Забытая история русской революции. От Александра I до Владимира Путина

особо коснулись пролеткультовские веяния: на сцене преобладал импрессионизм декораций, шло увлечение революционной символикой. Обычным делом была вольная интерпретация классиков. В общем, культурная жизнь не затухала, что отражало уверенность людей в том, что трудности так или иначе будут преодолены.

На первый взгляд осуществление сразу всего этого: поддержка науки и пролеткультовского движения; разрушение традиционной культуры и открытие библиотек – кажется хаотичным. Но любая динамическая система, переходя от одного вида стабильности к другому, «тычется» в поисках лучших вариантов в разные стороны. Никто ведь не знает, что нужно делать, нет никаких лекал. Жизнь, через деятельность разных людей и групп, сама предлагает разные варианты и сама же отбрасывает негодные, оставляя годные!

Большевики и мировая революция

В нашей книге мы не намерены ни «обелять» кого бы то ни было, ни «очернять». Мы излагаем события в контексте эпохи.

Для большинства логика действий большевиков была непонятна, а главным полем дискуссии стали Брестский мирный договор и аграрный вопрос, вызвавшие протест не только противников, но и союзников – левых эсеров. На V съезде Советов левые эсеры пытались склонить делегатов отторгнуть мирный договор, отменить декрет о комбедах и предоставить всю полноту власти Советам. Когда достигнуть этого не удалось, они 6 июля 1918 года организовали мятеж; он был подавлен, а партия эсеров распущена, и с этого момента утвердилась государственная однопартийная система.

Но для нас важно, что на первых порах большевики придерживались схемы, то есть действовали согласно букве марксистской теории. Вот выдержка из автобиографии К. Радека о событиях октября 1917 года и взгляд на них из Стокгольма, где он в то время находился:

«Обострение борьбы в Петрограде увеличивалось с каждым днем, и мы проводили бессонные ночи в ожидании решающих сведений. Они пришли поздно ночью, и венгерский журналист Гутман передал нам под утро из телеграфного агентства речь Владимира Ильича при открытии II съезда Советов. Мы с Ганецким немедленно собрались в путь, но были задержаны телеграммой, что для свидания с нами едет представитель ЦК германской социал-демократии. Этим представителем оказался не кто иной, как Парвус, который от имени германской социал-демократии привез заверение, что она немедленно вступает в бой за мир с нами. Частным образом он заявил, что Шейдеман и Эберт готовы объявить всеобщую забастовку в случае, если бы германское правительство под давлением военных кругов не пошло на почетный мир. Об этих переговорах мы напечатали открыто в шведской партийной газете и отправились с Ганецким в Питер, имея в кармане только удостоверение от Воровского, что являемся членами заграничного представительства большевиков».[5]

Это признание К. Радека объясняет, почему в конце 1917-го – начале 1918 года лидеры партии большевиков ожидали начала революции в Германии буквально со дня на день. Однако сделанная германскими социал-демократами в январе 1918 года попытка организовать всеобщую забастовку не увенчалась успехом.

А вот письмо председателя Реввоенсовета РСФСР Л. Д. Троцкого в ЦК РКП(б) от 5 августа 1919 года:

«Крушение Венгерской республики, наши неудачи на Украине и возможная потеря нами Черноморского побережья, наряду с нашими успехами на Восточном фронте, меняют в значительной мере нашу международную ориентацию, выдвигая на первый план то, что вчера еще стояло на втором.

