до гавани. Разумеется, власти всегда приукрашивают свои достижения, но я была расположена им верить.
К дому подъехал грузовик; я услышала рокот двигателя и шипение тормозов. Я отметила про себя этот факт, но не придала ему особого значения. Россы продали свой дом через дорогу от нас супружеской паре из Нью-Йорка, и люди говорили, что за него был заплачен почти миллион долларов. Услышав такую цифру, мы с Тедом выпучили глаза и провели счастливые два часа, обсуждая, что сделаем со своим миллионом. Однако, когда мы, зайдя в Интернет, посмотрели цены на недвижимость в Адирондакских горах, наши фантазии разлетелись вдребезги. На севере за миллион едва можно было купить дом в два раза меньше нашего. Мы знали, что Канада закрыла границы, но все равно посмотрели тамошние цены. По нынешнему курсу доллара, крохотный дом стоил уже полтора миллиона. Стало ясно, что нам придется оставаться там, где мы есть. И у нас появились новые соседи, к которым приехал грузовик.
Иногда я думаю о водителе этой машины. Я ничего о нем не знаю — или о ней, это вполне могла быть женщина; хотя мне почему-то всегда представляется мужчина. Немолодой — ему примерно около пятидесяти, крепкого сложения, волосы подстрижены «ежиком», что не скрывает седины. Он уже достаточно пожил на свете, видел много разных кризисов, так что сейчас не паникует и просто выполняет свою работу. Больше никто в транспортной компании не решается ездить на север и рисковать жизнью на малонаселенных равнинах, но он рад возможности хоть на денек покинуть Нью-Йорк. У всех в городе нервы на пределе. У доков, аэропортов, железнодорожных станций и автобусных вокзалов толпятся солдаты и вооруженные до зубов полицейские. Все прибывающие в город обязательно проходят обследование у врача, которого стерегут два охранника и во время осмотра держат пациента на мушке. Малейшее подозрение — высокая температура, распухшие или болезненные гланды, необычный цвет языка — и путешественника ждет немедленный арест. Вооруженные люди уполномочены при попытке сопротивления вогнать вам в лоб пару пуль. Но хуже всего то, что теперь, когда полиция почти исчезла с улиц, некоторые горожане решили самостоятельно патрулировать кварталы в поисках поедателей. Они наделили себя правом останавливать и допрашивать любого человека, показавшегося им подозрительным, а если вы поинтересуетесь их полномочиями, они с радостью продемонстрируют вам дула своих пистолетов и винтовок. Уже произошло крупное столкновение между двумя такими патрулями — противники обвиняли друг друга в том, что они поедатели. Пришлось вызвать копов, охранявших порт, чтобы взять ситуацию под контроль, что они и сделали, перестреляв большинство участников схватки.
Не думаю, что с водителем что-то случилось еще в городе. Скорее всего, он благополучно, без задержек миновал контрольно-пропускные пункты и отправился в путь. Стояло прекрасное сентябрьское утро, свежее, но не холодное, листья начинали желтеть, солнце светило ярко, но не жарило. Может быть, водитель включил радио, слушал одну из городских станций. Услышал новости из Флориды и подумал: «Следовало ожидать». Затем решил свернуть к ближайшей придорожной закусочной «Данкин Донатс» и отметить это событие кофе и пончиком с кремом.
Возможно, въехав на парковку, он заметил отсутствие машин. А может, увидел, что в кафе темно, и решил, что приехал во время затишья. Он припарковал грузовик, вылез из кабины и направился к стеклянной двери. Иногда я вижу, как он подходит к стойке, глядя на витрины с пончиками, не чувствуя ничего необычного; а потом замечает, что все полки пусты. Словно в замедленной съемке, он поворачивается к стоящим справа столикам и видит скользкий от крови пол, останки владельцев, разбросанные по столам. Тогда я думаю: «Это просто смешно; он не мог не заметить этого сразу, как только вошел». В ту самую секунду, как он открыл дверь, он должен был почувствовать запах. Хотя, возможно, он и не зашел так далеко — заметил забрызганные кровью стекла и немедленно повернул к машине. В любом случае — вылетел ли он пулей из закусочной или побежал прочь, не заходя внутрь, — он явно не замечал ничего вокруг, будучи в шоке от увиденного или почти увиденного. Наверное, ему приходилось смотреть на нечто подобное только по телевизору. Вот почему он не услышал шарканья ног по асфальту, пока поедатель не показался из-за кабины и чуть не столкнулся с ним. У водителя глаза лезут на лоб; если он никогда не видел таких ужасов, то наверняка и поедатель к нему и близко не подходил. Ноги его заплетаются, он спотыкается, а поедатель, покачнувшись, падает на него. На какое-то кошмарное мгновение водитель оказывается под этой тварью, под вонючим трупом, который, щелкая зубами у его уха, пытается укусить его, тянется к нему своими лапами. Подняв правый локоть, водитель наносит удар врагу в лицо. Руку его пронзает острая боль, но поедатель откатывается прочь. Водитель вскакивает на ноги, отшвыривая конечности живого мертвеца, пытающегося заграбастать его, и запрыгивает в машину. Может быть, как раз в этот момент поедатель бьется о дверь, и ключи едва не вываливаются из рук водителя, который никак не может вставить их в замок зажигания. Зомби колотит в дверь, бросается на нее всем телом, чуть ли не сдвигает грузовик с места. Ключ поворачивается, двигатель ревет, и водитель рвет рычаг, включая первую передачу. Он несется прочь со стоянки, закладывая такой вираж, что сшибает телефонную будку; задняя дверь открывается, и пара пластиковых канистр вываливается на дорогу. Но шофер только крепче жмет на газ. Пусть их вычтут из его зарплаты. Сердце его колотится, как молот, руки, держащие руль, трясутся. Если он курит, то отчаянно жаждет закурить; если бросил, то жалеет об этом; если никогда не курил, то хотел бы быть курильщиком.
