совершали ошибки. Но скажи, как могли бы мы оставить своих друзей, тебя — в час беды? Да, верно, мы не успели научиться танцу стали. Мы не постигли очень и очень многого, но Путь избран. Прости, мы не уйдем.
…
…Девять стояли в небольшом зале мастерской, глядя растерянно — словно не узнавали Учителя.
Лицо — голубоватый лед, глаза — темные в черноту, смотрит поверх голов:
— Вы — верите мне?
— Да, — тихо ответил Наурэ.
— Клятву! — жестко бросил он.
— Зачем?
— Клянитесь исполнить то, что я вам скажу!
— Мэй антъе къелла, — нестройно. И — кто звонко, кто — почти шепотом: —
Цепким взглядом скользнул по лицам. Элхэ опустила глаза, остальные смотрели с напряженным вниманием: чего хочет от них Учитель?
— Уходите. Немедленно.
— Нет! — порывисто проговорила Аллуа. — Мы не оставим тебя.
— Вы — приняли — клятву, — размеренно. — Уходите. На восход, за Горы Солнца. Берите только то, что нужно в дороге. Идите к людям. Им нужны ваши знания. Ваша сила.
— А как же… — начал Альд.
— Во имя Арты! — как удар; юноша отшатнулся, вскинул руки, заслоняясь — то ли от слов этих, то ли от взгляда запавших страшных глаз.
— Учитель, — негромко сказал Моро, — я знаю, чего ты хочешь. Но пойми и ты — мы не можем уйти… сейчас. Недоброе грядет, оно на пороге, и мы хотим быть здесь, с теми, кто дорог нам. Позволь…
— Во имя Арты!
Больше уже никто и ничего не пытался сказать. И тогда Изначальный снова заговорил — с видимым усилием, часто останавливаясь — не хватало дыхания:
— Я… знаю, что вы сейчас… не понимаете… меня. Может быть… проклинаете. Я… не прошу вас… понять. И объяснить… не могу. Я… прошу… умоляю вас… поверить мне. Так нужно.
Пошатнулся. Глухо, почти неузнаваемым голосом:
— Во имя Арты… и тех… кто придет.
Молчание.
— Я знаю, вы… думаете, что я жесток. Я знаю… какой путь выбираю для вас. Знаю… что вы… быть может… никогда не простите меня. Но вы… должны остаться жить… Во имя Арты… — Голос прервался.
— Да что же вы с ним делаете! — отчаянный крик заставил его вздрогнуть. — Вы что, не видите?! Моро! Оннэле!
Он поднял глаза. Элхэ стояла спиной к нему, словно заслоняя его от остальных. Стремительно обернулась:
— Они поймут, Тано. Не казни себя и не вини их. Они еще дети. Они поймут. Это просто очень тяжело понять. Никто не будет тебя ненавидеть!..
Изначальный шагнул вперед и тихо проговорил:
— Вы — моя надежда. Надежда-над-пропастью. Мир мой в ваших ладонях —
Долгое, бесконечно длящееся молчание. Потом:
— Мэй антъе, — Оннэле ответила тихо, не сразу. И почти одновременно с ней порывисто это —
— Мэй антъе… — трудно, выталкивая из горла слова; Моро низко склонил голову, прикрыл глаза рукой.
— Мэй антъе. — Дэнэ выпрямился, расправил еще мальчишески узкие угловатые плечи; Айони повторила слова шепотом, почти неразличимо — бледная, на висках бисеринками выступила испарина. Аллуа приобняла девочку за плечи, поддерживая — в последнее время Айони часто нездоровилось, — откликнулась напряженно-звонким голосом:
— Мэй антъе.
— Мэй антъе, — тяжело повторил следом за ними Наурэ, исподлобья взглянув на Учителя; разумом он, старший из Девяти, конечно, понимал правильность решения, но то, что Учитель лишал их выбора…
— Мэй антъе, — прошелестел голос Олло; взгляд Учителя остановился на нем, и юноша как-то виновато улыбнулся, развел руками, словно извиняясь: видишь, как все выходит…
— Мэй… антъе, — последней неслышно повторила Элхэ. Глаз она не поднимала.
— Еще одно. — Учитель подошел к Наурэ, коснулся браслета из мориона на его запястье — в пересечении лучей искристым очерком обозначилась къатта Эрат.
— Так ваши потомки смогут узнать друг друга. А вы сможете черпать силу знаков, связующих Начала. Больше… мне нечего дать вам.
Девять знаков. Элхэ вдруг осознала — он касается только камня и металла, не дотрагиваясь до кожи.
— Будьте благословенны. Теперь… идите.
Они подчинились. Молча. Все девять. Нет, восемь.
— Тано, Гэлломэ?..
Он еле заметно кивнул.
— Тебе нельзя сейчас быть одному. Сядь. Пожалуйста, сядь.
Он опустился в кресло.
— Ты… тогда сказала…
— Я отдала бы все, чтобы это было неправдой.
— Нет. Все… так.
— Не говори ничего. — Элхэ опустилась на колени рядом с ним, хотела взять за руку — он вздрогнул и отстранился. — Нет-нет, не надо. Я понимаю, почему — но я ведь все равно вижу и… знаю. Не заслоняйся от меня, не надо. А они все поймут.
Помолчала; совсем тихо:
— Слишком скоро… Кто коснется рук — коснется твоего сердца. А иринэй будут считать тебя всесильным… — Попыталась улыбнуться, но улыбки не вышло — только губы дрогнули горько.
— Иринэй…
— Разве Смертные — не твои дети?