— Ой, Игорь Валерьевич, я больше не могу! Этот Анексашин меня когда-нибудь уморит! — Из четвертой палаты доносились взрывы хохота.
— Опять анекдоты травит?
— Ага. — Юля поставила стерилизатор на стол и стала поправлять шапочку.
— Как он?
— Да никак, Игорь Валерьевич. Все такой же скрюченный. Никакой динамики. А почему вы его не хотите по своей методике лечить?
— Не пора еще, — туманно ответил Игорь.
Почему, почему? Не знаю я, почему. Душа не лежит. Игорь даже поморщился от этой своей мысленной фразы. Душа. Не лежит. Это ты, того, парень, полегче с такими выражениями. Кому, как не тебе знать, что эта самая душа может, а что — нет. Так вот лежать… Хотя нет, стойте, кажется, припоминаю я одну дамочку. Лица… нет, не помню, а вот шубу — да. Хорошая была шуба. Так вот у той дамочки душа не просто «лежала» — она у нее валялась, как половая тряпка под раковиной. Фу, фу, фу, дальше и вспоминать не буду, тошно очень!
— Что за смех? — поинтересовался Игорь, входя в четвертую палату.
Посторонний человек от увиденного по меньшей мере вздрогнул бы. Для Игоря же Валерьевича Поплавского зрелище было вполне привычным.
Справа у окна, вытирая слезы левой рукой, смеялся детский стоматолог Андрей Степанович Давыча. Скрюченные пальцы его правой руки, подтянутой к плечу, постоянно шевелились, напоминая гигантского беспокойного паука. У двери громко хохотал сам виновник веселья сантехник Володя Анексашин с неестественно вывернутой шеей, как будто постоянно пытающийся заглянуть себе за спину. Подвизгивал от смеха, мелко тряся головой, боксер Буров. И только Добылин, неудачливый каскадер, лежащий справа у двери, смеялся беззвучно, одними глазами. По причине полного паралича. В четвертой палате лежали недавно поступившие больные, попавшие в отделение к доктору Поплавскому, как обычно, после того, как все остальные врачи поставили на них крест.
— Да это Володя всех веселит! — ответил Андрей Степанович со своим непередаваемым южнорусским выговором.
— Очень хорошо. Вот он-то мне и нужен. — Игорь давно уже привык разговаривать с больными, как с детьми. — Пойдемтека, милый мой дружочек, ко мне на осмотр.
— Иду, доктор. — Анексашин бодро вскочил с кровати и неловко, боком, пошел к двери. По пути он что-то сказал, Игорь не расслышал что, но в палате снова засмеялись. 'Прекрасный терапевтический эффект, — мимоходом подумал Игорь. — Выздоравливающие так не хохочут. Получив свое, они тут же начинают тосковать в больничных стенах, рвутся домой, а там в два счета забывают своих благодетелей в белых халатах. И попробуй их за это осуди… Страдания золотой рыбки по поводу неблагодарных клиентов. Не нравится? Заведи книгу отзывов. Бери взятки, черт возьми. Где наш незабвенный Ю. А. Бляхман со своим (в смысле — с моим!) пожизненным абонементом в филармонию? Все мы хорошие: от чемодана коньяка отказываемся, а хотим… чего, собственно, хотим? Вечной благодарности? Это как вы себе представляете? Ну, предложи своим пациентам: пусть скинутся и памятник тебе при жизни поставят. В бронзе. Или в гипсе хотя бы. Пионеры пусть цветочки возлагают. Тьфу, сейчас и пионеров-то нет… Ладно, тогда — новобрачные. А голубей — отстреливать'.
