иностранного капитала. В 1558 году благодаря созданию прообраза Лондонской биржи Англия обезопасила экономическое давление Амстердама, а в 1597-м закрытие Стального двора и отмена привилегий его постояльцев положили конец влиянию ганзейцев. Против Амстердама был направлен первый Навигационный акт, изданный в Великобритании в 1651 году.
Начались англо-голландские войны.
В то время Амстердам все еще контролировал основную часть европейской торговли, однако теперь уже Англия имела средство давления на него: дело в том, что голландские парусные суда в силу господствующего направления ветров постоянно нуждались в заходах в английские порты. Именно этим объясняется та терпимость, с которой Голландия отнеслась к протекционистским мерам Англии; подобных мер она не потерпела бы со стороны никакой другой державы. И вот Англия сумела защитить свой национальный рынок и нарождающуюся промышленность лучше, чем любая другая страна Европы.
Экономическое господство Англии распространялось также на сферу политики и дипломатии. У нее хватало сил столетиями удерживать под своим влиянием весь остальной мир!
В 1929 году центром стал Нью-Йорк.
Как же, согласно Ф. Броделю, богател Запад? Главная причина – в рынке, но вовсе не в том, про который нам все время говорят наши плохо образованные реформаторы. Бродель очень убедительно показал, что есть два рынка.
Первый – это место обычного повседневного рыночного обмена, поставок хлеба или леса в ближайший город. Это торговля, которая носит регулярный, предсказуемый, рутинный характер и открыта как для крупных, так и для мелких торговцев. Здесь всякому заранее известна подноготная любой сделки и можно всегда прикинуть будущую прибыль.
Но представьте, например, что караван судов, груженных зерном, идет по стандартному маршруту из Данцига в Амстердам и хозяин груза вдруг узнает, что Средиземноморье поразил голод. Естественно, этот международный торговец тотчас заставит корабли свернуть с привычного курса, и зерно попадет в Ливорно и Геную, в три-четыре раза поднявшись в цене. Вот здесь и происходит переход первой формы экономики во вторую. Здесь и вылезает мурло «второго рынка» – по словам Ф. Броделя, «противорынка».
Основное его свойство – разрыв цепочки между производителем и потребителем. Здесь ПОСРЕДНИК держит монопольную цену. Он ведет неэквивалентные обмены, в которых конкуренция, наличие которой есть основной закон так называемой рыночной экономики, практически отсутствует. А вести эту посредническую торговлю могли только те, кто имел свободные наличные деньги, и это был их главный аргумент.
Торговля на дальние расстояния просто требует противорынка как необходимой гарантии от провала. Если вдруг размер прибыли от торговли с Антильскими островами уменьшится до скромных пределов, ничего страшного – в тот же момент торговля с Индией или Китаем обеспечит двойные барыши. И именно эта торговля была главным источником значительного накопления капиталов, тем более что громадные доходы от нее делили между собой всего несколько партнеров. Местная же торговля из-за большого количества участников не позволяла провести хоть какую концентрацию капиталов.
Надо отметить, что крупные торговцы очень рано перешагнули национальные границы, действуя заодно с чужестранными купцами. В их распоряжении была тысяча способов обратить игру в свою пользу: манипуляции с кредитом (то есть использование для своего обогащения чужих денег), ставка на хорошую монету против плохой и т. д. Они присваивали все, что в радиусе досягаемости оказывается достойным внимания – землю, недвижимость, ренту. Если они обладали монополией или просто достаточной властью, чтобы устранить конкурента, они это делали.
Наконец, эти люди
Проанализировав огромное количество документов, Фернан Бродель установил, что разделение труда, быстро возрастающее по мере развития рыночной экономики, затронуло все торговое сообщество – за исключением его верхушки, негоциантов. Вершина пирамиды не затронута, поскольку вплоть до XIX века эта купеческая элита не ограничивалась каким-либо одним родом деятельности, никогда не связывала себя одним направлением! В зависимости от обстоятельств владельцы крупнейших капиталов – то судовладельцы, то хозяева страховой конторы; заимодавцы и получатели ссуд; они – финансисты, банкиры или даже промышленники или аграрии.
И дело не в том, что так они стремились уменьшить риски. Нет, просто ни одна из доступных им отраслей не была достаточно емкой, чтобы дать желаемый доход. В погоне за бoльшей прибылью их капитал постоянно перемещался из одного сектора в другой.
И что же получается? Получается, что экономика Запада состоит из двух частей! Одна всем видна, а вторая скрыта от взгляда большинства, но как раз она и есть главный двигатель. Обычно так поступают фокусники или жулики: крутят перед носом простофили пустой рукой, а все манипуляции делают второй. Нам показывают приземленный, подчиненный конкурентной борьбе рынок, такой же, как и во всех других странах. А за кулисами остается мир высшего порядка, крайне сложный, стремящийся к господству, характерный именно для Западной Европы.
Этого не понял даже В. И. Ленин. В брошюре «Империализм, как высшая стадия капитализма» он отмечал, что: «
Капитализм всегда был монополистическим, а товары и капиталы всегда перемещались одновременно, поскольку капиталы и кредиты всегда были самым надежным средством выхода на внешний рынок для его завоевания. Задолго до XX века вывоз капитала был повседневной реальностью!
Либералы полагают, что капитализм гибнет от государственной опеки, а на самом деле он торжествует лишь тогда, когда идентифицирует себя с государством, когда сам становится государством. Во время первой большой фазы его развития в городах-государствах Италии – Венеции, Генуе, Флоренции – власть принадлежала денежной элите. В Голландии XVII века регенты-аристократы управляли страной в интересах и даже по прямым указаниям дельцов, негоциантов и крупных финансистов. В Англии после революции 1688 года власть оказалась в ситуации, подобной голландской. Франция запаздывала более чем на век: только после июльской революции 1830 года буржуазия наконец надежно взяла власть в свои руки.
Вообще Франция, по мнению Броделя, была страной, менее благоприятной для капитализма, чем, скажем, Англия. Слишком большая территория для тогдашнего транспорта, слишком скромный доход на душу населения, затрудненные внутренние связи и, наконец, отсутствие полноценного центра. Хотя… Если разобраться, в ту пору было по меньшей мере две Франции: одна из них – морская держава, живая и гибкая, уже в XVIII веке полностью захваченная волной экономического подъема; другая – континентальная страна, приземленная, консервативная, «местечковая», не сознающая преимуществ международного капитализма. Но политическая власть принадлежала именно ей. Экономической столицей страны был не Париж, а Лион. Только после 1709 года Париж стал центром французского рынка, но отставание уже не позволило Франции выбиться в лидеры.
А теперь вспомним условия, в которых существовала Россия. У нее все эти отрицательные моменты были многократно увеличены. Легко сообразить, что она не имела никаких шансов, чтобы вступать в конкурентную борьбу с кем бы то ни было.
И кстати, мы тоже видим «две России»: к началу XIX века фасадом страны была столица, Санкт- Петербург, а все остальное – глухие задворки. Также мы видим здесь «два народа»: шикующую аристократическую верхушку и «простой народ», всю массу населения – дворян и крестьян, попов и ремесленников, солдат и купцов…
Теория «Русских горок»
По русской истории написано много книг. Они написаны с разных позиций – и с любовью к России и с ненавистью к ней. Практически все авторы отмечают тяжелую судьбу страны и ее народа. И действительно, если посмотреть, каков был доход на душу населения в не худший для России 1912 год, то мы увидим следующее. В США доход на душу – 720 рублей (в золотом исчислении), в Англии – 500, в
