Слово имеет товарищ Багиров, подготовиться товарищу Малышеву.
Багиров. Товарищи, работая вдали от Москвы, за последнее время после того, когда партия и страна потеряли товарища Сталина, и, не будучи в курсе того, что тут творится, делается, в особенности после смерти товарища Сталина, и получая в последнее время ряд документов, я должен прямо сказать Пленуму Центрального Комитета, чувствовалась на душе какая-то тяжесть, что что-то не то.
Что же произошло, в чем дело? Нужны ли были серьезные все те меры, все то. что говорилось здесь товарищами, по Украине, Белоруссии, Тбилиси? По Белоруссии было решение относительно снятия руководства, было решение по Литве, по Латвии, решение по делам врачей в той форме, в какой оно рассылалось на места, то есть какие были документы? Я лично честно, должен прямо сказать — не знаю. Тяжело мне было, а делиться с товарищами, которые не получают документов ЦК, особенно нельзя, не имеешь возможности и права на это. И вот вчера, когда я впервые у Никиты Сергеевича Хрущева узнал о решении Президиума, о том, какие дела произошли, что просто не верится, какая-то тяжесть с души снялась, и сразу какое-то облегчение я почувствовал. Это облегчение, я думаю, почувствовал не только я, но и другие товарищи, если не все. Трудно, товарищи, переоценить это. И без преувеличения, надо прямо сказать, большое спасибо Президиуму Центрального Комитета партии за то, что так, за сравнительно короткое время после смерти товарища Сталина, этого типа разоблачили и посадили, а это не так легко было.
Доклад товарища Маленкова и выступления здесь, на пленуме, тт. Хрущева Молотова, Булганина и других членов Президиума с исчерпывающей полнотой и убедительностью раскрыли лицо и подлинные методы вражеской работы этого международного провокатора, авантюриста большого масштаба Берия.
Берия — этот хамелеон, злейший враг нашей партии, нашего народа — был настолько хитер и ловок, что я лично, зная его на протяжении тридцати с лишним лет до разоблачения Президиумом Центрального Комитета, не мог его раскусить, выявить его настоящее вражеское нутро. Не могу иначе объяснить это как моей излишней доверчивостью и притуплением партийной, коммунистической бдительности у себя к этому двурушнику и подлецу. Это будет и для меня серьезным уроком.
В подтверждение сказанного здесь в докладе товарища Маленкова и других членов Президиума об авантюристе Берия, его карьеристических стремлениях, не знающих предела, его попытках всегда выставлять себя вперед, ставить себя выше руководства партии и правительства приведу пару примеров из фактов последнего времени.
До этого я хотел бы два слова сказать о том, о чем здесь сказал Никита Сергеевич в своем выступлении, что об этом авантюристе в этом зале на Пленуме ЦК было сказано, что он работал в мусаватистской разведке, в мусаватистской полиции. Я должен сказать, что после временного поражения советской власти в Азербайджане я уехал в Россию и вернулся в Азербайджан в 1920 году вместе с нашей Красной Армией. Всю гражданскую войну я участвовал в частях нашей Красной Армии. Но я очень хорошо знаю, что, кроме Анастаса Ивановича Микояна, никто не может сказать, чтобы кто-нибудь еше был руководителем бакинской подпольной организации и азербайджанской подпольной организации. При контрреволюционном мусаватистском режиме вся подпольная работа, все кадры, все, что делалось в нашей партии, все указания Ленина и Сталина, передаваемые через Астрахань, через Кирова в Баку, — все это проводилось в жизнь под непосредственным руководством Анастаса Ивановича. Следовательно, если бы Берия действительно был послан партийной организацией куда-нибудь, тем паче в разведку, то об этом должен был бы знать Анастас Иванович. Анастас Иванович ни разу об этом не говорил. Следовательно, то, что Никита Сергеевич вчера говорил, что Берия и до сих пор не представил оправданий, а для этого надо иметь основания, эти оправдания он не может представить — это все правильно.
