душистых благовоний. Но вместо того чтобы успокоиться, она почему-то совсем растерялась. Она назвала свою фамилию невыразительной женщине, открывшей ей дверь, и та провела ее в комнату, наполненную волнующим сиреневым полумраком. Оглядевшись, Лариса поняла, что такой эффект получается от дневного света, падающего через фиолетовые шторы и сквозь дым многочисленных свечей, расставленных по всей комнате в разнообразных подсвечниках. Линда, немолодая пышнотелая брюнетка с пушистыми волосами, сидела за столом, покрытым мягкой черной скатертью с длинными кистями. На столе блестел прозрачный шар, лежали колода карт, кинжал в ножнах, украшенных сканью, и другие предметы непонятного Ларисе назначения.
– Садись, девочка, – Линда указала рукой на стул, при этом разноцветными звездами сверкнули многочисленные перстни на ее руке. – Что тебя привело ко мне?
– В газете написано, что вы ясновидящая, – с вызовом ответила Лариса. – Вот и угадайте.
– Для этого не надо быть ясновидящей, – усмехнулась Линда. – Все твои проблемы у тебя на лице написаны.
– Да? И что же вы на нем прочитали? – Лариса нервничала все больше и больше.
– Несчастную любовь, девочка.
Лариса вздрогнула. Линда пухлыми пальцами в перстнях спокойно перебирала янтарные четки.
– Да... – облизнув сухие губы, согласно кивнула головой Лариса. – Вы можете мне помочь?
– Чем?
– Как это чем? В газете же написано – приворот... Почему вы спрашиваете? Не понимаю... – Пальцы девушки скручивали в узел длинный клетчатый шарф.
– Успокойся, Лариса, – мягко посоветовала ей Линда, но та отшатнулась, как от удара.
– Вы знаете мое имя? – уже с настоящим испугом спросила она.
Линда рассмеялась:
– Не надо так бояться. Я просто слышала, как ты назвала свое имя в коридоре. Ты ведь записывалась на прием, не так ли?
– Фу-у-у, – облегченно вздохнула Лариса. – Ну конечно... Я уж совсем... – Она вскинула на женщину встревоженные глаза. – Но вы почему-то не говорите, можете ли мне помочь?
– Могу, – убежденно сказала Линда. – Но ты должна знать, что за все придется заплатить.
– Да-да! Я сразу принесла деньги, как договорились по телефону.
– Не так буквально, девочка. – Линда по-прежнему спокойно перебирала четки. – Платить придется потом.
– Потом? Когда? За что? Вы знаете? – Вопросы сыпались из Ларисы, как бусины с порванной нитки. – Да скажите же наконец! – Она в полном изнеможении тряхнула головой. Скрученный в жгут шарф упал с коленей на пол, за ним шлепнулась сумочка, из которой высыпалось на пол все ее нехитрое содержимое – косметика, связка ключей, кошелек и записная книжка. Лариса даже не сделала попытки собрать свои вещи.
– Хорошо! – Линда отложила в сторону четки. – Смотри мне в глаза и отвечай: чем ты готова пожертвовать для своего любимого?
– Всем! Всем, чем хотите! – быстро ответила Лариса. Она намеревалась вытащить из сумки деньги и очень удивилась, когда увидела свое имущество в беспорядке разбросанным по полу. Она подняла только кошелек и вытащила из него купюры. – Вот! Это пока все, но я найду еще, если надо. Еще вот... – Она стащила с пальца золотое кольцо и принялась отстегивать серьги.
– Я не об этом, Лариса. В нашей жизни есть не только материальные ценности.
– Да? Я не понимаю... – Растерянная девушка выронила на пол из дрогнувших в очередной раз рук и сережку.
– Все очень просто: за счастливые дни со своим возлюбленным тебе, может быть, придется расплатиться... болезнью матери... или отца... или сына, который потом родится. Ты готова к этому?
– Но почему? Что вы такое говорите? – в ужасе отшатнулась от женщины Лариса. – При чем тут мои родители? Какой еще сын? Я только в девятом классе учусь...