Разумеется, время теперь такое, что большие события на Западе могут нагрянуть не скоро. Но неудача всеобщей демонстративной стачки, удушение Венгерской республики, продолжение открытой поддержки похода на Россию – все это такие симптомы, которые говорят, что инкубационный, подготовительный период революции на Западе может длиться еще весьма значительное время…

Нет никакого сомнения, что на азиатских полях мировой политики наша Красная Армия является несравненно более значительной силой, чем на полях европейских. Перед нами здесь открывается несомненная возможность не только длительного выжидания того, как развернутся события в Европе, но и активности по азиатским линиям. Дорога на Индию может оказаться для нас в данный момент более проходимой и более короткой, чем дорога в Советскую Венгрию. Нарушить неустойчивое равновесие азиатских отношений колониальной зависимости, дать прямой толчок восстанию угнетенных масс и обеспечить победу такого восстания в Азии может такая армия, которая на европейских весах сейчас еще не может иметь крупного значения…

Один серьезный военный работник предложил еще несколько месяцев тому назад план создания конного корпуса (30 000-40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию. Разумеется, такой план требует тщательной подготовки как материальной, так и политической. Мы до сих пор слишком мало внимания уделяли азиатской агитации. Между тем международная обстановка складывается, по-видимому, так, что путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии…

Наша задача состоит в том, чтобы своевременно совершить необходимое перенесение центра тяжести нашей международной ориентации…»[6]

А вот выступление Ленина на III конгрессе Коминтерна. 1921 год:

«Когда мы начинали, в свое время, международную революцию, мы делали это не из убеждения, что можем предварить ее развитие, но потому, что целый ряд обстоятельств побуждал нас начать эту революцию. Мы думали: либо международная революция придет нам на помощь, и тогда наши победы вполне обеспечены, либо мы будем делать нашу скромную революционную работу в сознании, что, в случае поражения, мы все же послужим делу революции, и что наш опыт пойдет на пользу другим революциям. Нам было ясно, что без поддержки международной мировой революции победа пролетарской революции невозможна. Еще до революции, а также и после нее, мы думали: или сейчас же, или по крайней мере очень быстро наступит революция в остальных странах, капиталистически более развитых, или, в противном случае, мы должны погибнуть».[7]

Завершение Гражданской войны обозначило раскол в партии большевиков. Партия одержала победу в невероятно тяжелых условиях, советская власть устояла – но без мировой революции. А ведь до этого большевики рассматривали Гражданскую войну исключительно как международное, а не внутрироссийское дело. И вот приходилось или отказаться от догмы мировой революции, одного из основных положений марксизма, или отказаться от своей победы. То есть: победу одержали, но сторонники догматического марксизма считали, что без мировой революции русская революция обречена на поражение.

Накануне октябрьского переворота Ленин писал, что взятие власти пролетариатом в одной стране должно стать лишь началом целой серии войн в других странах, а цель этих войн – «окончательно победить и экспроприировать буржуазию во всем мире». Из этой позиции большевики находили конкретные подходы ко всем вопросам политики, в том числе и внешней. Например, пригласив Германию с ее союзниками на переговоры в Брест, сами же всеми возможными способами затягивали переговоры, ожидая со дня на день революции в Германии. В итоге Брестский договор (март 1918-го) сильнейшим образом скомпрометировал большевиков, отдавших Прибалтику, Финляндию, Польшу, Украину, Белоруссию немцам и Закавказье туркам.

Но это не заставило их усомниться в правильности теории.

С другой стороны, еще в годы Первой мировой союзники России по Антанте проявили заинтересованность в обескровливании нашей страны. Они не желали возрождения сильной России как одного из решающих игроков на международной арене в послевоенную эпоху тогда, а тем более после октябрьского переворота. Между ними были заключены секретные соглашения о разделе сфер влияния в России, а после вторжения интервенты грабили природные ресурсы страны, дискредитируя тем самым Белое движение. И кстати, от активных действий против регулярных частей Красной Армии иностранные войска старались уклоняться.

Справедливости ради отметим, что и в Белом движении не было доверия к «союзникам», напротив – поведение их больно било по чувствам русских патриотов.

В пропагандистском плане большевики из факта интервенции извлекли для себя все возможное, постаравшись дезавуировать патриотизм Белого движения. Сами же они, в глазах населения представ патриотами, от своих стратегических целей – мировой революции – не собирались отказываться. Вторая