долгая езда на санитарном автобусе по узким улочкам Кабула. И вот, он уже в главном военном госпитале. Начинается новый этап его жизни…
Ужин принесли, значит, уже вечер. Тарелку с пшённой кашей и рыбными консервами, стакан с чаем поставили на прикроватную тумбочку со стороны раненой руки. Даже при всём желании Невский не смог бы это достать и поесть. Но есть и не хотелось.
Обожжённому офицеру еды не полагалось — видимо, его кормили питательными растворами через специальный зонд-трубку. Не стал есть и его ближайший сосед с забинтованными глазами. Сосед Невского старательно съел всё содержимое тарелки, а Юрий лишь выпил чай.
Минут через тридцать тот же солдатик в грязно-белом халате собрал все тарелки и молча унёс.
Да-а-а, видимо, здесь выживать будет сильнейший. Никто кормить с ложечки не собирается. Надо приспосабливаться. Невский решил завтра же попросить лечащего врача переставить свою тумбочку налево от кровати, тогда он хотя бы сможет сам «кормиться». Место тут имелось. Умирать от голода не хотелось.
Хорошо бы уснуть. Усталость брала своё, но боль не давала расслабиться. Она волнами прокатывалась по всему телу. Как там учили мудрецы — надо начать думать о чём-нибудь приятном, тогда и боль не будет так мучить. Это легко только советовать.
Александр стал думать о доме, о дорогих для него людях — о жене и дочери. Вспоминал свой недавний отпуск в конце октября-ноябре, несколько дней и в декабре захватил. Четырёхлетняя дочь не сразу его узнала, но зато потом буквально не слезала с его колен. А стоило им куда-нибудь пойти гулять — непременно крепко держала его за руку, словно боялась, что папа опять надолго исчезнет. Каждый вечер он читал ей на ночь книги. Не могло даже и речи быть о пропуске такого важного мероприятия. Некоторые книжки приходилось читать по несколько раз — они были любимыми. Пытался даже придумывать свой текст, чтобы не читать одно и тоже, но дочь строго стояла на «страже» — не допускала самодеятельности, ведь сама помнила наизусть.
Одна из таких книжек была — «Рыцарь — Синяя Борода». Что в ней находила дочка — оставалось только гадать.
Невский вздохнул, вспоминая счастливые дни. Вдруг тревожная мысль забилась в голове — как он объяснит жене своё пребывание в Кабуле? О ранении он не писал (да и не смог бы, если захотел). По его просьбе писали друзья из Медроты. Сочинили о его небольшом повреждении правой руки, мол, сломал по неосторожности пару пальчиков, гипс наложен. Как же его с таким небольшим повреждением переправили для дальнейшего лечения в Кабул?! Стоило об этом подумать хорошенько…
Размышления прервала медицинская сестра. Высокая, кареглазая, курносая. Она шумно объявила о своём появлении, широко улыбнулась, показав задорные ямочки на щеках:
— Привет, тяжелораненые герои! Сейчас я буду избавлять вас от болей! Кто первый желает?
— Здравствуй, Снежанночка! Начни с Серёги. Он у нас опять непрерывно стонет, ему хуже всех сейчас, — сосед Невского даже приподнялся на кровати. Он явно рад был видеть девушку.
Сестричка направилась к обожжённому. Она остановилась рядом с кроватью, тихо позвала:
— Старший лейтенант Сомиков! Сейчас сделаю тебе укольчик, сразу станет легче. Поспишь, сил наберёшься!
Сергей лишь на мгновение прервал нескончаемый стон. Потом всё возобновилось. После укола он хрипло произнёс: «Спасибо!» Видимо, это помогло, потому что стон вскоре прекратился.
Медсестра повернулась к соседней кровати.
— Ну, что, товарищ капитан Копейкин, ты по-прежнему ни с кем, кроме себя не разговариваешь? Я здесь, Петя! Укол обезболивающий будем ставить?
Офицер с плотной повязкой на глазах никак не отреагировал на её вопрос.
