остановить его матрос.
— Отстань, не до того, — отмахнулся Крутов и прибавил шагу.
Не за себя волновался старший лейтенант. Хотя, конечно, понимал — начальство по головке не погладит, всыплет по первое число, может, и на классы не отпустит. «Да наплевать на классы. Главное, помочь Зародову, парень, видно, в разнос пошел, может бед натворить». Между тем воображение рисовало картины одну трагичнее другой. То Степан, привалившись спиной к шпилю, открывает широко рот, засовывает в него ствол автомата и нажимает курок. То, закрыв глаза, сжав плотно губы, «поливает» из автомата по корабельной надстройке. Автомат трясется в его руках, пули с визгом рикошетят от металла. То дает очередь вверх, чтобы народ попрятался, а сам бросает оружие, подбегает к борту и бросается в студеную воду. Крутова передергивает, будто все это он видит в действительности.
«Надо было вчера не торопиться домой, дождаться возвращения Зародова, поговорить с ним. Совсем ты, Венька, нюх потерял, захвалили тебя, вот и получил подарочек», — корил себя Крутов. «Неплохо бы письмо разыскать и товарищей опросить, наверняка, с кем-нибудь из них поделился арсенальщик своими переживаниями», — продолжал он размышлять на бегу. И доразмышлялся, поскользнулся на припорошенной снегом раскатанной ледяной дорожке, потерял равновесие и беспомощно рухнул. Острая боль пронзила правый голеностопный сустав. Крутов вскрикнул. Дотронуться до лодыжки было невозможно. Он с трудом, морщась, встал, сделал несколько шагов. «Когда же я до корабля доковыляю с такой скоростью?» — с тоской подумал Венька и беспомощно оглянулся. Подоспел оповеститель:
— Давайте помогу, товарищ командир. Опирайтесь на мое плечо, вдвоем на трех ногах допрыгаем. А может, здесь посидите, я мигом на корабль за санитарами. Они на носилках доставят, глядишь, быстрее будет, — ободряюще улыбнулся он.
— Еще чего? Хочешь, чтобы надо мной вся бригада смеялась. Нет уж, действуем по первому варианту — на трех ногах.
Ступня ныла, но боль стала терпимой, не мешала искать ответ на вопрос: «Почему Зародов выкинул такой фортель? На корабле видимых причин нет. Значит, их нужно искать среди родных, знакомых. Если бы что-нибудь стряслось с родителями, наверняка получили бы телеграмму. Девушка сообщила, что замуж вышла или выходит? Вполне возможно. Тем более, письмо от кого-то получил. Ладно, Пинкертон, не спеши с выводами. Информации явно не хватает».
— Вон и бригада, товарищ командир! — радостно закричал оповеститель.
— Спасибо за помощь, дальше я самостоятельно.
Крутов снял руку с плеча матроса, шагнул вперед, покачнулся, но выровнялся. Стиснул зубы и пошел, прихрамывая, вытирая выступивший на лбу пот рукавом канадки. Дежурный по КПП мичман с удивлением и сочувствием посмотрел на необычный вид старшего лейтенанта, однако промолчал и отдал честь. Корабли бригады стояли на своих привычных местах, кормой к причальной стенке. Крутов доковылял до каюты командира корабля, постучал в дверь и, получив «добро», вошел.
— Старший лейтенант Крутов по вашему приказанию прибыл, — доложил он без особого энтузиазма.
Командир оторвался от документов и недовольно произнес:
— На кой ляд ты мне нужен! Не мешай заниматься. Иди, работай! Да, совсем забыл, плохо подчиненных воспитываешь, Вениамин Петрович. Пьянствуют, дебоширят. Разберись!
— Есть разобраться, — продублировал Венька, кое-как повернулся и похромал.
— Стоять! — прогремел в спину командир. — Доложить обстоятельства!
Он всегда говорил короткими, рублеными фразами, и без привычки трудно порой было понять их глубокий смысл.
Но Венька имел достаточный опыт общения с начальником, все уяснил и так же коротко изложил суть:
— Торопился на корабль, поскользнулся. Упал. Повредил голеностоп.
— Свободен, — заключил командир.
