в «патриотическом лагере». Это значит, что хотя бы на время мы должны преодолеть нормы партийной принадлежности и произвести непредвзятую ревизию собственных доктрин и идей, вброшенных в массовое сознание нами самими. Не ради поиска виновных — а ради самопознания.
Во многих отношениях разделение на
В одной колонне с демократами шли патриоты и в деле разрушения СССР как особого типа общежития народов, сложившегося в соответствии с важнейшими принципами русской культуры. Философ-демократ Д.Е.Фурман с удовлетворением пишет о патриотах (называя их, по тем временам, «правыми»):
«Несомненно, стремясь к сохранению Союза, в котором они видели продолжение империи, великое русское государство, „правые“ тем не менее подготовили всю аргументацию, необходимую для его развала, и практически лишили себя возможности этому развалу сопротивляться. Для тех, кто хотел покончить с Союзом, нужно было только перехватить у них их лозунги и аргументы и довести их логику до конца и до практических действий.
Аргументация правых националистов сразу же была подхвачена литовскими, эстонскими и прочими сепаратистами, которые стали так же утверждать, что Союз прежде всего угнетает Россию и русским надо уезжать из Прибалтики, помогать восстанавливать опустошенное Нечерноземье. Но самое важное, что в конечном счете и решило судьбу Союза, эта аргументация и сама идея «отделения России» были подхвачены как раз теми, кто рассматривал националистов своим основным врагом, — российскими демократами».1
Совместно с демократами выступали патриоты и в отрицании советской индустриализации и коллективизации, и в возведении на пьедестал фигуры Столыпина с его программой приватизации земли и разрушения общины. Слегка разошлись социально-философские установки демократов и патриотов лишь в образе желаемого будущего для России. Первые все еще лелеют утопию создания классового гражданского общества по типу западного — с разделением народа на собственников и пролетариев. А патриоты мечтают о возрождении сословного общества (не говорится, правда, какой период берется за идеал — ведь не момент его распада в конце XIX — начале ХХ века).
По сути неразличимы системы постулатов и аргументов этих двух течений антисоветской интеллигенции и в отрицании главных принципов
Я уж не говорю о том, что в отношении логики это самая низкопробная идеологическая стряпня, разрушающая у человека способность к рациональным умозаключениям. Если Россия начала ХХ века была страной всеобщего благоденствия, то как вообще могла произойти русская революция — катаклизм всемирного масштаба? Почему же Лев Толстой писал свои статьи «Стыдно» и «Не могу молчать»? Почему же Александр Блок 3 июня 1907 г., в день разгона Государственной думы написал о «хозяевах» этой благостной российской жизни:
Хором рассказывая нам сегодня сказки о благодатной жизни русских под рукой помещиков и капиталистов, антисоветские демократы и патриоты не скрывают своей неприязни, а то и ненависти ко всем тем, кто «жизни этой румяна жирные отверг».
При этом они явно порывают духовную связь с главным вектором русской культуры того времени. С демократами дело ясное — они это делают открыто, ибо давно уже жаждут с чмоканьем прильнуть к туфле Запада. Но патриоты в таком случае вообще остаются на мели. Что означает для них порвать с главной нитью мысли Толстого и Блока, Маяковского и Есенина, Платонова и Шолохова! Оставить такое наследство ради чечевичной похлебки Солженицына — какой духовный и эстетический провал…
Наши писатели-патриоты, которых Горбачев пригласил на политическую трибуну, помогали уничтожать советское государство вовсе не своей критикой его недостатков — такие облегченные признания, которые приходится слышать сегодня, лишь скрывают суть. Главное в том, что они представили советский проект в его
При этом надо, наконец, признать, что в культурном отношении антисоветская доктрина патриотов оказалась разрушительнее, нежели программа Сахарова-Новодворской. У тех по крайней мере была последовательность и связный понятный проект, имеющий наглядный и убедительный образец — Запад. Да, они отвергали Россию в целом, как «выкидыш цивилизации». Но они звали хоть к какому-то будущему в этой самой «цивилизации» — тем немногим, кто выживет при переходе через «пустыню».
В «проекте» же антисоветских патриотов — только отрицание, причем замешанное на отказе от всякого прогресса. Нетрудно видеть, например, что возможны два разных пути индустриализации — через превращение работника в пролетария (западный путь) и через государственно-общинные отношения («незападный» путь — советский, японский и др.). И.Р.Шафаревич оба их называет «два пути к одному обрыву». Он отрицает индустриализацию вообще!
Но ведь это ставит в тупик логически мыслящего человека. Мы тем и отличаемся от животных, что имеем разум и создаем искусственный мир техники. Как можно было не допустить, чтобы первобытный человек попытался привязать камень к палке, соорудив топор? Раз уж Ева сорвала яблоко, на земле человеку приходилось как-то крутиться, добывая хлеб свой в поте лица своего. Попробуйте выяснить из книги О.Платонова или из многочисленных выступлений И.Р.Шафаревича, в рамках какой хозяйственной системы, по их мнению, должна была и могла Россия пережить ХХ век. Нет для них такой системы, все плохи.
Иррациональность отрицания советского строя выражается в желании умножить число жертв и потерь, связанных с его становлением. Это характерно для всех антисоветских идеологов — и демократов, и их противников патриотов. В абсурдном виде это выражено в статье Д.Балашова «Наших бьют!» («Советская Россия», 26.10.2000). В комментарии от редакции сказано: «Устные выступления Балашова звучат как завещание всем нам, продолжающим жить». Вот некоторые места из «завещания»:
«Я как-то изучал справочник о населении Земли. Так вот: с 1000 года русские как народ составляли 8% от населения земного шара. И это соотношение сохранялось и во времена Батыя, и в Смутное время… и до 1927 года! В 1929 году это было уже 7,2%, еще через 2 года 6,4%, и — поехало. В 29-м началась коллективизация, если вы помните. Так что же мы совершили с нашей страной, подумайте вы об этом сейчас!».
Каждая мысль здесь противоречит здравому смыслу, начиная со «справочника о населении Земли в 1000 г.» и с того, что ни нашествие Батыя, ни Смутное время никак не сказались на численности «русских как народа». Но вот главный намек: «в 29-м началась коллективизация», и число русских за два года сразу сократилось на 0,8% от населения Земного шара. Впрочем, почему-то до этого, еще при НЭПе, тоже за два года число русских сократилось на те же 0,8%.
Не будем уж поминать, что голод случился не в 1929-1930 гг., а лишь на четвертый год коллективизации, вдумаемся в цифру. На Земле тогда было около 3 млрд. жителей, и Балашов намекает, что из-за коллективизации за два года пропало 24 миллиона русских. А включая нерусские народы, выходит,
