Элеонора Раткевич
ОБЛИЧИЯ ЛЮБВИ
Этот рассказ автор с искренней благодарностью посвящает очаровательному и талантливому человеку — Дарье Меркуловой. Если бы ты не придумала такое применение этой разновидности магии, мне не пришло бы в голову все остальное — а значит, этого рассказа просто не было бы. Спасибо тебе!
Отпуск окончен.
Мы сидим в Привратном Зале. Именно так его именуют маги, устанавливающие Врата, — причем обязательно с этаким почтительным придыханием. Мы-то — все, до единого пограничника; вплоть до самых зеленых новичков, — именуем его не иначе как Приворотным.
Можно подумать, что в самом воздухе этого зала разлито какое-то зелье, заставляющее сердца биться чаще, глаза — блестеть ярче, а губы — ждать поцелуев. Вот сидишь себе спокойно, ждешь открытия Врат к Границе, а очередной приворотный… тьфу ты — привратный маг, по своему обыкновению, все копается да мекает с многозначительным видом — ну, и приходится сидеть и ждать, пока промекается. А молчком ждать не получается — ну кто это видел, чтобы два с половиной десятка молодых парней и девушек молча-то сидели? Вот и начинаются разговоры и смешки — а там, глядишь, кто перемигнулся, кто поцеловался украдкой, покуда боевые товарищи старательно делают вид, что смотрят ну совсем в другую сторону… в общем, Приворотный он, этот зал. Оглянуться не успел — а ты уже и помолвлен… а может, и вовсе женат. Пограничники редко женятся на стороне — чаще всего все-таки среди своих. И это правильно.
Потому что жить с такими, как мы, трудно.
Не так уж и подолгу нас нет дома — месяц через каждые четыре. Но каждый пятый месяц гадать, живого ты ждешь или мертвого, — не всякому под силу. А дождаться живого еще труднее — потому что вернется он не таким, каким уходил. Иным. Каждый раз хоть немного, а иным. Это ведь Граница — и она меняет тех, кто соприкоснулся с нею. Меняет, перекраивает, перелепливает на свой лад… вот потому и положено службы на границе месяц, а отпуска после него — четыре. Иначе года не минует, а от пограничника ничего не останется — нелюдь получится.
Граница, граница… нет в ней ничего такого с виду, земля как земля — по эту сторону мы, по другую Орхесса, два королевства, все как полагается, и поле ничейное между нами… вот только одуванчики на нем алые. Я и сам в такое не верил, пока не увидел. Алые они, а не желтые — будто кровью поле забрызгано… и пух у них тоже алый, а не белый. Как ветер подует — будто души этих капель крови над полем летят. С непривычки жуть берет.
Потом-то привыкаешь — и к ветру, алому от одуванчиков, и к постоянному ожиданию. Нет — не набега из Орхессы, этого как раз можно не опасаться. Мы не ждем их нападения, а они не ждут нашего. Слишком много крови было пролито когда-то на этой границе. Пролито страшно, предательски… Пролито столько, что она размыла совсем иную границу — не между нами и Орхессой, а между нашим и иным миром. Кровь текла рекой — и по этой реке к нам приплыло такое, чего и в кошмарном сне не увидишь.
Во всех Храмах тогда трезвонили во все колокола — мол, конец света настал за грехи наши, раз нашествие демонов началось и вековечное Зло явилось по наши души… Вранье все это. И грехов никаких не было, и не демоны на нас напали, и Злом они не были, тем более вековечным, и души наши им были без надобности. Вояки как вояки — и не души им были нужны, а земля… в общем, все, как у людей. С той только разницей, что людьми они не были. Вампирами, оборотнями, колдунами… чудовища как чудовища, если вдуматься. Ничего особенного. Никак уж не демоны. И совсем не бессмертные или там неуязвимые. И убить их можно, и в плен взять можно — да зачем далеко за примером ходить, если один из таких пленников был моим дедом! Пленные в нашем мире как раз неплохо приживаются — это их мир для нас чистая отрава. Мы не можем дышать этим воздухом, пить эту воду, ходить под этим солнцем — мы гибнем там, теряя человеческое обличье, гибнем в страшных мучениях. И потому война не закончена. И не будет закончена, пока не будет найден способ закрыть границу не частично, а полностью. Чтобы захватчик прекратил свои попытки раз и навсегда, война должна быть закончена на его территории. А вот этого мы как раз сделать и не можем. Никто из нас и суток не проживет в мире, откуда пришли эти создания. Мы не можем закончить войну — мы можем только защищать границу всякий раз, как она открывается и иной мир выплескивает на нас новую волну чудовищ.
И потому нам в нашем форте нет надобности ждать нападения из Орхессы. А пограничники Орхессы не ждут нападения с нашей стороны. Тем более — предательского. Еще совсем немного крови, еще хоть одно предательство — и граница истончится в прах, рухнет, и ни у кого не будет защиты от тех, кто приплыл по кровавой реке. Наверное, это самая мирная граница на свете. Потому что пограничники с обеих сторон ждут вовсе не нападения соседей. Они ждут, что небо вспучится темно-багровым пламенем посреди окоема, а потом оно разомкнется, и за ним будет не поле алых одуванчиков, не форт соседей по границе, не солнце и облака — за ним будет иное солнце и иное небо, из него дохнет совсем иной ветер, и из этого разрыва в небесах шагнут те, от кого мы и охраняем эту границу.
Ожидание… даже к нему привыкаешь. Даже и к тому, что не у всех оно сбывается. Кто-то весь свой срок на границе отслужит, а при нем ни разу врата из иного мира не откроются. Так и уйдет в отставку, не зная, впустую ли он дал Границе исковеркать свое тело и жизнь, или все же хоть какая от него польза была. А кто-то за время своей службы не раз и не два вскакивал по боевой тревоге, когда небо размыкалось в иное пространство.
Ко всему можно привыкнуть. Даже и к тому, что делает с тобой Граница. Это новички, отслужившие свой первый месяц, пыжатся — мол, да я, да мы, да слава и почет героям Границы. Все правильно: и слава, и почет, и герои… И только потом в первые же четыре отпускных месяца начинает до новобранцев доходить, почем слава и за что почет… Потом — когда эти юноши и девушки просыпаются с колотящимся сердцем, просыпаются по ночам оттого, что в их теле пробуждается нечто прежде неведомое… властное, непокорное, неумолимое, творящее их плоть заново, не спросясь… Просыпаются оттого, что их переделывают — и не извне, а изнутри. Их собственное тело переделывает их в нечто иное… переделывает — и мир вокруг них тоже становится иным, не таким, как прежде, потому что это новое тело и видит его по- другому… и сам ты другой, и мир твой другой, вроде и тот же самый, а все равно другой, на вкус, на цвет, на ощупь, на звук, на запах — другой, другой, другой!!! Зелена трава, да не по-прежнему, светит солнце, да по-иному…
Забавно, как мы все по-другому и выглядим, и даже одеваемся, когда отправляемся в Пограничный форт. Когда мы поодиночке подходим к Приворотному Залу, это вроде и не так заметно, но когда мы собираемся в нем вместе, это просто бросается в глаза. И ведь не всякий со стороны скажет, в чем именно заключается странность… Хотя, что она есть, заметит каждый.
