это он их потерял?
Здесь у Паршева начинается путаница из-за того, что он подменяет факты догадками. Рынок – хорош. Мировой рынок – тоже рынок. Но он плох, он «нас погубил». Положение Паршева становится безвыходным, и он вынужден объявить без всяких оснований, что мировой рынок «потерял» рыночные качества. Но в этом случае он перестал быть рынком. А во что же он превратился? Нет ответа.
Да и то, что написано в книге о нашем обычном рынке, вызывает большие сомнения. Ведь по Паршеву, его цель – не в селекции, не в выживании сильнейшего, а во взаимопомощи, в обмене плодами труда. Очень хорошее, гуманное мнение. Правда, к сожалению, сам рынок этого не знает, ибо он – просто сфера товарного обмена. Его не надо демонизировать, но и романтизировать тоже не надо.
Рынок возникает из практически безграничных потребностей человека и ограниченности ресурсов для их удовлетворения. Поэтому, когда мы хотим покупать, мы вынуждены сначала продавать. Продавать, может быть, и не хочется, а куда денешься? Процитируем еще раз знаменитого российского рыночника, кота Матроскина: «Чтобы купить что-нибудь полезное, надо сначала продать что-нибудь полезное». Вот вам и «взаимопомощь», и обмен плодами…
Считается, что у экономики есть две крайности: рыночность и плановость. Они дают миру, соответственно, две системы хозяйствования: рыночную и плановую, или командную. Но нигде и никогда эти две системы в чистом виде не реализовывались. Даже в эпоху военного коммунизма был рынок, на котором «буржуи» меняли свое добро на продукты питания. И это естественно. Как только в экономической сфере государство допускает нерасторопность, ее компенсирует стихийно возникающий рынок. И в СССР рынок был, но носил он подчиненное значение. Вспомните. Ведь всем платили зарплату деньгами, которые можно было потратить на то, что считали нужным их обладатели. Хотели выпить, тратили на водку. Хотели читать, тратили на книги. Мы уже не говорим о так называемых колхозных рынках. Командная экономика отнюдь не командовала людьми, желающими тратить свои деньги.
И рынок совсем не таков, каким его частенько живописуют.
Рынок подобен волку, которого хотят пристроить к охране отары. Пока он маленький, кажется, что он сможет это делать. Но когда он вырастает, то живет по своим инстинктам и режет скотину, которую должен охранять.
Иначе говоря, за рынком нужен постоянный контроль. А как только затраты на контроль становятся больше, чем польза, сферу применения рынка нужно ограничить. В противном случае быстро возникнет вопрос: мы имеем рынок, или рынок
Принцип «свободной торговли» был провозглашен Адамом Смитом в его книге «Богатство народов», написанной в 1776 году для Ост-Индской компании. Но что интересно, даже в самой Англии свободная торговля никогда не осуществлялась. Более того, мощный государственный аппарат зорко следил не только за уплатой налогов своими подданными, но и за ценами как на ввозимые товары, так и на товары собственного производства.
Другой экономист, Д. Рикардо, объяснял миру пользу мировой торговли, как наиболее эффективный способ использования мировых ресурсов. На фоне этих объяснений Англия «согласилась» развивать на своей территории ткацкую промышленность, оставив виноделие Испании и Португалии. И по сию пору эти две страны не могут оправиться от такого «эффективного» международного разделения труда.
А это и понятно. Экономическая теория не самодостаточна. Если взять исконное определение экономики, как науки о ведении домашнего хозяйства, или в современном значении, как науки, которая исследует проблемы эффективного использования ограниченных производственных ресурсов или управления ими с целью достижения максимального удовлетворения материальных потребностей человека, то очевидна ее многовариантность. Выбор нужного решения происходит при внесении ряда дополнительных условий, лежащих вне экономики.
Представьте себе, что вам надо проложить пути, связывающие ряд населенных пунктов в сильно пересеченной местности. Вы можете пригласить для консультации профессионалов, которые предложат оптимальное решение вашей задачи. А если вы не сможете четко объяснить им свою цель, то чего они будут оптимизировать?
А теперь представим, что эти дороги можно проложить в интересах или одного заказчика, или другого. В таком случае это будут разные решения, так как у каждого заказчика свои интересы. Решения разные, а дают их одни и те же люди. И ничего удивительного, ведь они решали разные задачи.
А что будет, если потенциальных заказчиков несколько, а систему дорог надо строить одну на всех? Ясно, что будет утвержден проект, максимально учитывающий интересы сильнейшего из заказчиков. И не просто утвержден, а со ссылкой на мнение экспертов. Только одна мелочь не будет сказана, что это было не единственное возможное решение.
К сожалению, в силу своей либо малограмотности, либо личной заинтересованности, наши реформаторы, прикрываясь тем, что законы экономики будто бы везде действуют одинаково, навязывают обществу мысль, что и результаты их применения в разных местах будут одинаковыми. А вот это уже неправда. Например, на тело действуют гравитационные и центробежные силы. Так вот центробежная сила в зависимости от широты местности меняется от нуля до максимального значения.
Всегда экономика подчиняется задачам государства. У государства же, вне зависимости от действующей в нем экономической системы, существуют свои собственные интересы. Представьте себе человека, у которого стоит задача выжить в разных климатических условиях. Для этого он использует различную одежду. Вот этот человек – государство, а одежда – экономические отношения. Поэтому не рынок определяет структуру и функции государства, а наоборот. А то, что без государства рынок вообще невозможен, должно быть ясно каждому. Поддержание рынка немыслимо без определенной правовой и контролирующей системы.
Либерализм – не более чем попытка развитых стран установления колониальных взаимоотношений с менее развитыми странами. Ни в США, ни в Англии – главных апологетах «либерализма», нет свободного рынка. Так или иначе, государство вмешивается в экономику и играет в ней не последнюю роль.
Экономика занимается поиском оптимального пути развития в условиях ограниченных ресурсов. Такую ситуацию описывает нелинейная математическая модель, которая имеет набор стационарных решений. Чисто рыночные отношения – это неуправляемая стихия. Поэтому просто дикостью выглядит утверждение, будто сложная динамическая система с целым спектром возможных стационарных состояний, развиваясь хаотически, непременно попадет в одно из наперед заданных состояний, и «удовлетворит потребности общества». Кабы так, в лотерею выигрывал бы каждый по три раза на дню.
Определить, в какую «точку» должна придти экономика, и каков должен быть путь, может только государство. Направлять экономику в нужном для государства направлении, и есть основная его задача. Более того, если даже система и попадет случайно в нужную точку, удержаться в ней без помощи государства она не сможет.
Так что все разговоры о всесильной «невидимой руке» рынка, о его «саморганизации» – просто из области ненаучной фантастики.
Но и чисто плановое хозяйство есть такая же утопия, и вот почему. Для командного управления такой системой надо отслеживать связи большого (правильнее сказать – огромного) числа экономических агентов. Если число этих агентов равно N, то число связей равно N(N – 1), а число вариантов их реализации – N!. То есть N(N – 1)(N – 2)… Для любой страны N – число много большее, чем число их жителей. А так как экономика подчиняется нелинейным закономерностям, то при определенной ошибке, с которой мы всегда знаем исходные данные, при управлении столь сложной системой очень быстро наступает хаос.
Из этого следует, что попытки противопоставить одну абстракцию – «рынок», другой абстракции –
