родился очень символичный дуэт: открытый, простой, добрый Сухов (Лошадь) и загадочный, скрытный Саид (Спартак Мишулин, Тигр). Один ищет всеобщего счастья, другой — Джавдета. Тигры, кстати, в отличие от Лошадей куда более склонны к перевоплощению и дали значительное количество действительно выдающихся артистов (Евстигнеев, Гарин, Леонов, Высоцкий, Петренко).
Георгий Данелия, как никто другой, чувствовал время в своих фильмах, всегда старался «запрячь русскую тройку». Кикабидзе и Леонов — Тигры, Басилашвили и Неелова — Собаки, Мкртчян — Лошадь.
Разумеется, чем дальше шло время, тем меньше было Лошадей и больше Тигров. Галича сменил Высоцкий, в кино появился Алексей Герман, в литературе — Вениамин Ерофеев. Однако совсем со сцены Лошадь так и не сошла, просто из Ивана умного она превратилась в Иванушку-дурачка (Вицин, Ярмолышк, Светин), чем только подтвердила свой русский характер.
Забежав из 1993 сразу в 1995 год, убеждаешься, что главные интересы в «Русской тройке» уже сместились от обратной логики к определению знаков национального характера, хотя публикации на эту тему начнутся лишь в конце 1996 года. С-легкостью говорится о власти технократов, ведь фундаментальное «Идеологическое чудо» (первоначальное название «Освобождение технократии») уже вышло из печати в марте 1994 года. Мимоходом упоминаются римские триумвираты: именно в это время идет доработка «Второго Рима». В октябре 1995 работа о «Втором Риме» уже выйдет в «МП», в рубрике «Книга в газете». Таким образом, мы уже немного забежали вперед в «Поиски Империи», «Национальные знаки». А вот тема идеологического чуда очень близка обратной логике, и До нее осталось совсем немного.
Но прежде чем мы подойдем вплотную к теме идеологического чуда, к теме четвертой имперской фазы, рождающей это чудо, мы обязаны окунуться в мутные, туманные глубины первой имперской фазы, фазы, с которой у нас почти не осталось генетической связи: настолько страшен был разрыв 1917 года. И все-таки… И все-таки мы вышли не из Ленина, не из матросов, штурмующих Зимний, не из чекистов в кожаных куртках. А вышли мы из тех самых дореволюционных метаний, исканий, ощущения новой и святой миссии России.
Мистическая стихия — это ночь, зима, тьма, но одновременно и самые изощренные радужные сны, самые яркие мечты ну и конечно же согревающий огонь очага. Вот почему, когда кто-либо напишет, что в 1881 году на Россию опустилась тьма, помните, что спутниками тьмы является не только смерть, но и любовь, и огонь, и сладостные сновидения.
Лев Толстой (1828–1910) с началом имперского никла становится, безусловно, первым, если не единственным большим писателем России (Ф. Достоевский умирает в 1881-м, И. Тургенев в 1883-м). Оптимизма что ему, правда, не прибавляет. Мрачную он рисует картину, достаточно прочитать названия сто произведений: «Власть тьмы» (1886), «Живой труп» (1900)… Возразить Толстому тогда никто не мог. он был почти богом. Его, конечно, отлучили от церкви на 20-м году фазы (1901), но об эффекте двадцатого года мы уже знаем (Мандельштам, Булгаков, Солженицын, Галич…). Именно Толстой царил на идеологическом пространстве дореволюционного 36-летия, что целиком и полностью соответствует теории: ведь родился Толстой в год Крысы.
Следует, впрочем, признать, что в отличие от двух последующих 36-летий, где открытые знаки (сначала Кот, затем Лошадь) господствовали безраздельно, Крыса не дала длинного ряда лидеров. Но те, что были, имели масштаб мировой. Наравне с Толстым такой всемирной фигурой был Негр Ильич Чайковский (1840–1893). Как и положено Крысе, великий композитор был безусловным посланцем небес, и дело даже не в небесности его музыки, а в сроках его земного бытия. Дело в том, что мистическое время в идеологии (подробнее об этом в главе «Романтики времени») началось в 1873 году (третья фаза западного ритма не закончилась и шла с 1873 по 1881 год). Именно тогда начался подъем в творчестве композитора: «Лебединое озеро» (1877), «Евгений Онегин» (1879). В 1881 году началось уже собственно 12-летие Крысы. И тут же Чайковский явил истинную картину времени, темную, в общем-то, но не лишенную сказочных, сновидческих блесток. Обратимся к энциклопедии:
«В период с 1885 года в творчестве Чайковского чередуются трагедийные полотна — оперы «Чародейка» (1887), «Пиковая дама» (1890), программная симфония «Манфред» (1885), 5-я симфония (1888), 6-я «Патетическая» симфония (1893) — с партитурами, в которых торжествуют свет и радость — балеты «Спящая красавица» (1889), «Щелкунчик» (1892), опера «Иоланта», оркестровая сюита «Моцартиана», (1887)».
