вопрос Невского: зачем он делал это? Тот пояснил, что очень боится свалиться от инфекции, а раз медики участвовали в раздаче, то он подчинялся их воле. Даже других уговаривал… Возразить было нечего. Невский припомнил, как один из подобных солдат в его дежурство старательно выпил розовый раствор, потом всем своим лицом изображал напряженную борьбу с разумным рвотным рефлексом. И солдат победил. Сколько же было таких «победителей»?
— Нет, нет и еще раз нет, — прервал воспоминания Невского голос Каримова. — Продолжайте выдавать марганцовку! Это распоряжение вышестоящего командования, не вам его отменять. Я придумал, чем еще вы займетесь в дни работы комиссии из Москвы. Должны же вы показать, что боретесь с инфекциями в полную силу. — Он перевел дух, прошелся по ординаторской.
Офицеры с тревогой следили за ним: что еще удумал? Пока в этой голове не рождалось ничего стоящего.
— Итак, слушай мой боевой приказ (он так и сказал, полководец, хренов). Я уже составил график дежурств, позже ознакомитесь. На окраине нашего военного городка размещены общественные туалеты, я насчитал 6 таких длинных сооружений. Все врачи, мне безразлично, кто они по специальности, будут дежурить возле этих туалетов в светлое время суток. — Единый вздох изумления раздался в ординаторской. Не было даже слов…
— Ваша задача: выявлять всех поносящих, записывать их и назначать на прием к дежурному врачу, — продолжал излагать свою задумку начмед. Если увидите приближение проверяющих, то докладываете им результаты своего дежурства. Все поймут, что медицинская работа в бригаде налажена хорошо, — победно глянув на командира медроты, закончил Каримов.
После минутной паузы грянул дружный взрыв хохота. Подполковник явно растерялся от такой реакции. Он уселся на стул и терпеливо ждал, когда уляжется шум. Даже заинтересовавшаяся дежурная медсестра заглянула — все ли здесь в порядке. Семенчук махнул ей рукой, дверь закрылась.
— Но зачем это делать? — наконец произнес Семенчук. — У нас и так «поносящие», как вы их называете, не прячутся, регулярно приходят на прием десятками. А вот при брюшном тифе чаще бывает запор, так как мы таких будем выявлять?
— Это ведь только на дни проверки. Я уже с Ташкентом согласовал, получил добро. Полковник приказал ознакомить всех под роспись с моим распоряжением. Так что расписывайтесь, а не выполнение будет расцениваться, как саботаж в военное время.
— И че, расстреляете? — подал, не вставая с места, голос Жора Кравченко. Он уже принял «на грудь» и старательно изображал трезвого. Каримов даже не взглянул на него. Офицеры потянулись к столу, ставили свои подписи, садились на место. Говорить даже не хотелось. Вряд ли подполковник поймет весь идиотизм ситуации.
Офицеры расходились по своим комнатам мрачные, подавленные. Перед уходом из отделения Невский передал дежурной сестре об отмене плановой операции — собирались удалять доброкачественную опухоль у молоденького лейтенанта. Завтра хирург должен провести свое дежурство у общественного заведения типа «сортир» (обозначенного на карте буквами «М» и «Ж»- вспомнилась фраза из любимого фильма Гайдая).
Утром после завтрака Каримов напомнил об обязанностях медиков на сегодняшний день. Вся лечебная работа отодвигалась на второй план. Одни («счастливчики») будут нести дежурство у столовой при раздаче раствора, другие («несчастные») будут дежурить у туалетов. Прибытие комиссии ожидалось с минуты на минуту, поэтому начмед поторапливал докторов.
Невский и Кравченко направились к своим, рядом расположенным длинным сооружениям из глины и досок. Шли молча, покуривая. Каждый думал о своем. Остановились между «своих» туалетов, на «нейтральной полосе».
— Ты думал, Сашка, для чего мы приходим на эту землю, что оставим после себя? — задал неожиданный вопрос Жора. Он сегодня был необычно собран и молчалив.
— Дети и память о добрых делах — вот что должно остаться после каждого, — сразу ответил Невский. — Дочка у меня есть, скоро 4 года ей, Бог даст — еще будет. Так что надо о добрых делах еще позаботиться.