Что касается архива в Баку, то на этот счет никаких следов в архиве в Баку нет, говорящих о том, что его посылала партийная организация.
Следовательно, видимо, этот человек не только последние годы работает на врагов. Видимо, он с далекой целью заброшен в нашу партию агентом международного империализма.
Это в отношении того, что здесь было затронуто. Теперь в отношении его попыток, стремлений всегда выскакивать вперед, показывать везде и всюду себя. Я это тоже видел не раз. Каждый раз, когда я бывал в Москве, члены Президиума знали, что нам вместе приходилось бывать у товарища Сталина. Я видел, следил, чувствовал, как другие члены Президиума, тогда члены Политбюро, у товарища Сталина себя вели и как этот нахал себя вел.
Два года тому назад, в 1950 году, было принято решение партии и правительства по расширению производства хлеба, главным образом пшеницы в Закавказских республиках[95]. Теперь, в связи с пересмотром ряда решений, которые не имели и не имеют для отдельных республик, краев и областей актуального значения, Совет Министров решил этот вопрос пересмотреть и принял решение[96]. Вдруг ни с того, ни с сего звонок в Баку Берия: я готовлю материал, чтобы пересмотреть этот вопрос. Выходит, не партия готовит, не Совет Министров, не руководство партии, а он готовит. Это было совсем недавно, решение Совета Министров было принято месяц тому назад. Причем в тот день, когда он звонил, уже получено было решение. Ясно, что это не его заслуга. Я говорю об этом к тому, как он ловко, будучи членом Президиума и членом ЦК партии, зная о том, что делается в Центральном Комитете и Совете Министров, выдает за свое, выдвигает свое я.
По второму вопросу я ни с кем не беседовал. Дело в том, что имели место разговоры о создании новых орденов культуры союзного и республиканского значения. Звонит мне Берия и говорит: ты знаешь, я готовлю вопрос об орденах. Говорю ему: как это ты готовишь? Он поправился и говорит: мы хотим установить новые ордена. Я думаю, вопрос об орденах непростой вопрос. Это не организационный вопрос. Это входит в функции Центрального Комитета партии, правительства, это вопрос политики, как же он может готовить этот вопрос.
Пегов. Тем более это не дело МВД.
Багиров. И тем более не бывает так, что даже по самым маленьким вопросам, относящимся к нашей практической работе, к вопросам внутрипартийной работы, чтобы в первую очередь не позвонили из аппарата ЦК партии или из аппарата Совета Министров. Как правило, всегда говорят: я звоню по поручению ЦК партии или по поручению Совета Министров. У него же только одно я.
Маленков. Какие ордена?
Багиров. Ордена культуры, союзные и республиканские ордена культуры.
Булганин. Для какой категории людей?
Багиров. Для работников искусства, работников театров.
Маленков. Например, какие ордена?
Багиров. Вы его спросите, он мне сказал — ордена. (С м е х в зале.)
Маленков. Ордена могут быть чьего-то имени.
Юсупов. Мне звонил по его поручению его помощник Ордынцев, что Берия вносит предложение о том, чтобы установить две группы орденов: первая группа — ордена союзные, вторая группа — республиканские; затем установить ордена великих людей национальных республик. Так, например, у него Низами, у узбеков — Алишер Навои, и т. д. Я тогда говорю, что надо подумать по этому вопросу. (С м е х.) До сих пор по-другому нас воспитывали. Я сказал, что надо подумать.
Багиров. Наше мнение было такое, что по этому вопросу лучше решить в ЦК.
Голос. А вы позвонили товарищу Маленкову по этому вопросу?
Багиров. Я не звонил.
Голос. Плохо.
Булганин. ЦК об этом не знал.
Маленков. ЦК не знал, а он, оказывается, с республиками разговаривал. Мы впервые узнали только сейчас.
Багиров. Правильное здесь было замечание, реплика, что я не сообщил ЦК. Здесь