– Я только так... для примера сказала. Я не знаю, какова будет плата, но могу узнать. – Она тронула рукой прозрачный шар, и он тут же наполнился клубами сиреневого дыма. – Однако надо ли, девочка моя? Может, ты и жить после этого не захочешь?
– Но почему? – У Ларисы тряслись губы. – Даете объявление, приглашаете, а сами... пугаете... Почему? Я же могу уйти... Разве вам не нужны деньги?
– Не все можно купить за деньги. Ты еще слишком молода и красива. У тебя все еще наладится и без моих обрядов.
– Вы... Вы... – рассердилась Лариса. – Говорите не как ясновидящая, а как... как... наша классная... Татьяна Николаевна...
– Я говорю с тобой, как мать. Поверь, Лариса, я действительно могу приворожить человека. Но делаю это только тогда, когда вижу, что женщина подошла к самому краю, за которым пропасть... конец. А тебе я ведь могла бы просто заморочить голову: ничего не сделать, а деньги взять. Но я хочу, чтобы ты знала, нельзя безнаказанно подчинить кого-нибудь своей воле. Борись за своего любимого сама. И не ходи больше по объявлениям подобного рода: можешь нарваться на такого человека, который сделает все, что ты попросишь, но потом в один далеко не прекрасный день тебе захочется выброситься из окна.
– Вы говорите – бороться... Понимаете, это бесполезно... Он влюблен в другую! Очень красивую. Может быть, вы можете что-нибудь сделать с ней?
– Извести? Но ты ведь видела, наверное, в кино, как это делают: лепят глиняную куклу, олицетворяющую разлучницу, а потом пронзают ее тело иглами, булавками, кинжалом? Ты сможешь?
– А иначе нельзя?
– Нельзя. Примерно так и надо делать. Но можно еще жестче. На кладбище придется идти.
– Н-нет! Я н-не смогу! Не надо, – ужаснулась Лариса.
– И я так думаю, что не надо. Дай-ка мне свою руку.
Лариса не шевельнулась.
– Не бойся, – улыбнулась Линда, – я ничего плохого не сделаю. Хочу только убедить тебя, что пишу в своих объявлениях правду.
Лариса протянула ей дрожащую руку. Линда опустила кисть девушки на стол, как врач, который собирается измерить пациенту давление, потом сложила пальцы щепоткой, приложила их как раз в точку бьющегося пульса и закрыла глаза. Через пару минут она сказала:
– Во-первых, тебе надо проверить почки. Обязательно скажи об этом матери. Вы должны предупредить пиелонефрит. Сходите к врачу. Скажешь ему, что болит низ живота и поясница. Я знаю, – она остановила пытающуюся возразить Ларису, – что у тебя не болит, но, если не начнешь лечиться, заболит обязательно. Во-вторых, дома у тебя не все благополучно. Ты очень переживаешь по этому поводу. Удели больше внимания тому из родителей, кому сейчас труднее, с твоей точки зрения.
Лариса сидела ни жива ни мертва и готова была свалиться в обморок. Линда между тем продолжала:
– В-третьих, ты должна получить разделенную любовь через страдание и самоочищение. Это уже началось, и не надо от этого бежать или пытаться избавиться. Так у тебя на роду написано. Ну вот! Пожалуй, и достаточно. Ступай-ка, девица, домой.
– А если я... как вы говорите... получу любовь... то это навсегда?
– Поверь, совсем не полезно знать все о будущей жизни.
– А вы? Вы все знаете о моей жизни?
– Нет, не все. Но, как я уже говорила, могу узнать.
– Так узнайте, пожалуйста!
– Мне кажется, я уже сказала тебе самое главное.
Лариса помолчала, обдумывая только что услышанные слова, а потом с трудом выговорила:
– Пожалуй, вы правы... Кое-что лучше не знать... Возьмите деньги, – она протянула Линде смятые в кулаке купюры.
– Я возьму ровно столько, сколько стоят эти три короткие рекомендации, не более. – И женщина отсчитала от Ларисиной пачки денег весьма незначительную сумму.
