характер», и что народы, утверждая своё культурное богатство, исходят из ценностей, принципиально не измеряемых долларами.
По мнению ряда авторов[12], «жизненная важность такого подхода остро возникла в связи с анализом скрытых причин увеличивающихся катастроф, войн, возникновения новых тоталитарных режимов, подрывающих само развитие. Многим авторитетным международным комиссиям и экспертам всё яснее… что культурные конфликты и проблемы могут влиять на возникновение социальных катастроф».
Другим важным выводом стало признание, что экономический прогресс сам по себе не определяет автоматически достоинство человека, не приносит культурного благополучия и не обеспечивает устойчивого развития. Наоборот, если удаётся органично сочетать лучшие традиции самобытных культур с наиболее современными экономическими, научными и технологическими ресурсами, то становится очевидным рост благосостояния, что и продемонстрировали страны Восточной Азии.
Для смягчения последствий кризисов человеческим сообществам нужно максимально крепко держаться за свою культуру. А если проще, руководить государствами (особенно в моменты кризисов) должны люди, исходящие из интересов, прежде всего, культуры своей страны, а не политики, экономики или финансов. Остаётся «мелочь»: придумать механизм, который позволял бы таким людям попадать во власть.
Рынок и финансы
Традиционная культура любого сообщества имеет задачей выживание сообщества. Тысячелетиями люди кормились с земли, и, несмотря на редкие кризисы, положение было стабильно. Развитие ремесла и наук, обслуживающих интересы общества, оттягивало на себя «лишних» людей, улучшая условия жизни всех и в каждый данный момент, и на перспективу, – а ведь это и есть выживание.
Наконец, возник рынок, как самостоятельная сфера товарного обмена, а из его чрева вышли финансы и начали свою независимую жизнь. Довольно скоро выяснилось, что выживание рынка и финансов снижает выживаемость системы в целом! Сам факт самостоятельности этих структур, то есть независимости их интересов от интересов общества, особенно важен в нашем исследовании.
Рынок заставлял более интенсивно работать руками и головой. Первоначально, пока обмен был натуральным, и даже позже, когда появились деньги, исполнявшие роль средства обмена, ситуация оставалась стабильной. Но однажды наступил момент (в Западной Европе в XI веке, в Византийской империи несколько раньше), когда стабильность оказалась нарушенной. Рынок требовал расширения сбыта, ведь возможность сбыта – это ресурс для экономики. Люди, попавшие под маховик экономического развития, начинали действовать не в своих собственных интересах, а в интересах экономики и связанных с нею военных и политических структур.
Последовали без малого три столетия Крестовых войн между Западом и Востоком, многолетние ожесточённые внутренние европейские войны, потеря Византии христианами и потеря Испании арабами. Интересы торговли обеспечивал сухопутный Великий шёлковый путь, торжище шириной в сотни километров, протянувшийся по всей Азии на тысячи километров. В это время развились в Средней Азии знаменитые цивилизации, давшие миру великих учёных и писателей. С открытием морского пути в Индию прекратился и Шёлковый путь и исчезли среднеазиатские цивилизации; – мы не найдём лучшего подтверждения тезису, что структура рынка самодостаточна, а его цели не совпадают с целями общества. Ведь причина перехода с сухопутных на морские пути одна: возможность увеличить прибыль, ускорить её получение.
Рынок породил быстрое расслоение на бедных и богатых не только внутри национальных границ, но и на международном уровне. За неуплату налогов или долга людей обращали в рабство, но и в отношении бедных стран широко применялись внеэкономические меры принуждения. Не будем даже предполагать, что этого «требовали интересы общества». Нет, это рынок – всего лишь одна из общественных структур – подавлял все остальные, в том числе и нравственность стран-колонизаторов и культуру колонизуемых стран.
Изучая развитие рыночных отношений, Адам Смит во второй половине XVIII века попытался создать основы экономической науки. Но методы точных наук только ещё определялись, рано было пытаться применить их к такой сложной сфере, как экономика. Да и не методы точных наук приложил Смит к анализу изучаемых экономических явлений, а методологию современной ему немецкой идеалистической философии, диалектику, ноумены и феномены, из чего никакого научного познания экономики возникнуть не могло. Смит предложил теорию трудовой стоимости. Цена – это феномен. А стоимость определяется физическим трудом, затраченным на производство товара, да не простым трудом, а средним общественно необходимым.
Борис Бажанов заявляет об абсолютной ложности этой теории: «Рождённый Адамом Смитом ублюдок начал жить собственной теоретической жизнью. За Смитом пришел Рикардо и сделал из смитовской теории все логические выводы: раз только физический труд, только рабочий создает ценности, то как может образоваться капитал? Ясно, что капиталист платит рабочему не полную плату за произведённое рабочим, а часть утаивает (прибавочная стоимость); накопление этой утаенной, уворованной части и создаст капитал. Следовательно, провозгласил Карл Маркс, каждый капиталист – вор и мошенник и всякий капитал – богатство, уворованное и награбленное у рабочих. И пролетарии всех стран должны соединиться, чтобы отобрать силой то, что у них уворовано».
Мы специально приводим здесь мнение, высказанное антикоммунистом. Борис Бажанов, имевший опыт работы в сталинском Политбюро, бежавший из России в 1928 году и проживший затем на Западе почти полвека, говорит, что «российская социальная революция произведена вопреки всем теориям и предсказаниям Маркса». А затем сообщает, что и на «капиталистическом» Западе эти прогнозы полностью опровергнуты жизнью – вместо предсказанного жестокого обнищания пролетариата происходит постоянный и невиданный прежде подъём жизни трудящихся масс.
Это пример, показывающий, что суть событий не может быть объяснена вне понимания эволюции структур, будь то объяснения марксизма или наоборот. Рикардо создал теорию глубоко политизированную, которая, будучи применена в другой, кроме Англии, стране, вела её в никуда. На основании его теории Англия добилась такого международного разделения труда, в результате которого все высокие технологии (тогда это была текстильная промышленность) оказались у неё, а Португалию убедила в выгодности производства сырья и продовольствия. Португалия до сих пор не может очухаться от такой «выгоды».
Теория Маркса для своего времени и в границах Западной Европы тоже была верна. Но два фактора – само появление его работ и происходивший одновременно рост рабочего движения, конечно, повлияли на практику рынка. Как ни ругай Бажанов СССР, всё же теория Маркса не сработала в капиталистическом мире как раз потому, что сработала в СССР; политическая победа рабочего класса в России остановила дальнейшее обнищание пролетариата на Западе.
Наталья Смирнова в чудесном эссе в «Новой газете» (№ 1. 2002) приводит слова некой женщины, едущей в Европу:
Неустранимое противоречие между производством богатств и способом их присвоения сложилось ещё до Маркса, но развитие на этом не остановилось. Сегодня вид, который это присвоение приняло, стал иным. Раньше капиталист отдавал рабочему не всё заработанное им, оставляя часть себе. Теперь он отдаёт рабочему всё, что тот заработал – но то, что он заработал вчера. Отсюда и благосостояние рабочего западного (западного!) мира. Это значит, что для своего существования капиталист должен безостановочно расширять производство и реализацию. Вот причина усиливающейся пропаганды потребительства. Вот причина, из-за которой современный производитель не может остановиться. Его не останавливает даже понимание, что ресурсы кончаются.
В погоне за материальными благами западная цивилизация проскакивает точку бифуркации, за которой просматривается кое-что неприятное – вырубленные леса, истощённые почвы, грязные реки, остановившиеся автомобили, противогазы в быту… Собственно говоря, дорога к этой точке началась давно,
