По дороге, оставив хвост пыли, промчался молоковоз.
— Ишь, это Гринька опять повез удой с фермы на завод, — шамкает беззубым ртом Наум. — Гонит- то как! Вот, значит, уж полдник.
Неподалеку от избы, на перегноях, по обе стороны дороги широко раскинулся совхозный сад. Собирая в корзины черную смородину, бригада молодых женщин перекликается, разноголосо и певуче, но Наум не любит прислушиваться к женским разговорам, находя их пустяшными.
— Ишь, белобоки-сороки! — поругивается он про себя. — Из-за них абы рабочее дело не проворонить…
У него только и радости, что слышать, как совершаются рабочие дела, он их узнает сразу, еле донесется до его уха не только шум, скрежет, рокот машин, но и удар молота по наковальне в кузнице, и перестук топоров на стройке новой фермы, и еще многое другое, чем наполнен в совхозе весь длинный день.
Новая деревенская, вернее, теперь совхозная улица начинается тотчас за садом, на угоре, вдоль песчаного берега озера. Каменные дома, одноэтажные и двухэтажные, с балконами, верандами, с палисадниками, огороженными низким штакетником, выстроились в один ряд, и строй их замыкает повернутый фасадом к дороге Дворец культуры.
Наум как-то ходил туда, щупал каменные стены руками, хвалил добротность, но когда директор совхоза хотел переселить его из избы в один из таких домов, в чистоту и уют — наотрез отказался.
— Не-е, меня, слышь, не неволь! Как же буду я без полатей, без печи, без завалинки? Не-е…
Из уважения к его древности, чтобы не унес он из жизни обиду, избу оставили, и стоит эта изба- вешка, как памятник былой скудости и нужде.
ОСЕНЬ РОНЯЕТ ХОЛОДНЫЕ СЛЕЗЫ
Вот отсверкали лучистые грозы.
Ниже спускается облачный круг.
Осень роняет холодные слезы.
Птицы торопятся снова на юг.
Рощи буранят листвой золотою.
В стынь серебрится отава в лугу.
Тихо. Я в царство иду голубое,
В горнице теплой сидеть не могу.
Вижу сквозь белые ветки березок:
Грузно склонились в степи ковыли.
Слышу я, будто под шепот морозов
В небе прощально кричат журавли.
Хочется крикнуть в небесные дали:
Птицы мои, не тоскуйте по мне.
Счастлив я тем, что на Южном Урале
В осень шагаю навстречу весне!
Если скучен, нем и пуст
Твой без птиц остался куст,
То не думай, что пусты
И соседние кусты.
Если высох навсегда
Тот ручей, где пил ты воду,
Не пеняй на всю природу —
Есть в других ручьях вода.
САПОГИ
И я когда-то тоже был солдатом
И не забыл тот полдень до сих пор,
Как мне на складе вместе с автоматом
По списку выдал сапоги каптер.
В нас смерть огнем кинжальным била косо,
Пытала орудийная гроза,
Но всем живым служила без износа,
Добротная армейская кирза.
И в час, когда смолкали батареи,
Делили мы трофейный гуталин,
Чтоб в скороходах нам дойти до Шпрее,
Чтоб в них вступить в поверженный Берлин.
Полсвета мы прошли и победили,
Умолк над Эльбой пулеметный треск.
Весенним днем всей ротой наводили
На сапоги парадный шик и блеск.
Под боевым,
Пробитым в битвах стягом,
Венчая свой победный юбилей,
Мы по Москве прошли чеканным шагом,
Равнение держа на Мавзолей.
В тот ясный день
Солдаты сняли скатки.
От гор Балканских до родной тайги
Слыхали все, как звонко по брусчатке
