запинаешься на каждом слове, как мальчишка, впервые взявший в руки копье.
– Я подумал, что вы вряд ли захотите, чтобы это увидел кто-то еще, – покраснев, объяснил старый солдат
Креллис замедлил шаг.
– Что случилось?
– Я не вполне уверен, что могу объяснить.
Удивительно! Горлим никогда не отличался робостью и нерешительностью, но сейчас определенно выглядел несколько испуганным, словно повстречался с привидением.
– Ты сказал, все ученики ушли?
– Да, господин, все ушли.
– Куда?
– Не могу знать. Школа, как вы и приказали, охранялась. Никого не впускали и не выпускали иначе как по разрешению, вашему или моему.
– Тогда как же они ушли?
– Странное дело, господин. Стража говорит, что все ушедшие имели соответствующее разрешение.
– С моей печатью?
– Я опросил всех, и у меня сложилось впечатление, что разрешение было оформлено по всем правилам, хотя самой печати никто не помнит. Что-то здесь не так. Солдаты клянутся на мечах, что ни один Зелани мимо них не проходил.
– Но как выглядела моя печать, они не помнят?
– Не помнят.
– Проклятые колдуны! – пробормотал Креллис, минуя вторую пару стражников у двери в главный корпус школы. – Какая польза от этих олухов, если их обманывают даже десятилетние девчонки?
– Отослать в Цитадель?
– Пока не надо. А что остальные? Тоже ушли? Кого еще прозевали твои люди?
Горлим вспыхнул.
– Никак нет, господин. Здесь никого не было. Кроме него.
Обогнув угол, они вышли в просторный зал, посреди которого лежал горбатый старик. Вид его сомнений не оставлял – горбун был мертв.
«Мертвее не бывает», – мрачно подумал Креллис. Руки и ноги старика были необъяснимым образом вывернуты и сходились на животе.
– Как его убили? – спросил Креллис, трогая тело носком сапога.
Следы крови отсутствовали, но рот растянулся в отвратительной гримасе, а кустистые брови словно вылезли на лоб.
– Не знаю. Никаких ран или других отметин на нем нет.
– Кто такой?
– Сибальд. Слуга Виктериса.
– Наверно, умер от старости, – бесстрастно бросил на ходу Креллис.
Поднимаясь этаж за этажом по винтовой лестнице, брат Осени обратил внимание на украшавшие стены гобелены. В последний раз он приходил в башню Виктериса несколько лет назад и тогда ничего подобного не заметил. Гобелены были новые, и большинство их представляли разнообразные сцены совокупления мужчин и женщин. Одни были выполнены в ярких, романтических тонах, на других преобладали более темные и даже мрачные оттенки. Креллис нахмурился и отвернулся – чем выше по лестнице, тем откровеннее становились картины человеческих извращений. И все же, ступив на верхнюю ступеньку, он остановился перед последним гобеленом. На нем был изображен величественный город с уходившими в небо стройными серебряными башнями. Город горел. На переднем плане мастер поместил принесшие смерть и тьму корабли под черными парусами.
Падение Эффтена. Рассматривая картину, Креллис вспомнил, как странно отреагировал брат на его рассказ о мифической музыкальной шкатулке и спящей девочке. Впрочем, разгадывать загадки он не любил, а потому, отогнав посторонние мысли, прошел дальше.
У двери в покои Виктериса, как и сказал Горлим, стояли, негромко переругиваясь, два стражника. Увидев высокого гостя они моментально умолкли и вытянулись по стойке «смирно». Креллис прошел между ними.
Открывая дверь, он уже приготовился всыпать как следует братцу, выбравшему для своих дурацких игр не самое подходящее время. Ударивший в лицо запах дерьма был настолько силен, что пришлось остановиться и прикрыть рукавом нос.
– Какого…
Он не договорил. Едва ли не весь пол покрывали кучки человеческих фекалий. Во впадинках между плитами застыли лужи мочи. Буро-коричневые пятна обезобразили стены. Письменный стол лежал на боку. Бумаги разлетелись по всей комнате. Возле кровати валялись рваные простыни. На съехавшем матрасе четко выделялись две жирные кровавые полосы. Судя по всему, комната пребывала в таком состоянии несколько дней.
Из-за кровати показался Виктерис и, не обращая внимания на присутствие посторонних, пополз через комнату на стертых в кровь коленях и локтях. Наткнувшись на стол, он обошел его сбоку и продолжил
