Но… к несчастью… этот последний фрагмент подходит мне лучше всех, и мне придется работать именно с ним. Потому что это — моя жизнь. Потому что это правда, это та жизнь, которой я жил.
И потому что сейчас, особенно сейчас, метафоры придется оставить. Отныне я должен описывать лишь то, что произошло на самом деле.
Я должен писать только правду.
С другой стороны, в теперешнее непонятное время мои старые приемы кажутся такими надежными и прежние рабочие схемы так соблазнительны. Я все думаю, что для этого должна быть какая-то причина. В мире осталось так мало утешения, и я надеюсь, мне простят возврат к прежнему. Подумайте об этом — остались ли в мире вообще какие-либо источники утешения, кроме простого сознания того, что ты живешь? А может быть, это нечто большее, чем просто возврат к прежнему. Наверное, я уподобился курильщику, который никак не может бросить, — мне просто нужна еще одна доза моего наркотика, прежде чем я откажусь от него навсегда.
Итак, позвольте мне еще раз попытаться объяснить. Надеюсь, на этот раз у меня что-нибудь получится и рассказ понравится вам больше. И мне.
Начнем.
Когда-то я был знаком с женщиной, которая так любила своего мужа, что не могла расстаться с ним. Клянясь мужу в верности в болезни и здравии, Мэрилин была искренна. Но подобная любовь не всегда оборачивается благом. Потому что, когда ее муж заболел, она много лет держала его прикованным к больничной койке, хотя на самом деле он был бы гораздо счастливее в могиле. Возможно, в другой истории жена не давала бы мужу умереть, чтобы наказать его, но не в нашем случае, потому что это была бы ирония, а Мэрилин любила без всякой иронии. Несчастный лежал в больнице, несколько аппаратов дышали за него, другие гоняли кровь по его жилам, третьи — выводили продукты жизнедеятельности, а жена сидела и смотрела на него, на лес трубок, привязывающих его к несбыточной мечте, и плакала.
— Не уходи, — шептала она, в бесконечных вариациях повторяя эти слова, как заклинание. — Ты не можешь уйти. Не сейчас. Ты обязан остаться.
Но он все-таки ушел.
К счастью для Мэрилин, смерть наступила в тот день, когда мертвые начали воскресать. Как только больной перестал подавать признаки жизни, в палату на звук давно ожидаемого сигнала тревоги вбежали медсестры. Они уже ничего не могли сделать, но обрадовались концу, так как давно устали от Мэрилин. Здесь люди усваивали самый важный урок — учились расставаться, и медсестрам хотелось бы, чтобы наша героиня оказалась более прилежной ученицей. Пришел врач, чтобы подтвердить то, что сестры знали и без него, и пробормотал несколько заученных слов соболезнования — хотя о каком соболезновании здесь могла идти речь? Внезапно покойник поднялся, схватил одну из медсестер за запястье и вырвал ей руку из плеча. Кровь залила его жену, все еще сидевшую со стиснутыми на груди руками, — долгие дни и ночи она рыдала в такой позе. Она закричала, не отрывая взгляда от мужа, пока остальные медсестры и врач связывали больного. Когда зомби был крепко привязан к кровати, все выбежали из комнаты, уводя раненую женщину. Мэрилин осталась одна.
Человек (или то, что когда-то было человеком; я не могу найти для него подходящего определения, поскольку наша терминология пока еще распространяется только на людей, а слово «зомби», по-моему, перегружено смыслом) бессильно извивался на кровати и щелкал зубами, пытаясь схватить недоступную ему плоть. Вдруг Мэрилин показалось, что муж назвал ее по имени. Среди его рычания ей слышались звуки, хорошо ей знакомые, — шепот, ласковые имена, эхо слов, произносимых им при жизни, и она подошла ближе, потеряв голову от ужаса ситуации, в которой оказалась. Ожидая, пока очнется муж, она смотрела новости по маленькому телевизору, привинченному в углу палаты. Из сообщений она узнала, что подобные сцены происходят по всей стране. По всему миру.
Вообще-то, не совсем по всему миру, мы это уже обсуждали. Где-то всегда существует человек, живущий в счастливом неведении, роющийся мотыгой в земле.
Но Мэрилин никак не ожидала, что кто-либо из ее знакомых, а тем более она, может попасть в подобную историю. Смерть — это то, что происходит с другими людьми. С неосторожными людьми.