— Ты счастливый, а у меня семьи нет и не было. А после Афгана кому я такой буду нужен? — он расставил широко ноги, раскинул руки.
Болезненная худоба просматривалась даже через ткань полевой формы, которую Жора намеренно вымочил в хлорке, совершенно обесцветив, рукава и штанины он ушил. Тонкие руки и ноги сразу бросались в глаза. Сейчас он напомнил Невскому кузнечика, только большого и грустного.
Время шло. То и дело к туалетам подходили солдаты, офицеры, люди в гражданской одежде. Сделав свои дела, уходили, с интересом посматривая на медиков. Каждый, наверное, думал — нашли, где гулять…
Подбежал запыхавшийся Каримов: комиссия прилетела, обходят бригаду. Побежал предупредить дальше. Невский и Кравченко отошли к «своим» туалетам, замерли у входов, как часовые.
Прошло еще не менее часа. Солнце уже припекало вовсю, отражаясь в песке, слепило глаза. Уже не по одной сигарете выкурили «часовые», сходясь вместе. Лениво обменивались фразами.
Наконец, вдалеке показалась большая группа одинаково одетых в полевую форму людей. Они медленно двигались в направлении офицеров-медиков. Выделялась высокая фигура командира бригады, молодого полковника. Он что-то рассказывал, размахивая руками. Подошли ближе, уже можно было разглядеть лица, звездочки на погонах. Но все «гости» были без знаков различия, в одинаковой новенькой форме. Они напоминали воспитанников детдома на прогулке со своей воспитательницей, только «круговращение» происходило вокруг пожилого мужчины, худощавого, среднего роста с властным взглядом. Лицо было узнаваемо. Именно таким помнил его Невский по обязательным в каждой воинской части фотографиям «Высшего Командного Состава Министерства Обороны СССР». Первый Замминистра Обороны слушал комбрига, изредка задавал вопросы, не замечая вокруг никого. Невский, как и Кравченко, к которому приблизилась идущая группа, принял положение «смирно». Слышались отдельно долетающие фразы. Среди сопровождающих Невский заметим сжавшуюся фигурку начмеда бригады. Группа так бы и прошла, не обратив на офицеров-медиков внимания, но случилось неожиданное…
Четко печатая строевой шаг и приложив руку к панаме, старший лейтенант Кравченко двинулся навстречу Соколову. Он остановился на положенном расстоянии, вся группа тоже замерла с началом его движения. Невский даже расслышал слова доклада офицера, который говорил громко, отчетливо, как и положено настоящему военному. Александр даже искренне удивился: откуда «это» все взялось у него. Позавидовал его отчаянной смелости.
— Товарищ Маршал Советского Союза! Старший лейтенант Кравченко, начальник госпитального отделения Отдельной Медицинской роты Кандагарской бригады, докладываю, что во время моего дежурства у туалета номер 4 выявлено 15 поносящих человек, всем было рекомендовано обратиться за медицинской помощью к дежурному врачу.
Если бы Первый Замминистра Обороны увидел «снежного человека», он бы меньше изумился. Первое мгновение Маршал даже потерял дар речи. Его «свита» удивилась не меньше, а комбриг смертельно побледнел.
— Что это за цирк?! — загремел, наконец, грубый «густой» голос полководца. — Ты что, старлей, пьян? Убрать сейчас же идиота с дороги! — Он посмотрел на бледного полковника.
— Никак нет, не пьян. Врачи бригады выполняют письменное распоряжение начальника медицинской службы бригады, подполковника Каримова. Прикажите ему подтвердить мои слова — не сходя с места, докладывал храбрый Жора.
Невский по лицу Маршала понял, что Жора победил.
Большой военачальник «расслабил» лицо, уже с интересом на него посмотрел, потом резко обернулся и бросил в толпу: «Начмеда сюда». Свита расступилась, как по команде, предоставляя Маршалу увидеть Каримова. Вокруг него сразу опустилась густая пустота, он стал «изгоем», это поняли все «шестым чувством». Понял это и Каримов. На негнущихся ногах он бочком приблизился к суровому проверяющему, что-то залепетал срывающимся, еле слышным голосом.
— Это правда, ты издал такое письменное распоряжение? Твои врачи вместо того, чтобы лечить,
