«Следователь НЕФЕДОВ направил меня в карцер, в котором я просидел около месяца (апрель — май 1952 года). В карцере я заболел, но мне не оказывали врачебной помощи… я получал в день 250 граммов хлеба и воду. По распоряжению ТАВДИШВИЛИ и полковника ЦЕПКОВА в декабре 1952 года на меня были надеты наручники, в которых я просидел до половины февраля 1952 [Так в документе. Правильно: 1953 года. — Сост.] года. Наручники не снимались ни днем ни ночью… Полковник ЦЕПКОВ сказал: «Если ты признаешь участие в шпионаже и дашь показания на ШАРИЯ, БАРАМИЯ, ТАВАДЗЕ, КАРАНАДЗЕ и других, я гарантирую тебе жизнь».
О недопустимых методах следствия говорится также в показаниях арестованного ЧАЧИБАЯ — быв. секретаря Зугдидского райкома КП(б) Грузии:
«Во время одного из допросов весной 1952 года после очередных угроз, ругани и оскорблений МИЛИЛОВ повел меня в кабинет КУЦИАВА, где также находились зам. министра госбезопасности Грузии ТАВДИШВИЛИ и прибывший из Москвы полковник (фамилию не помню). МИЛИЛОВ доложил, что япродолжаю упорствовать и не сознаваться в предъявленном мне обвинении. Тогда меня насильно раздели, оставив только в нательном белье и бросили на пол. Затем стали спрашивать, являюсь ли я участником мингрело-националистической группы. На мой отрицательный ответ КУЦИАВА начал бить меня палкой. После этого прибывший из МГБ СССР полковник сказал, что если я не сознаюсь, то меня ждет смерть. На это я ответил, что перед партией никогда не лгал и не буду лгать, за что получил вторую серию палочных ударов от МИЛИЛОВА. На вопрос полковника — сказать, с какого года я являюсь националистом — ответил, что не был им никогда и не буду. «Лучше сейчас скажи, все равно ты в наших руках, — продолжал полковник, — живым отсюда не уйдешь». Не удовлетворив своим ответом полковника, я вызвал с его стороны гнев, в результате которого был им избит палкой».
В своем заявлении арестованный А.РАПАВА — до ареста Министр юстиции Грузинской ССР, приводит ряд фактов недопустимого поведения следователей:
«… давали спать в сутки не больше одного часа, а очень часто и полчаса, а то и совершенно лишали сна… Я, сидя на кровати, начинал дремать, тогда кровать опрокидывали и выносили из камеры все: табурет, тумбочку и мусорный ящик, чтобы мне не на чем было сидеть и дремать. Не раз тяжко падал я на цементный пол, и так продолжалось полгода. Тяжесть такого вида репрессии известна только тому, кто испытал это».
Далее в заявлении РАПАВА говорится:
«Второй вид наказания — это наручники, как бы издевательски названные «браслетами»… В наручниках я находился в продолжении трех месяцев и 5 дней, то есть с 6 декабря 1952 года по 11 марта 1953 года. Я терпел, зная, что следователи рассчитывают, что нестерпимые боли рано или поздно заставят меня давать вымышленные показания».
Жалуясь на издевательство следователей, РАПАВА пишет:
«В двух случаях издевательство доходило до того, что во время допроса приводили в соседнюю комнату бывшую мою жену, с которой я в разводе, и крепко избивали ее, заставляя меня слушать ее крики и вопли».
Недопустимые репрессии применялись почти ко всем арестованным. В своем заявлении арестованный И. ЗОДЕЛАВА — быв[ший] секретарь ЦК ЛКСМ Грузии, пишет:
«ТАВДИШВИЛИ распорядился надеть наручники, в которых я находился 38 дней. У меня опухли руки, появились головные боли и насморк. Закованный в наручники, я не имел возможности вытирать нос, мне приходилось бросать платок на табуретку и, нагнувшись, об нее вытирать свой нос».