Умер Чайковский, казалось бы, внезапно и неоправданно, а на деле в год начала второй (ортодоксальной) 12-летки, когда положение центрального знака отчасти переходило от Крысы к Дракону.
Через год умирает Александр III, к власти приходит Николай II, родившийся в год Дракона. Таким образом, император, столь несчастливо правивший остаток жизни, первые 11 лет правления был центральным по знаку в стране, которая при этом жила достаточно хорошо. Ну а то, что тьма сгущалась, так ведь пока гром не грянет…
Гром грянул в 1905 году (а может быть, уже в 1904-м): бессмысленная и ужасная революция, позорно проигранная японцам война, Дом Романовых зашатался, в идеологии царили настроения томные, душные, декадентские. Наступили времена мутной прозы, но величайшей поэзии и драматургии. Среди поэтов лидерами, безусловно, были Драконы: Александр Блок (1880–1921), Андрей Белый (1880–1934), Саша Черный (1880–1932). Жив был еще Афанасий Фет (1820–1892), сменивший с наступлением имперского цикла обычный для своего творчества «пафос гедонистического жизнелюбия» на «мрачный фатализм»: «Все злей метель, и с каждою минутой сердито рвет последние листы, и за сердце хватает холод лютый, они стоят, молчат; молчи и ты. Не верь весне! Ее промчится гений…» («Ласточки» (1884).
В драматургии первенствуют Обезьяна — Антон Чехов (1860–1904) и Дракон — Максим Горький (1868–1936). Драматургии их уровня в стране не будет уже никогда, ведь ближайшие годы мистической идеологии в России 2101-й—2137-й. Что тогда останется от России? Кстати, именно Чехову принадлежит попытка пронумеровать по рангу титанов своего времени. В письме к брату Чайковского есть такие слова: «Я готов день и ночь стоять караулом у крыльца того дома, где живет Петр Ильич — до такой степени я уважаю его. Если говорить о рангах, то в русском искусстве он занимает теперь второе место после Льва Толстого, который давно уже сидит на первом. Третье я отдаю Репину, а себе беру девяносто восьмое». Девяносто восьмое со временем станет первым. Что касается Репина, то он еще появится в наших списках.
Описывая вторую и третью фазу, для большей наглядности можно обратиться к кинематографу. До 1917 года кино если и родилось, то уж никак еще не стало на ноги. Совсем другое дело балет. Лучшие танцовщики и сейчас представлены мистическими знаками (М. Лиепа, М. Барышников, В. Васильев), а уж в те времена мистические танцовщики должны были определять весь стиль жизни. Разумеется, найти представителей мистических знаков среди балетной элиты тех лет не составило труда: это и Матильда Кшесинская (1872–1971), и Екатерина Гельцер (1876–1962), и Василий Тихомиров (1876–1956). Хотя важнее, наверное, что направляли балет все те же мистики: балетмейстер Михаил Фокин (1880–1942), знаменитый реформатор балета начала XX века, а также знаменитый Сергей Дягилев (1872–1929), создавший труппу «Русские балеты Дягилева» (а также вместе с А. Бенуа объединение «Мир искусств»), (По распространенному мнению, тремя величайшими балетмейстерами XX века были М. Фокин, 3. Голейзовскин, Дж. Баланчин, все родившиеся в годы Дракона — 1880-й, 1892-й, 1904-й).
Еще одно уникальное явление той фазы из мира музыки — это творчество композитора Николая Римского-Корсакова (1844–1908). Дело в том, что Дракон — единственный из 12 знаков, который не дал ни одного великого композитора… кроме Римского-Корсакова (если, конечно, не считать великим автора «Марсельезы» Руже де Лиля). Удивительное дело, Драконы — исключительно поэтические натуры, умеющие улавливать музыку времени, писать небесные стихи, никак не обделенные слухом (именно Драконы дали ряд выдающихся музыкантов-виртуозов), и вдруг такой прокол. Ну как бы там ни было, Римский-Корсаков закрыл эту пустоту, а расцвет его творчества пришелся именно на 12-летие Дракона (1893–1905, «Садко», «Ночь перед Рождеством» и др.). В завершение темы музыки стоит сказать, что символом эпохи стала «Могучая кучка», содружество композиторов, сложившееся еще до наступления имперского цикла и как бы предвещавшее его начало. Лидером этого кружка был Милий Балакирев (1836–