Охая и кряхтя, артиллерист спустился в каюту, немного отдышался и вызвал старшего матроса Зародова для беседы. Однако вместо арсенальщика в каюте появился старшина команды, мичман Загубисало.
— Вениамин Петрович, Зародова на корабле немае.
— Мне сейчас не до шуток, Николай Спиридонович!
— Яки шутки! Помощник повиз обоих на гауптвахту.
— Зачем же меня тогда высвистали?
— Про то мне не ведомо.
— Может быть, и к лучшему, пока нет виновника торжества, разберемся, что к чему. Подчиненных от дел отрывать не буду, пойду в народ, пообщаюсь с людьми на боевых постах в непринужденной обстановке.
— Решение правильное, — одобрил мичман, — нога не помеха?
— Спасибо доктору — костылем вооружил, чтобы перемещаться по кораблю было сподручнее.
— Дозвольте уточнить: яка моя задача? — спросил Загубисало.
— Искать письмо! Наверняка оно где-то спрятано.
Крутов обошел все помещения и боевые посты, побеседовал с товарищами Зародова. Банальный случай: девчонка провожает милого в армию и клянется ждать, но больше года не выдерживает и выскакивает замуж. Об этом нетрудно было догадаться и без общения с подчиненными. Вот главного — что произошло в последние дни, какие намерения были у арсенальщика — выяснить так и не удалось. Усталый, измученный болью, Крутов добрел до каюты. «Не стоит расстраиваться, рядовой случай, выпил матрос, теперь вместо отпуска отдохнет на гауптвахте, ума наберется. Не его, а мать жалеть надо, которая сына ждет», — успокаивал себя старший лейтенант. И сам же с собой не соглашался: «Есть матросы, которые служат через пень-колоду. Степан не из таких. Выходит, я плохой начальник, если недоглядел».
Телефонный звонок прервал его размышления. Дежурный по кораблю сообщил, что вернулся помощник с провинившимися матросами, посадить их на гауптвахту не удалось. Крутов вызвал рассыльного и приказал немедленно доставить к нему арсенальщика. Чтобы не терять времени даром, Вениамин решил посмотреть тетрадь, в которую записывал адреса и телефоны родителей подчиненных. Номер телефона действительно был, правда, не домашний, а рабочий. В дверь постучали.
— Заходи, Зародов, — пригласил Крутов.
Однако перед его глазами вновь предстал Загубисало.
— Це я, — сообщил мичман.
— Вижу, — отозвался Вениамин, — но мне нужен не старшина команды, а арсенальщик.
— Его нема.
— Как нема. Пять минут назад он прибыл на корабль.
— Так точно, прибыл. В кубрике вытряхнул из рундука одежу, достал письмо, порвал, бросил и счез. Счас уся команда его ищет, — закончив доклад, Загубисало протянул командиру боевой части обрывки письма.
Видимо, Зародов торопился, нервничал — письмо было разорвано на четыре части скорее не для того, чтобы уничтожить, а от обиды. Крутов аккуратно сложил обрывки, разгладил.
— Как вы считаете, Николай Спиридонович, имеем мы право заглядывать в личную жизнь подчиненного? — спросил он старшину команды.
— Командиру дозволено знать усе, — уверенно ответил мичман.
Письмо было написано по-детски неровным, неуверенным почерком, крупными буквами, то разбегающимися, то тесно прижимающимися друг к другу. Содержание его уместилось на четвертинке тетрадного листа в клеточку:
«Степан, я узнала от тети Даши, что во второй половине января ты приедешь в отпуск. Я выхожу замуж. Свадьба на следующую субботу после Рождества. Моя к тебе просьба: сделай так, чтобы тебя в деревне в это время не было, не то все испортишь. Я тебя знаю. Наверное, больше не увидимся. Да и незачем нам встречаться. Мы будем жить в городе. Это то, о чем я мечтала. Ты ведь хотел молочную ферму завести, детей иметь полдюжины. Вот и пришлось бы мне до старости буренкам хвосты заносить, по дому крутиться, да ребятне сопли утирать. А в любовь я не верю. Каждый поступает так, как ему удобно. На
