Черная Книга Арды

прежде. Что в нем было? — может, какая-то неуловимая неправильность — тень ощущения, которое он еще не мог понять… Была — красота. Чужая. Иная. Не похожая на все, что он знал прежде. Завораживающая и пугающая своей непонятностью.

— Что же ты молчишь?

— Высокий, — с трудом подбирая слова земли Аман, проговорил Курумо, — ты не спросил — кто я…

— Я помню. Ты хочешь знать свое имя?

— Я — Курумо, Высокий…

Майя не знал, что сказать еще — да и говорить ему было непривычно, и тяжеловесной казалась совершенная речь Валинора в сравнении с тем странным языком, на котором говорил Преступивший, — подобным изменчивостью своей речному потоку. И золотая чаша стала вдруг слишком тяжелой, почему-то — неуместной и ненужной здесь, он не понимал, зачем держит ее в руках, не знал, что станет с ней делать дальше.

Я — твой. Позволь быть с тобой. Позволь быть — рукой твоей, орудием твоим. Я — твой, твердил он про себя с отчаянием, а руки его — почти против воли — уже протягивали Преступившему чашу, и все ниже клонил голову Сотворенный, повторяя — прими мой дар, позволь быть с тобой, прими меня, Создатель, прими…

— Для того чтобы быть со мной, не нужны дары, — тихо сказал Изначальный. Он задумчиво разглядывал чашу — червонное золото, изумруды и рубины, тонкий алмазный узор, ножка обвита лентой из четырехгранных бриллиантов…

Не для этих рук, нет, нет, не для него… Ошибся — но в чем?..

Какая-то тень скользнула по лицу Мелькора, и майя, жадно вглядывавшегося в черты своего Создателя, захлестнуло странное неуютное чувство; он сжался под пристальным задумчивым взглядом — и вдруг вскрикнул отчаянно:

— Не гони… Тано!..

Это было как удар молнии: нежданное, непонятное, неведомое прежде чувство, от которого странно щемило внутри. Он вдруг понял, что не может, никогда не сможет расстаться с Тано. Не сможет быть без него. Не мог понять, что с ним, почему с ним так. И все это было одно слово: Тано.

Он качнулся, словно хотел снова опуститься на колени, — Изначальный удержал его: смотрел в лицо — странно, чем-то похоже на Ту-что-в-Тени; сказал только:

— Как же я тебя прогоню, фаэрни…

— Привыкли в своем Валимаре — чуть что, на колени падать, — насмешливо произнес новый, знакомый голос. — Ну — сайэ, т'айро…

ЛААН ГЭЛЛОМЭ: Полынь

от Пробуждения Эльфов годы 471 — 476-й

Детвора с визгом и хохотом сбегала по крутому склону к реке — спотыкались, сбиваясь с шага, падали в траву, катились вниз… Если бежать очень быстро, если суметь удержаться на ногах — может быть, последний шаг, последний прыжок станет началом полета, кто знает ?

Она удерживалась на ногах — худенькая малышка с громадными, в пол-лица, зелеными глазами; но она и не смеялась, на лице ее, когда она остановилась у самого обрыва, была какая-то печальная сосредоточенность. Стояла, тонкая, как стебель, среди серебряных стеблей еще не зацветшей полыни, потом медленно пошла вверх по склону, села наверху, обхватив колени руками.

— Эленхел! Бежим!..

Она покачала головой и снова опустила остренький подбородок на колени.

— Почему?

Она ответила не сразу, и Альд, махнув рукой, снова бросился вниз вместе с пестрой ватагой; кто-то, не удержавшись на краю, плюхнулся в воду в водопаде сияющих брызг, за ним с хохотом посыпались остальные.

— Я знаю, — тихо проговорила девочка. — Знаю, что не смогу лететь.

…Выбор Звездного Имени, кэннэн Гэлиэ — праздник для всех. И даже среди зимы, она знала, будут цветы. Тем более сегодня — в День Звезды: двойной праздник. Она выбрала именно этот день, а с нею — еще двое, оба двумя годами старше. На одну ночь они — увенчанные звездами, словно равны Учителю: таков обычай. Но это все еще будет…

А сейчас — трое посреди зала, и Учитель стоит перед ними.

— Я, Артаис из рода Слушающих-землю, избрала свой Путь, и знаком Пути, во имя Арты и Эа, беру имя Гэллаан, Звездная Долина.

— Перед звездами Эа и этой землей ныне имя тебе Гэллаан. Путь твой избран — да станет так.

Рука Учителя касается склоненной темноволосой головы, и со звездой, вспыхнувшей на челе, девушка выпрямляется, сияя улыбкой.

— Я, Тайр, избираю Путь Наблюдающего Звезды, и знаком Пути, во имя Арты и Эа, беру имя Гэллир, Звездочет.

— Перед звездами Эа и этой землей…

Последняя — она. И замирает сердце — только ли потому, что она — младшая, рано нашедшая свою дорогу? Как трудно сделать шаг вперед…

— Я, Эленхел…

Она опускает голову, почему-то пряча глаза.

— …избираю Путь Видящей и Помнящей… и знаком Пути, во имя Арты и Эа, принимаю…

Резко вскидывает голову, голос звенит.

— …то имя, которым назвал меня ты, Учитель, ибо оно — знак моей дороги на тысячелетия…

Знакомый холодок в груди: она не просто говорит, она — видит.

— …имя Элхэ, Полынь.

Маленькая ледяная молния иголочкой впивается в сердце. Какое у тебя странное лицо. Учитель… что с тобой? Словно забыл слова, которые произносил десятки раз… или — я что-то не так сделала? Или — ты тоже — видишь?

Ее охватывает страх.

— Перед звездами Эа и… Артой… отныне… — он смотрит ей в глаза, и взгляд у него горький, тревожный, — и навеки, ибо нет конца Дороге… имя твое — Элхэ. Да будет так.

Он берет ее за руку — и это тоже непривычно — и проводит пальцами по узкой, доверчиво открытой ладони. Пламя вспыхивает в руке — прохладное и легкое, как лепесток цветка. Несколько мгновений она смотрит на ясный голубовато-белый огонек, потом прижимает ладонь к груди слева.

Учитель отворачивается и с тем же отчаянно-светлым лицом вдруг выбрасывает вверх руки — дождь звездных искр осыпает всех, изумленный радостный вздох пролетает по залу, где-то вспыхивает смех…

— Воистину — Дети Звезд…

Он говорит очень тихо, пожалуй, только она и слышит эти слова.

— А ты снова забыл о себе.

Он переводит на Элхэ удивленный взгляд. Та, прикрыв глаза, сосредоточенно сцепляет пальцы, потом раскрывает ладони — и взлетает вокруг высокой фигуры в черном снежный вихрь: мантия — ночное небо, и звезды в волосах.

— Где ты этому научилась? — Он почти по-детски радостно удивлен.

— Не знаю… везде… Мне… ну, просто очень захотелось, — она окончательно смущена. Он смеется тихо и с полушутливой торжественностью подает ей руку. Артаис-Гэллаан и Тайр-Гэллир составляют вторую пару.

…А праздник шел своим чередом: искрилось в кубках сладко-пряное золотое вино, медленно текло в чаши терпкое рубиновое; взлетал под деревянные своды стайкой птиц — смех, звенели струны, и пели флейты…

— Учитель, — шепотом.

— Да, Элхэ?

— Учитель, — она коснулась его руки, — а ты — ты разве не будешь играть?