укрыться от осколков и вражеских пуль.
Медленно пятились к Сталинграду, огрызаясь пушечным и пулеметным огнем, бросаясь на врага в отчаянные танковые контратаки. В Сталинграде бригада заняла оборону возле завода «Красный Октябрь». Здесь во время бомбежки Николая контузило и второй раз ранило. Опять госпиталь в какой-то уцелевшей толстокаменной церкви. И опять, не долечившись, сбежал из госпиталя, случайно встретив хозяйственную машину из своей танковой бригады.
В бригаде, едва принял свой взвод, приказали:
— Отправляйся в Сталинград на Рабоче-Крестьянскую. Там тебе вручат правительственную награду.
Оказалось, за летние бои под Воронежем, за освобождение Нового Оскола старшего сержанта Денисова в числе других отличившихся воинов наградили орденом Красной Звезды.
Свой первый орден в тот раз Денисов не получил. Два дня без передышки эскадрилья за эскадрильей заходили на город с пяти сторон фашистские стервятники и бомбили, бомбили неприступный с земли Сталинград. Город пылал.
Как им удалось тогда уцелеть, Николай Дмитриевич до сих пор удивляется. До награды ли тут? Кого и где найдешь после такого ада? Решили возвращаться в свою часть. Бригада стояла в те дни в балке Дедова. Туда и пробирались танкисты по дороге, искореженной бомбами и снарядами.
...А орден? Что же, орден ему вручили. Позднее. На берегу Волги. В штабе тринадцатой стрелковой дивизии генерал-майора Родимцева, которой придали в то время шестую гвардейскую танковую бригаду (звание гвардейской шестая бригада только что получила). Насмерть стояли гвардейцы у волжской твердыни. И с прославленным героем обороны Сталинграда, безукоризненно-корректным генералом, спокойным даже в сложнейших обстоятельствах, Денисову довелось встречаться еще несколько раз, когда он являлся к нему с донесениями от комбрига. И каждый раз высокий, статный генерал поражал его невозмутимым спокойствием, особым волевым обаянием, с которым тот решал боевые задачи.
В том же памятном сентябре на сталинградской земле Денисов стал коммунистом.
Командир взвода Денисов воевал, как все: не досыпая, порой — не доедая, всегда готовый выполнить любое задание командования. Чтобы уточнить силы врага, ходил в разведку боем, и тогда разведчикам придавали танковую роту или батальон. Пока танкисты крушили позиции врага, отвлекали его, разведчики уточняли расположение огневых точек, охотились за «языками».
А нередко Денисов с бойцами уходили за линию обороны пешими. Так было и в тот раз, когда комбриг приказал младшему лейтенанту Денисову уточнить обстановку и замыслы противника, стоящего в районе села Рождественского. В бригаде знали, что там расположен штаб одной из немецких частей.
«Захватить бы «языка» из штабных», — думал Николай, когда готовился к вылазке. Группу захвата Денисов решил возглавить сам. На задание вышли вчетвером — командир подобрал в группу смелых, находчивых ребят, не раз проверенных на таких делах.
Сгущались поздние летние сумерки. Слышались разрывы снарядов, совсем близкая автоматная трескотня. Война не замирала круглые сутки. Над Волгой, над ее обычно величавым и чистым простором стояла удушливая гарь — горела нефть. Фашисты бомбили все живое, что появлялось на реке, и уже погибли десятки барж, доставляющих горючее для защитников Сталинграда.
Сторожко шли разведчики с автоматами наготове. Где-то на полпути к селу, на «ничейной» земле повстречали старика. Изможденный, со впалыми щеками, одетый кое-как, он, однако, держался с достоинством. Будто мимоходом спросил:
— Далеко ли путь держите, ясные соколы?
Николай усмехнулся:
— На войне, дед, таких вопросов не задают. Сам знаешь, военная тайна.
— Как не знать, — согласился дед. Помолчал, тихо добавил: — Секреты ваши мне ни к чему, а только я могу, наверное, вам помочь. Я ведь из местных. До войны инженером работал.
— Присядем, дедушка, потолкуем, — со сдержанной радостью пригласил командир. И не таясь, объяснил, что надо им скрытно пробраться в село Рождественское.
