать: наверняка вам не терпится побеседовать с остальными гостями.
Он просто кивнул и, довольный, ушел. Она услышала, как он говорил с сидевшими у нее за спиной. Заметив, что американцы как-то странно смотрят на нее, она заставила себя улыбнуться.
— Уже недолго… — невпопад пробормотала она. Когда они наконец остановились у станции Кур, откуда-то донесся бой часов, и она машинально стала считать удары. Семь. Через часок-другой она будет уже в пути. Если, конечно, повезет — если на Рождество поезда ходят по графику. А если нет, то она уедет с утра пораньше.
Все уже приготовились выходить, когда Жиль задержал их на минутку.
— Если все соберутся на привокзальной площади, будет легче организовать посадку на транспорт, заказанный, чтобы перевезти вас в отель. Еще раз прошу прощения за осложнения.
Он, как обычно, скупо улыбнулся и сошел с поезда. Когда Франсин спустилась с подножки, первой, кого она увидела, была Клэр — та женщина, которую она заметила в Париже. Если бы даже Франсин ее не узнала, громкий возглас Маргерит все объяснил бы. Клэр стояла у входа, как статистка из постановки «Доктор Живаго»: в длинной шубе, шапке из того же меха и сапогах. Позерша. Не злись, Франсин. До смерти уставшая, она бросила взгляд туда, где стоял Жиль, наблюдая, чтобы все благополучно покинули поезд. Он тоже посматривал на Клэр, но его лицо не выражало никаких особенных чувств. А может, он знал, что она будет здесь?
Франсин шла вдоль платформы и смотрела, как встретились Маргерит и Клэр. Ее поразила явная холодность обеих. После того как Маргерит постоянно требовала объяснить, куда девалась Клэр, можно было ожидать, что сестры кинутся друг другу на шею. А они, казалось, даже не испытывали симпатии друг к другу.
— Интересно, зачем она допытывалась, где сестра, — пробормотала себе под нос Франсин и была крайне удивлена, услышав ответ женщины, стоявшей позади.
— Она не хотела, чтобы та уехала в Грецию с миллионером, которого где-то подцепила. А если сестры не было на поезде, наверняка она была в Греции. Хотя, очевидно, туда она не попала, а то ее не было бы здесь.
— А я думала, у нее связь с Жилем! И ведь Маргерит — замужем, — заметила Франсин.
Ее собеседница повела бровью.
— Не будьте простодушной, милая. Такие женщины выходят замуж по расчету. Им нужно богатство и положение. Трудно себе представить соперничество этих двух сестер.
Франсин не могла удержаться и продолжала наблюдать за ними. Клэр освободилась от хватки своей сестры, Маргерит что-то сказала, и обе стали смотреть на Франсин: Маргерит — с торжеством в глазах, а Клэр — с холодным любопытством, сменившимся равнодушной улыбкой, когда женщина направилась к Жилю. Она в самом деле была красива. Поразительно красива. Против воли Франсин наблюдала за встречей. Клэр протянула руки, обвила шею Жиля, встала на цыпочки и поцеловала его. Франсин стало неприятно, она отвернулась и поспешила вдоль платформы, но ее внезапно остановила Маргерит, преградившая ей путь. С гримаской, она тихо произнесла:
— Никакого сравнения, верно?
— А с вами? — Не слишком она любезна, но порой приходится клин клином вышибать. Франсин обошла Маргерит, чувствуя себя униженной из-за обмена колкостями, и поспешила догнать остальных гостей. Если бы не багаж, который перевозили отдельным транспортом, Франсин вышла бы в город и нашла бы другую гостиницу. Вдруг она вспомнила, что не попрощалась с Жан-Марком. Она огляделась, но не увидела его и вздохнула. Хочу домой, с грустью повторяла она про себя. И все-таки она познакомилась с несколькими приятными людьми: с американцами, весельчаком мужчиной, у которого голубые глаза. Если бы не Жиль, она бы действительно прекрасно провела время.
Обещанный транспорт ожидал их. Это были запряженные лошадьми сани. Золотые колокольчики весело позвякивали, когда лошади храпя вскидывали головы, и Франсин радостно улыбнулась, забыв на время о своих неприятностях. Она сделала шаг вперед и погладила по шее ближайшую лошадь. Лошадь вскинула голову, покосилась на Франсин и фыркнула. Посмеиваясь, Франсин залезла в сани, подвинулась, чтобы освободить место еще двум пассажирам, тепло закутала колени в край полости и заметила, что Жиль наблюдает за ней. Вскинув голову, почти как та лошадь, она демонстративно отвернулась.
Узкие улочки, мощеные переулки, старинные дома со ставнями, собор двенадцатого века; они ненадолго остановились, чтобы послушать хор, стоявший на улице. Певчие были в национальных костюмах. Яркие фонари рассеивали тьму. За хором расположился небольшой оркестр, держа инструменты наготове. Как только все сани остановились и наступила тишина, зазвучала музыка. Франсин узнала мелодию, хотя и