— Ладно, буду исходить из назначений. Морфин пока тебе не отменили. Сейчас тебя «комарик» укусит за руку.
Она уже закончила инъекцию, когда раздался вопрос:
— Петька, кому ты будешь нужен, такой слепой? Ты и как врач кончился! — Капитан коротко хохотнул. Потом стал отвечать на свои же вопросы. — Это верно, согласен. С армии меня выгонят, с медициной придётся тоже расстаться. Никому не надо такой обузы. Жена узнает, наверное, сразу бросит. Сама будет сына растить. Впрочем, найдет зрячего. Красивая она…
Далее капитан продолжил негромко что-то бормотать, а сестричка уже подходила к соседу Невского.
— Николай, как ты? Укол обезболивающий поставим?
— Капитана Советской Армии не так просто убить! Я и с одной ногой буду служить. Ты, Снежанночка, ещё услышишь фамилию Красько. Клянусь! Но, понимаешь, болит эта сволочная правая нога, которой нет. Знаю. Всё знаю, что это так называемые «фантомные боли». Понимаю, как врач. Но ничего не могу поделать. Ставь укол! А на охоту я всё-таки буду ходить. Вернусь домой, залечу раны, протез надену и — айда с ружьишком дичь стрелять! «Охота — пуще неволи!» Не зря ведь так говорят.
После укола Николай облегченно вздохнул:
— Спасибо тебе, красавица! Дай Бог тебе богатого и умного мужа. И, главное, чтобы был с руками- ногами и так далее…
— Юрка, у меня к тебе просьба. — Медсестра уже перешла к кровати младшего сержанта Пшенко. — Пожалуйста, хотя бы в моё дежурство не мочись в постель. Все сёстры на тебя жалуются — не успевают менять постельное бельё. Неужели так трудно подождать немного, пока «утку» тебе санитары принесут?!
— Я уже всем говорил свои требования. Захочу в туалет — сразу крикну. Потом считаю до десяти. Не успели — «хожу» под себя. Запомни и ты. Пусть вас начальник отделения ругает, что раненые мокрые лежат.
— Ну, ты и «гусь» Юрий! Как тебе не стыдно! Мне перед офицерами за тебя не удобно. Нюхают потом твою вонь. Ладно, давай руку. Получишь свой «розовый укольчик».
— Так, кто тут у нас ещё остался? Вижу, новенький появился. Как звать-величать? Я «Историю болезни» смотрела, но не запомнила пока.
Она внимательно выслушала ответ.
— Александр Невский. Отлично! Я из школьных уроков истории что-то припоминаю. Ледовое побоище, великий князь и всё такое… И снова раненый — врач. Эти «духи» что творят?! Решили всех докторов перебить, что ли. Ну, ладно. Будем лечить. Пока лечащий врач тебя не смотрел, но дежурный тут написал назначения, есть среди прочего и обезболивающее. Сейчас я «уколю» и поспишь нормально.
Это было, как волшебство. Таких сильных наркотиков в Кандагаре ему не назначали. Раз — и нет никакой боли. И всё — в розовом цвете. Понял теперь выражение — «Смотреть сквозь розовые очки». Понятно, почему Юрка называет их «розовыми укольчиками». Сон наступил почти мгновенно.
…Проснулся уже под утро. Сильной боли не было. Опять в палате раздавался стон от окна. Действие наркотика для Сергея закончилось. Да, для человека, у которого площадь ожогов превышает 80 % поверхности тела даже такое обезболивание — что «дробина для слона».
Невский стал прислушиваться к отдаленному шуму за окном. Город просыпался. Утренний Кабул жил своей жизнью. А когда он впервые прилетел в этот город, тоже было ещё утро. Как давно это было, словно в другой жизни. А ведь прошло менее двух лет. Попытался вспомнить первую встречу с этой чужой столицей. Что сохранилось в памяти? «Я вспоминаю утренний Кабул. Всё необычно в маленькой столице…»
Глава 2
— Уважаемые пассажиры! Наш рейс сообщением Челябинск-Ташкент завершён, самолёт совершил