Она наклонила голову и закрыла глаза, чтобы лучше разобрать слова мертвеца, и какие-то услышанные звуки придали ей уверенность. Мэрилин могла поклясться, что муж произносит ее имя. И тогда она придвинулась еще ближе к нему, преодолев последние сантиметры, отделявшие ее от ожившего мертвеца, чтобы его зубы вонзились в ее тело и она смогла присоединиться к нему в той единственной загробной жизни, что теперь была доступна людям.
Нет, так не пойдет. Никому не понравится рассказ о человеке, добровольно идущем на заклание. Мы хотим читать о том, как люди активно действуют, принимают решения, преодолевают трудности вместо того, чтобы сдаться. Как насчет вот этого…
Когда-то я знал женщину, которая настолько ненавидела своего мужа, что не могла расстаться с ним. Он был богат и много раз пытался заплатить Кэтрин за развод, но она не соглашалась на его цену — у нее не было цены. Он все никак не мог в это поверить, поскольку, как я уже сказал, был богат. Поэтому он просто попытался бросить жену, но ни одна из его попыток бегства не удалась. Кэтрин каждый раз возвращала его обратно, пугая коллективным неодобрением их друзей и запретом видеться с детьми. В качестве самого сильного средства применялась весьма убедительная угроза судебного иска — Кэтрин знала, что выиграет дело. Не раз утром этот человек летел на противоположный конец страны, а вечером жена заставляла его вернуться. Она прочно укрепилась в его поместье и была уверена, что он останется там вместе с ней.
Когда появились зомби (все, я сдаюсь — как мне иначе их называть?), ее задача намного упростилась. Муж больше не желал ездить в город, где быстро воцарился хаос, и работал в домашнем офисе, отдавая приказания по телефону, электронной почте и факсу своим сотрудникам, которые не могли позволить себе дорогостоящую роскошь работать в убежище. Во время работы он при помощи камер следил за периметром поместья, чтобы убедиться, что внешний мир не вторгается к нему. Кэтрин установила в доме свои собственные камеры, о которых не знал ее муж, и несколько раз в день проверяла, не сбежал ли он.
Это продолжалось до тех пор, пока натиск внешнего мира и напряжение во внутреннем мире мужа не стали настолько сильными, что он больше не смог его выдерживать. В один прекрасный день Кэтрин обнаружила его в ванной, где не было ни одной камеры. Он плавал в красной воде, и вены на обеих руках были вскрыты. В течение нескольких минут, пока самоубийца находился на границе между старой и новой жизнью, жена обхватила его и вытащила из воды. Не обращая внимания на кровь и мыльную пену, заливавшую ее, Кэтрин оттащила труп в специально оборудованное убежище. Супруги построили его, чтобы защититься от тех, кто захочет отнять у них богатство или жизнь, а теперь этот «сейф» должен был защитить ее от невидимой силы, которая осмелилась забрать ее мужа.
Кэтрин знала, что должно вскоре произойти, поэтому действовала быстро.
Она усадила покойника в дальнем углу комнаты, с вытянутыми вперед ногами, прислонив спиной к бронированной стене. Она сама не знала, зачем так старается устроить покойника поудобнее. Она могла бы швырнуть тело через всю комнату — это не причинило бы ему вреда. То, что должно было случиться, все равно случилось бы.
Кэтрин выбралась наружу, не переставая наблюдать за мужем, ожидая, что он оживет. Заметив, что мертвец пошевелился, она захлопнула дверь комнаты-сейфа и закрыла ее на замок. Она радовалась тому, что муж здесь, дома, и ей было все равно, в каком состоянии он вернулся.
Кэтрин сидела на гигантской кровати и слушала, как зомби бьется в стены своей тюрьмы. Он не оставлял попыток освободиться, он никогда не уставал, и теперь наконец он был полностью под ее контролем.
Мне кажется, это уже немного ближе к желаемому, но все же…
Нет, все равно не то. Пока что получается слишком банально.
На самом деле мне пора перестать искать в происходящем смысл. В конце концов, часть правды о зомби (а под зомби я подразумеваю не только голую реальность, отдельные экземпляры, я имею в виду саму концепцию, сам факт их существования) состоит в том, что в них нет смысла. Никто не ожидает, что ураган будет иметь какой-то смысл, а землетрясение — цель. А теперь я понял то же самое насчет зомби. Но все оборачивается так, как бывает с облаками: люди смотрят на проплывающие облака и, даже не делая
