Но ночь не услышала. Никто не услышал. Она не издала ни звука.
Она не слышала даже то, что говорил ее наставник бесчувственному телу, распростертому на черных и белых плитах.
– Я – Виктерис. Источник твоей силы. Твой хозяин отныне и навсегда. Ты – моя. Когда я зову – ты приходишь. Когда я говорю – ты подчиняешься…
ГЛАВА 8
Ночь сошла на город, и Зал Окон погрузился в напряженную тишину. Сотни горожан заполнили притихший амфитеатр, чтобы ночным бдением поддержать Селидона в его испытании. Люди замерли в безмолвии, и даже младенцы, будто проникшись важностью происходящего, молчали на руках у матерей. Луна прокралась на небо, и свет в Зале сменился с бледно-серебристого на темно-синий. Отброшенные мозаичным стеклом кобальтовые тени поползли по застывшим в ожидании лицам собравшихся.
Едва солнце скрылось за кромкой далекого горизонта, как Селидон запалил четыре факела и спустился по лестнице к Сердцу Огндариена. За ним в черный провал последовали Креллис и четыре сестры. Там, внизу, им предстояло остаться на всю ночь, помогая по мере возможности наследнику Зимы, но, в конце концов, исход испытания зависел от сердца самого Селидона – спасет оно его или предаст.
Перед рассветом Селидон примет в руку осколок пылающего алмаза и пронзит им собственную грудь. Достанет сил – и он выживет и поднимется наверх уже как брат Зимы, полноправный член Совета. Дрогнет сердце в решающий момент – и все четыре факела погаснут, а дух Селидона навечно останется в Камне с духами предков.
Брофи заставлял себя сосредоточиться на ритуале, но никак не мог выбросить из головы последние слова Бель. Помочь могла бы Шара, но ее рядом не было, как не было и других учеников школы Зелани. Этой ночью она держала собственное испытание.
Согласно традиции, одновременно почетной и обязательной он, как наследник, стоял коленопреклоненный у края возвышения, на котором обычно заседал Совет. Шли часы, а Брофи все смотрел и смотрел на зияющее черное отверстие в центре Зала с надеждой на хоть какой-то знак, звук или отсвет огня, но дыра оставалась черной. Он опустил руки на прохладный камень и закрыл глаза, направляя всю свою энергию в непроглядную тьму, заклиная неведомые силы помочь Селидону. Воображение рисовало долговязого юношу, стоящего во мраке перед Камнем, одинокого и испуганного.
«Я должен быть там, а не он», – снова и снова повторял мысленно Брофи.
После того как пропавшие братья ушли на север, четыре дома Огндариена так и не смогли воспитать им смену. Мальчики рождались крайне редко, и за последние полтора десятка лет не более полудюжины достигли полного возраста. Одни стали жертвами несчастных случаев, других унесли болезни, но главная причина состояла в том, что наследники просто не появлялись на свет, как будто уступив это право девочкам.
Конечно, Трент теперь тоже считался частью Дома Осени, но с ним дело обстояло иначе: он был наследником Осени, но не был кровником.
От участия в церемонии Трент уклонился по вполне очевидной причине: он не воспринимал ситуацию всерьез. Брофи понимал, насколько трудно требовать от приятеля иного отношения к столь важному событию, но простить не мог. Трент должен был находиться здесь.
Позади наследников стояли гости, чужеземцы и горожане. Некоторые пришли, чтобы поддержать Селидона силой духа. Другие явились на спектакль. Третьи, потому что того требовал обычай. Но никто из них не представлял, что испытывают наследники. Потому что никому из них не грозило умереть в черном подземелье или прожить жизнь, сознавая, что им недостало мужества пройти испытание.
Время как будто остановилось. Где-то заплакал ребенок. Где-то заворочался другой. Кто-то уснул. Ближе к середине ночи Брофи понял, что совершил ошибку, не позаботившись опорожнить желудок.
Еще через час он уже не мог думать ни о Селидоне, ни об испытании, ни о чем-то другом. Никакие уловки не помогали; он ворочался, переносил вес тела с одного колена на другое, старался отвлечься – бесполезно. Зов природы становился все настойчивее, и сопротивляться ему было бессмысленно. В конце концов, он поднялся и, стараясь не обращать внимания на осуждающие взгляды, двинулся к выходу. Тетя Хеллена покачала головой. Брофи беспомощно пожал плечами и, проскользнув мимо кучки более стойких ревнителей традиции, выскользнул за врата Осени.
Легче всего было бы справить нужду в ближайших кустиках, но от этой идеи Брофи, подумав, отказался – только не в такую ночь. Стараясь идти быстро, но с достоинством, он спустился с Колеса по длинной вьющейся лестнице и повернул к Ночному рынку.
На набережной, у самой кромки воды, стоял ряд выложенных зеленой керамической плиткой будочек- уборных. Однако Брофи и здесь не повезло: шторки на всех были задернуты, и кабинки, каждая из которых освещалась лампой в длинной железной руке, походили на крошечные крепости.
Пришлось ждать, и он, пританцовывая от нетерпения и кляня злую судьбу, остановился поодаль.
К счастью, долго мучиться не пришлось. Одну из кабинок покинул богатый визарский торговец, лицо которого закрывала традиционная глиняная маска с длинным, тонким носом и невыразительными чертами. Нижняя губа и подбородок оставались свободными, так что обладатель маски мог есть и разговаривать. Тело визарянина полностью скрывал длинный, тяжелый плащ, раскрашенный во все цвета радуги. Вшитые в дорогую ткань тысячи крошечных зеркал мигали и поблескивали в свете лампы.
Откровенное внимание к другому считалось в Визаре верхом неприличия. Маски и зеркальца предназначались как раз для того, чтобы защитить человека от посторонних взглядов. Вспомнив об этом, Брофи отвел глаза и поспешил в туалет.
Торопливо спустив бриджи, он опустился на корточки и шумно, с облегчением выдохнул. Мир остановил свой сумасшедший бег, жизнь вернулась в обычное русло, и Брофи, завязывая шнурки на поясе бриджей, чувствовал себя почти счастливым человеком.
Он сполоснул руки в раковине умывальника, вылил горшок воды в сливную дыру и уже собирался отдернуть штору, когда наступил на что-то. На полу лежал мешочек из переливающейся ткани, украшенный серебряными кружочками. Брофи поднял находку, потянул за шнурок и заглянул внутрь. Кошелек был битком набит серебром.
Он откинул занавеску, вышел и огляделся – торговец уже исчез.