Игорь легонько покалывал бледную спину Анексашина электродом, проверяя рефлексы. Он старался подойти к этому случаю максимально беспристрастно. Ну? Не нужен здесь никакой аппарат, весь этот случай — просто медицинский курьез. Как и сам пациент. Он, видите ли, зевал, а в этот момент кот с плиты сковородку с курицей попер. Анексашин обернулся резко, а зевать не перестал. Чего-то там в спине щелкнуло, и вот: таким теперь кощеем и ходит… Хорошо хоть рот закрылся, а то бывает такое… У шурина его жена рожать пошла, а он с друзьями за это дело выпил, и спор у них вышел, кто шире рот на рюмку открыть сможет…
Игорь вполуха слушал неумолчную болтовню Анексашина, все яснее и яснее понимая, что пациент ему не нравится. В человеческом смысле, не в медицинском. Хотя в медицинском он нравился Поплавскому еще меньше. Ерунда какая-то. Ну, щелкнуло, ну, скрючило. Так, по всем законам, здесь просто точку надо найти, куда нажать, чтоб обратно выщелкнуло. Правильно? История болезни Анексашина Владимира Петровича напоминала библиотечный детектив — лохматая и зачитанная до дыр. По содержанию, правда, это больше походило на дрянной пересказ мыльной оперы. Большие умники из клиники доктора Суханова, института травматологии и ортопедии имени Вредена, Поленовского института тоже считали, что вылечить больного Анексашина — дело плевое. Их безуспешные попытки найти то самое, 'чтоб отщелкнул ось', тщательно запротоколированы в этой самой лохматой «истории». А уж о попытках всяких доморощенных костоправов 'исправить спину' — только попросите, — Анексашин вас до колик доведет своими рассказами.
— Так больно? А так?
— Странный вы, доктор, кому ж не больно, если иголками тычут? — веселился Анексашин. Игорю вдруг захотелось ткнуть его посильнее. Чтоб заорал и перестал, наконец, хихикать. 'Откажусь, — подумал Игорь, — выпишу к чертовой матери. Пусть в поликлинике парафин на воротниковую зону делает'. Проклятая золотая рыбка, глумливо улыбаясь, проплыла перед его глазами. Что, золотая моя, за банку икры тоже — хвостом махать? А самой метнуть — слабо?
Анексашин вдруг громко охнул и взмахнул сжатой в кулак рукой.
— Что? — не понял Игорь.
— Бо-ольно… — простонал Анексашин незнакомым бабьим голосом.
— Где больно? — тут же ухватился Игорь.
— В животе, блин! Не надо было это сало жрать…
Наконец стало понятно, кого напоминает Владимир Петрович Анексашин. В смешливом мужичке нет- нет, да проглядывал Полиграф Полиграфович Шариков.
— Одевайтесь, — скомандовал Игорь. — Идите в палату. И попросите у сестры ношпу. У вас печень — как?
— Так, какая же может быть печень у сантехника? — весело удивился Анексашин. — Зверь, а не печень!
— Ладно, идите. — Точно — выпишу! — Владимир Петрович! — позвал он Анексашина у самой двери. И почему-то спросил:
— Вы работу свою любите?
— Гы-ы… Люблю… Чего мне — с фановой трубой обниматься?
В ординаторской Игорь зло шмякнул историей болезни о стол, пнул ногой стул.
— Что, Игорь Валерьевич? — повернулась к нему старшая сестра. — Опять Анексашин?
— Да, Ольга Геннадьевна, он, конечно.
— Готовить его к процедуре? — Интересная у нас в отделении сложилась традиция. Каждый по- своему завуалированно называет аппарат Поплавского. Как будто все сговорились имя дьявола вслух не произносить. Дьявола? Ну, приехали… А как вы хотели? Кому кроме Всевышнего дано право распоряжаться душами смертных? А? 'Справочник молодого атеиста'. Даже Пальма (Марьяна Георгиевна Пальмо, ученый секретарь института) почему-то перестала наезжать на Игоря с заявкой на изобретение.
— Нет, Ольга Геннадьевна, сегодня не будем. У него там, похоже, печеночная колика начинается. Я ему назначил ношпу, проследите, пожалуйста.
Ольга Геннадьевна послушно кивнула и вышла из ординаторской. Во взгляде ее мелькнуло разочарование. Значит, чудес сегодня не будет… Главный фокусник не в духе.
Игорь достал сигарету, прекрасно помня о том, что в ординаторской 'КУРИТЬ СТРОГО ЗАПРЕЩАЕТСЯ! ВПЛОТЬ ДО УВОЛЬНЕНИЯ!' Сам писал фиолетовым фломастером. Сам прошлым летом чуть не уволил двух младших ординаторов. А, и пусть. Увольняйте меня, я согласный. Оставлю им аппарат, бумажку напишу, как пользоваться. Лечите, ребята, всех подряд! Болит? Очень болит? Вылечиться хочешь? Очень хочешь? Ложись под аппарат! Следующий!
Игорь аккуратно затушил сигарету и открыл форточку. 'Кажется, я догадываюсь, почему меня так тормозит на этом Анексашине. — Игорь задумчиво повернулся спиной к окну и медленно пошел к противоположной стене мелкими шажками, плотно ставя пятку одной ноги к носку другой. «Лилипутики». Так