— Скрытно, никак не выйдет, сынок, — раздумчиво покачал головой старик, — тут дозоры ихние шляндают. А вот если вы... — и рассказал такое, что у ребят сразу повеселело на душе.
Кто-то полез за махрой, и дед с достоинством принял кисет с газетой, свернутой в «гармошку». Кто- то потянулся к вещевому мешку за продуктами, и командир одобрительно взглянул на него: «перекусим». Но время торопило, и Николай нетерпеливо приступил к расспросам. Их новый знакомый до войны строил канализационную систему и по памяти воспроизвел для разведчиков схему ее расположения.
— Вот таким путем вы и доберетесь потихоньку до самой Рождественки, — показывал он огрызком химического карандаша на тонкие линии, нанесенные на обороте карты Денисова, — а там уж, детушки, дело ваше.
Почти сутки пробирались смельчаки по пути, указанному дедом, — по узким для человека трубам ливневой канализации. Три километра. Но какие они бесконечно длинные в спертом воздухе! Ни разогнуться, ни выпрямиться. А главное — не сбиться бы с маршрута. Николай часто останавливался, освещал фонариком дедовскую схему, сверялся, правильно ли идут.
Когда, по расчетам командира, добрались до намеченного пункта, он приказал бойцу Сидоренко уточнить обстановку на местности. Александр выглянул в люк и тотчас нырнул обратно: в нескольких шагах стоял немецкий часовой. Начали шепотом совещаться, как лучше взять «языка». Добро бы, какое укрытое место было, а то кругом — голым-голо. Да еще надо выскакивать из люка — по времени тоже не так просто. Решили: брать немца будут Сидоренко и командир, остальные — прикрывать их.
И все-таки в последний момент вскрикнул немец. Поднялась тревога. Фашисты подняли стрельбу. Пока разведчики втаскивали пленного в люк, Александра Сидоренко ранило. Ребята забинтовали ему рану, двинулись назад. Преследовать русских разведчиков подземным ходом немцы не решились. Обстреляли, когда Денисов вывел группу наверх.
Пленный сообщил: ему известно, что готовится удар по нашим частям в районе Центрального рынка и завода «Красный Октябрь». Как раз там, где стояла в обороне и шестая гвардейская танковая бригада, Командование вносило коррективы в план обороны объектов.
Последний раз под Сталинградом Николай ходил в разведку в сентябре. Старые воины помнят не по учебникам, а по тем беседам, которые проводили политруки под огнем, в окопах о том, что 27 сентября Гитлер отдал приказ взять Сталинград в ближайшие дни. На героических защитников — сегодня их имена звучат, как легенда, — обрушились тысячи тонн металла. Выполняя волю «фюрера», фашисты не жалели бомб и снарядов, чтобы сломить непокоренную твердыню.
Гибли в смертоносном огне воины Сталинграда. Таяли силы гвардейцев-танкистов.
Комбриг приказал: всем, кто способен держать оружие, занять огневые. На позиции вышли писари, охрана штаба, уцелевшие разведчики. Денисову приказал разведать позиции врага на окраине поселка «Красный Октябрь». Разведать и вывести на прямую наводку танкистов для обороны наиболее уязвимых участков.
Ночью вшестером отправились в разведку. Пробирались в развалинах. На пути были искореженное железо, груды битого кирпича и бетона. В жутких этих развалинах была своя жизнь — суровая боевая жизнь в суровом сорок втором... Молча шли разведчики в ночь. И так же бесшумно возвратились обратно, выкрав очередного фрица, который мечтал о «блицкриге».
А дороги фронтовые
...Память возвращает нам зримо только то, что отпечаталось в ней рельефно и твердо. После Сталинграда Николаю Дмитриевичу помнятся калмыцкие степи. Помнятся полынной горечью. Безводьем. Отравленными колодцами. За пресной водой уходили в дальние рейсы автомашины в сопровождении танков. Воду распределял строже, чем сухари. И гибли нередко солдаты, добывая глоток воды...
Сплошного фронта не было, бригада находилась как бы в своеобразном рейде. Разведчики, как всегда, впереди. Однажды разведывательная рота обнаружила вражеский аэродром. Шквальный огонь
