Бахрушин. После ужина Бахрушин о чем-то очень долго говорил с Кульгутиным и другими членами бригады; похоже, он остался доволен итогами беседы.
В субботу было решено покончить с восточной частью кургана. Восточная часть была заметно больше западной, и Кульгутин решил использовать двойной заряд. Двое подрывников — Тимофеев и Панов — стояли у восточного склона в ожидании сигнала. Моросил мелкий дождь, начавшийся еще ночью. Кульгутин нервничал.
Алексеев посмотрел на часы Котова (свои он потерял еще месяц назад, в марте): время неотвратимо приближалось к десяти.
— Большое дело делаем… — задумчиво сказал Кульгутин и махнул рукой. Панов и Тимофеев приступили к работе.[13]
Тимофеев поджег свой конец шнура и, помня об ошибке Кировского, уже хотел было отправиться в сторону окопа, но тут внимание его привлекли какие-то звуки. Обернувшись, он увидел в десяти метрах от себя Панова, стоявшего на коленях. Панов чертыхался. Вокруг него было разбросаны обгоревшие спички.
— Саня, уходим! — поторопил Тимофеев.
— Да не пойду я никуда! — у Панова дрожали руки. — Видишь вон, все отсырело, не могу зажечь!
— Да ты одурел! — выпалил Тимофеев, стараясь оставаться спокойным. — Надо идти. Ну в конце концов, будет один взрыв, а не два!
— Мне кажется, — дрожащим голосом произнес Панов, — мне кажется… я подорвусь!
— Один из нас уже подорвался. Давай не дури, — Тимофев взял Панова за руку.
— Подожди. Есть еще время. Я думаю… может попробовать еще раз?
— Индюк тоже думал! — отрезал Тимофеев.
— Чего они там возятся? — спросил Алексеев у Кульгутина.
— Эх, молодежь! — махнул рукой Кульгутин. — Им Лев Матвеевич весь вечер талдычил, что да как, — все как об стенку горох!
Он отстранил Алексеева и неуклюже побежал к кургану.
Взрыв прогремел неожиданно. По расчетам, это должно было случиться ровно в 10.15.
Алексеев лежал на дне окопа — на него сыпалась земля. Кульгутина видно не было. Вскоре все стихло. Алексеев медленно поднялся и, отряхнувшись, первым делом схватил бинокль. Сквозь облако дыма на месте кургана он увидел огромную воронку. Вокруг не было ни души. Рядом в окопе что-то неразборчиво бормотал Котов — видимо, земля попала в глаза.[14]
Ночью Алексееву приснился сон: он оказался в большой комнате, посередине которой стоял покрытый зеленым сукном стол с табличкой «Комиссия». За столом сидела красивая женщина лет тридцати, одетая в платье с глубоким вырезом и буденновку. Алексеев стоял перед ней; никакой мебели, кроме стола и стула, в комнате не было. На столе перед женщиной лежал наполовину заполненный формуляр; в первых строках Алексеев сумел разглядеть свою фамилию.
Женщина подняла глаза и печально посмотрела на него.
— Чем занимались в жизни? — спросила она, готовая заполнить очередной пункт формуляра.
Алексев хотел рассказать ей про кран, про целину, про космос и про другие важные вещи, но едва первые слова успели сорваться у него с языка, Вадим понял, что все напрасно: золотое перо заиграло в ее тонких пальцах, и последнее, что он увидел, был жирный прочерк.
Человек в космосе: проблемы и решения
Многие учащиеся старших классов часто задают вопрос: почему первые космические полеты с участием человека были столь непродолжительными по времени? Ведь из истории мореплавания, например, мы знаем, что иные экспедиции длились чуть ли не по нескольку лет (Магеллан, Финкельмайер, Васко да Гама), что позволяло их участникам собрать богатейший научный материал и реально способствовало развитию человеческого познания. Почему же происходившее в эпоху великих географических открытий не повторилось при начале освоения человеком космоса, такого же огромного и неизведанного, каким был во времена Колумба Мировой океан?
Конечно, первые космонавты обладали чрезвычайно высокими морально-волевыми качествами, были людьми мужественными и отважными. Но в условиях космического полета далеко не последнюю роль играл такой фактор, как физиологическая выдержка (ФВ). Обычно в научной литературе ФВ определяют как время от момента старта корабля (отрыва его от земли) до крика: «Всё, больше не могу!», которым космонавт по традиции извещал Центр управления полетами (ЦУП) о том, что его ФВ на исходе, после чего начинался процесс посадки.
Единицей измерения ФВ служит 1 час. Этот показатель строго индивидуален для каждого из космонавтов. Рассмотрим следующую таблицу:[15]
1. Гагарин - 25,7
2. Титов - 23,6
3. Бережная - 24,8
4. Абрамян - 39,0
Из таблицы ясно видно, что, например, Титов, имевший наименьший показатель ФВ, проходил в списке под вторым номером (т. е., в качестве дублера Гагарина). И хотя Титов превосходил Гагарина по многим другим показателям, именно низкий фактор ФВ не позволил ему 12 апреля 1961 года сказать: «Поехали!»
Мешала осуществлению сколь-нибудь длительного пилотируемого космического полета и сама конструкция скафандра. Разработанный еще в начале 50-х годов Потаповым-Гурзо первый скафандр весьма напоминал собой водолазный костюм. Он был цельным (монолитным), имел съемный шлем, который космонавт как и водолаз не мог самостоятельно надеть или снять, и обладал крайне примитивной системой жизнеобеспечения, делавшей совершенно невозможной утилизацию отходов жизнедеятельности космонавта (водолаза).
Разумеется, на раннем этапе развития космонавтики, во времена господства скафандра Потапова- Гурзо, какой-либо прогресс был крайне затруднен. И хотя шла непрерывная работа по усовершенствованию скафандра-монолита, постепенно становилось ясным, что лишь что-то подлинно новаторское, идущее вразрез с традицией, сможет помочь решению проблемы.
Так называемая «революция» произошла в 1965 году, с появлением скафандра Грушина. Инженер Александр Грушин внес в традиционную конструкцию скафандра настолько принципиальные изменения, что стало возможным говорить о начале новой эры в освоении космического пространства.
На смену скафандру-монолиту пришел своеобразный скафандр-костюм, состоящий из двух автономных частей: верхней и нижней. Теперь во время полета космонавт при желании мог в течении буквально нескольких секунд освободиться либо от верхней, либо от нижней части скафандра и даже от обеих сразу. Кроме того, скафандр Грушина, в отличае от неуклюжего детища Потапова-Гурзо, был чрезвычайно легок (13,5 кг вместо 88). Из прочих отличий отметим надпись «СССР» на шлеме, выполненную ярко-красными буквами, а не черными, как раньше.
Приблизительно в этот же период времени в обиход космонавтов прочно входит такое понятие как «ведро» — специальный контейнер дла хранения отходов жизнедеятельности во время полета. Своим появлением ведро обязано изобретению Грушина: ведь когда появилась возможнось без хлопот снимать