Но следствие не ограничивалось указанными выше средствами вымогательства ложных показаний у арестованных. Чтобы окончательно сломить их волю к сопротивлению провокациям, следователи, как указано выше, постоянно твердили, что будто бы следствие, применяя к арестованным недопустимые меры принуждения, выполняет прямое задание ЦК ВКП(б), так как виновность арестованных ЦК ВКП(б) установлена помимо МГБ и без его участия. Вот что говорится по этому вопросу в заявлении арестованного БАРАМИЯ:
«Решающее воздействие на меня оказало и то, что в процессе следствия на меня оказывали сильное давление авторитетом ЦК ВКП(б). В частности РУХАДЗЕ, ЦЕПКОВ, СТЕПАНОВ и КЕСОНАШВИЛИ систематически заявляли мне, что имеется несколько решений ЦК ВКП(б) о бесспорном существовании якобы возглавляемой мною группы, что это решение не подлежит обсуждению, а поэтому я должен признать и подтвердить наличие «мингрело-националистической группы».
То же самое говорится и в заявлении МИРЦХУЛАВА:
«С самого начала следствия НЕФЕДОВ заявил мне, что моя вина во вражеской работе против Советской власти и компартии доказана ЦК ВКП(б) и что я должен поэтому рассказать о всей своей антисоветской шпионской работе».
Ссылку следователей на авторитет ЦК ВКП(б) подтверждает в своем заявлении и А. РАПАВА:
«ЦВЕТАЕВ и БОЛХОВИТИН прямо заявили мне, что они ведут дело в подтверждение Постановления ЦК ВКП(б). «Я не дурак, чтобы по приезде в Москву сказать, что в отношении РАПАВА материалы не подтвердились. Приказано взять показания», — возвышая голос и приближаясь ко мне, заявил ЦВЕТАЕВ.
БОЛХОВИТИН даже хвалился: «Чекисты Москвы поработали на славу и собрали столько материалов, что на второе постановление хватит». То же самое подтверждается и в заявлении И. ЗОДЕЛАВА, которому ЦЕПКОВ заявил: «Учтите, что ваше отрицание виновности говорит еще и о том, что вы продолжаете и теперь действовать против ЦК ВКП(б)».
Аналогичные показания дали все остальные арестованные по настоящему делу.
Факты применения к арестованным недопустимых мер физического воздействия и извращения методов ведения следствия подтверждаются показаниями арестованных по настоящему делу бывших работников МГБ СССР и Грузинской ССР.
Таким образом быв. министр государственной безопасности Грузинской ССР РУХАДЗЕ и находившиеся в сговоре с ним некоторые руководящие работники МГБ СССР в своих преступных целях ввели в заблуждение
Бывший министр государственной безопасности СССР т. ИГНАТЬЕВ, несмотря на получаемые им чуть ли не с начала следствия по делу о так называемых мингрельских националистах сигналы о недопустимых методах следствия и о провокационном характере всего этого дела, занял по меньшей мере непонятную позицию невмешательства в произвол и беззакония, чинимые бывшим его заместителем РЮМИНЫМ, быв. министром госбезопасности Грузинской ССР РУХАДЗЕ и руководителем специально командированной т. ИГНАТЬЕВЫМ группы следователей во главе с зам. начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР ЦЕПКОВЫМ.
За время следствия по этому делу, длившегося свыше 15 месяцев, арестованными было подано общей численностью 145 заявлений с жалобами на применяемые к ним преступные методы.
Все эти заявления МГБ Грузии представляло т. ИГНАТЬЕВУ, однако ни в одном случае т. ИГНАТЬЕВЫМ не было принято мер к проверке жалоб арестованных.
Бывший секретарь ЦК КП(б) Грузии т. ЧАРКВИАНИ К. Н. а затем заменивший его на этом посту т. МГЕЛАДЗЕ А. И. не только не проявили элементарного критического отношения к сфабрикованным РУХАДЗЕ ложным данным, но и сами потворствовали ему в этом деле, способствовали ему в введении в заблуждение
А. МГЕЛАДЗЕ вместо того, чтобы разобраться в создавшейся обстановке и добиться прекращения
