Она кивнула.
Селинор помолчал, потом качнулся вперед, поднялся и протянул руку.
– Идем. Почему бы тебе самой не взглянуть на наследие? А потом скажешь, отдавать ли его империи даже ради спасения Огндариена.
Они поднялись чуть выше по склону, и Селинор остановился перед входом в пещеру.
– Там костер, – сказал он, указывая на завал из камней. Чтобы пробраться в пещеру, надо было встать на четвереньки.
Шара неуверенно посмотрела на брата Зимы.
– А что еще?
– То, что вы ищете.
Не говоря больше ни слова, он повернулся и зашагал прочь. Девушка пригнулась и попыталась заглянуть в пещеру. Темно. Внутри как будто заворочалось что-то тяжелое. Пришлось зажмуриться и отвернуться. Под каменными сводами скрывалось что-то мерзкое, отвратительное и ужасное. Это что-то уже гудело в крови, проникало в кости, подгоняло сердце. Потом из темноты донеслись слабые тренькающие звуки, напоминавшие мелодию из давно ушедшего детства. Мелодию, под которую мать укладывала ее спать.
Если ключ к спасению Огндариена там, она должна войти туда и сама все увидеть. Сглотнув кислую желчь, Шара опустилась на четвереньки и вползла в пещеру. Лаз быстро расширился, и она без труда добралась до горевшего у задней стены подземелья небольшого костра.
Сидевшая на камне смуглая темноволосая девушка в лохмотьях безостановочно крутила ручку небольшой серебряной шкатулки, которая лежала у нее на коленях.
Заслышав шаги – коридор расширился настолько, что Шара уже смогла встать, – девушка повернулась и, прищурившись, уставилась в темноту. Потом подняла свободную руку, помахала ею перед гостьей, словно хотела убедиться, что Шара не призрак, и выжала из себя улыбку.
– Ты пришла, – произнесла эта сморщенная, иссохшая хозяйка шкатулки тихим, дрожащим голосом. – Слава ветрам, небу и вечным равнинам.
Шара вступила в круг света. Ей хотелось повернуться и бежать. Бежать как можно дальше от проклятого места, но что-то более сильное, чем отвращение и страх, влекло ее к костру.
Рядом с девушкой лежал на каменном полу ребенок, по виду не старше года, с бледной кожей и розовыми губками. Девочка спала, но зрачки за тонкими, полупрозрачными веками отчаянно метались.
– Что, не такая, как ты думала? – спросила девушка, не переставая крутить ручку.
– Это она? Наследие? Она же всего лишь ребенок. Она такая…
– Нет. – Незнакомка покачала головой. – Ты не знаешь. Она – ужасная. Она – зло. Ты даже представить не можешь, какое она зло.
Шара присмотрелась к спящей девочке. Слабенькая грудь поднималась и опускалась вместе с дыханием. И эта малютка – источник того тошнотворного чувства, с которым она, Шара, боролась с того самого момента, как ступила на остров?
Она отвела взгляд от ребенка и опустилась на землю рядом с незнакомкой. У той было лицо четырнадцатилетней девочки, но в напряженных глазах затаилась нечеловеческая усталость и неизбывная печаль. Спина горбилась, как у старухи. Плечи провисли вперед. Казалось, подуй ветер, и бедняжка могла бы улететь, как осенний листок.
А вот серебряная музыкальная шкатулка сияла как новенькая. Каждая деталь ее выдавала искусство мастера. Каждая, за исключением медной ручки, тяжелой и грубоватой.
– Как тебя зовут? – спросила незнакомка.
– Шара.
– А меня Копи.
Шара кивнула. Ею овладевало странное оцепенение. Она пыталась и не могла отвести глаз от спящего младенца.
– Они сказали мне, это только на одну луну, – продолжала Копи усталым, равнодушным голосом, не переставая вертеть ручку. – Только на одну луну. Потом меня должны были сменить. Я бы стала женщиной. Мне дали бы жеребца, чтобы отправиться на нем через Пустошь. – Она всхлипнула. – Я больше не хочу быть женщиной. Я только хочу, чтобы все это кончилось. Все кончилось.
– Ты давно здесь?
– Пятнадцать лет. – Она закрыла глаза и подалась вперед. Рука, словно чужая, продолжала крутить медную ручку. Указательный палец деформировался и был покрыт шрамами. Мало того, он еще и смотрел в сторону, напоминая сухой, сломанный сучок.
Шара перевела взгляд на девочку. Маленькие губки сложились в трубочку, словно малышка пыталась напевать. И это оружие, которое ищет Опаловая империя? Если да, то зачем оно империи нужно?
Смотреть на девочку долго Шара не могла и снова обратилась к Копи.
– Кто она?
– Ребенок. Не более того. Весь ужас не в ней самой, а в ее снах.
– Тебе вряд ли больше двадцати, – прошептала Шара. Копи вздохнула.
– Тело не стареет. Но дух слабеет. С Селинором происходит то же самое. Я не знаю, кем мы стали. Не знаю, как мы выдержали.