Только через тридцать-сорок минут, когда кафе исчезло из виду, водитель заметил пульсирующую боль в правом локте. Оглядевшись, он увидел на сиденье и на полу кровь. Вытянул руку. У него что-то сжалось внутри при виде клочьев кожи, залитых ярко-алой кровью, и пары сломанных зубов, торчащих из локтя как раз над суставом. Нога соскочила с педали газа; грузовик замедлил движение и еле полз. В глазах водителя потемнело; он подумал, что сейчас упадет в обморок. Перехватив руль правой рукой, он протянул левую и ощупал зазубренные края зубов поедателя. Они были скользкими от крови, и ему не сразу удалось схватить их. Он впился пальцами в локоть, пытаясь извлечь зубы, но от этого кровь лишь сильнее выступила. Выбора не было; ему придется остановиться. Водитель включил аварийку, свернул на обочину и остановился, но двигатель не выключил. Наклонившись, трясущимися руками с трудом достал из-под сиденья аптечку. Открыв ее, он отыскал бутылку со стерильным солевым раствором и пачку марлевых подушечек. Вылив на локоть полбутылки воды, водитель развернул пару подушечек и промокнул кожу. В коробке нашелся пинцет; дрожащей рукой раненому кое-как удалось вытащить из локтя сначала один зуб, потом другой. Кровь пошла сильнее. Уронив пинцет и зубы на пол, водитель залил рану оставшимся раствором, промокнул кровь и соорудил повязку, обмотав ее пластырем.
До сих пор так и не выяснено, что заставило поедателей вылезать из земли, вставать со столов в моргах и траурных залах. Существует множество предположений на этот счет. Некоторые из них просто смешны — например, что ад переполнился. Мы с Тедом от души посмеялись над этим. Высказывались и другие гипотезы, более похожие на правду, но все же не доказанные. Один ученый из Центра контроля заболеваний говорил по радио о сверхбактериях, вроде каких-то мерзких стафилококков, которые могут колонизировать тело человека, чтобы тот добывал им новую пищу. Но мне кажется, для простого микроорганизма это слишком. А кроме того, ни на одного из поедателей, захваченных властями, антибиотики не оказали ни малейшего воздействия. Я высказала догадку, что оживление трупов вызвано несколькими видами бактерий, но Тед заявил, что это невозможно. Диплом компьютерщика автоматически сделал его также экспертом в бактериологии.
Мы знали только одно: если поедатель вас укусил, то, хотя вы и не превратились в обед, вам все равно пришел конец. Вы умрете, только немного позже — смерть наступит в пределах от тридцати минут до сорока восьми часов. Первыми симптомами являются сильный жар, набухшие гланды, боль в горле, язык, приобретающий цвет тухлого мяса; вскоре появляются галлюцинации, затем наступают конвульсии и смерть. В период от пяти минут до двух часов после того, как ваше сердце перестает биться, ваше тело, так сказать, воскресает. Болезнь эта неизлечима, и если вы явитесь к своему врачу, в больницу или в пункт первой помощи со зловещими симптомами, вас как можно быстрее отведут в специальную палату, прицепят к вам датчики сердцебиения и артериального давления и привяжут вас к кровати. Если в этот день в больницу поступил экспериментальный препарат, его проверят на вас. Когда он не подействует, вам предложат последнее утешение священника и оставят наедине с неизбежным. За дверью палаты дежурит вооруженный охранник; когда приборы зарегистрируют вашу смерть, он войдет в комнату, вытащит пистолет и сделает так, чтобы вы не возвращались. Сначала охранников снабжали глушителями; но люди протестовали и говорили, что, слыша выстрелы, они чувствуют себя в безопасности.
Не знаю, что из этого было известно водителю, но думаю, что он имел представление о том, что его
