– Ну иди же сюда, что ты там околачиваешься! – недовольно потребовала мамаша.
Бедный Руслан вздохнул, оглянулся на зов. И уже начал пожимать плечами, показывая мне, что он не в праве распоряжаться собой. А потому никуда, конечно, не пойдет. Я негромко сказала ему:
– Ну, ладно. Раз тебе нельзя... Ничего. В другой раз.
И собралась уходить. Но тут мать окрикнула его совсем уж как генерал денщика. И я увидела на лице Русланчика яростный протест.
– Варя! Мы пойдем! – тихо, но твердо заявил он. – Я вырвусь. Пойдем, пожалуйста.
– Ладно. Я дам тебе сигнал.
– Отлично! – обрадовался Руслан, пятясь в сторону дома.
– Два зеленых свистка! – добавила я. Ну, не могла я не пошутить – уж очень пафосно это было – бунт на дачном корабле.
Но Руслан расстроился.
– Я серьезно! – Он умоляюще сложил ладони.
И я сжалилась, конечно.
– Как сможешь, выходи из дома и иди в сторону вашей калитки, – быстро-быстро проговорила я. – Я буду следить за тобой и, как увижу, что ты из дома выбрался, сразу выйду через нашу калитку. И на углу мы с тобой встретимся.
С этими словами я исчезла за кустами. А Руслан помчался к маменьке.
Мы купались до вечера. Русланчик познакомился с нашими. Они признали, что он «классный чувак» (слова Борюсика, Натахи, Машки, Серого и многих других). А самого Русланчика потрясла «тарзанка». Он мотался на ней непрестанно – на середине реки отпускал руки, падал в воду, вновь забирался на берег, подхватывал перекладину «тарзанки» – и летал от берега к берегу, довольный и счастливый. Орал, почти как настоящий Тарзан, только в его голосе слышались интонации его противного дикого братца Тимофейки. Но это ерунда, конечно. По сравнению с тем, что парнем он и правда оказался замечательным.
Мы гуляли с Русланом по окрестностям. Я показала ему в Листвянке все, что знала. Руслан слушал, открыв рот. А когда ему на мобильный позвонила мама – поинтересоваться, где же так долго ее сына гуляет, Руслан, виновато глядя на меня, заявил, что он на даче у Сони и Лизы (то есть на Веселой даче). Я не расстроилась. Родители у всех разные. Разве он виноват в том, что его мама особа невероятно светская и требует от него не нарушать субординацию? Может, была бы я, как она, и сама бы поступала так же?
Мы расстались на повороте. Я пошлепала на наш хозяйственный двор. А Руслан к мамочке заторопился.
Бабка вдруг сообщила, что не заперла теплицы, не закрыла наш разваленный деревенский сарай, заволновалась – тяпки, ведра вмиг утащат! Так что мне пришлось бежать в Листвяны. Даже поужинать вреднейшая бабенция не дала – чтобы я, значит, быстрее сбегала, все закрыла и вернулась.
Ну, я и помчалась. Долго возиться с замками мне не пришлось, так что скоро я уже чесала обратно. К тому же голод меня подгонял. Бежала я и вспоминала прошедший день.
Настроение наших на речке мне сегодня не понравилось. Но при Русланчике они не стали распространяться о своих планах относительно разборок с деревенскими. Натаха сообщила только, что сегодня опять кто-то в поселке жаловался на исчезновение сельхозпродукции с грядок. И что прогрессивная молодежь оставлять это дело больше не может.
И вот сейчас на дороге из деревни я увидела суровую и решительную толпу. Все. Они шли. Они настроились. Час «икс» наступил...
Даже девчонки во главе с Натахой шли вместе с ребятами. Группа моральной поддержки. Ну, если и деревенские девчонки вступят в бой... Ой, что будет...
Я кинулась к ребятам и снова попыталась объяснить:
– Я спрашивала вчера у деревенских! Они зуб дают, что не лазают по нашим огородам. Правда, не надо с ними драться! Это не они...
– А кто? – поинтересовался Борян, взмахнув своей любимой цепью. Вернее, куском цепи, который он начистил до зеркального блеска.
– Ну, говори, раз знаешь! – подхватили остальные.
– Или не знаешь – просто понтуешься?
– Знаю! – крикнула я, отступив на шаг. Иначе Борюсикова боевая цепочка точно стукнула бы мне по лбу – так рьяно он ею вертел. В бой ему очень, ну очень хотелось.
– Тогда говори! – потребовала толпа. – Мы пойдем и ему табло отреставрируем!
Я стала объяснять, что пока не могу назвать имя, что информация пока непроверенная, что мне осталось только добыть некоторые неопровержимые улики. Они слушали. Вроде верили. Но боевой задор никуда не улетучивался, так что со мной все спорили, ругались, даже махали у носа кулаками и самодельным оружием. Мимо нас проходили дачники. Проплыла Русланчикова мамаша с коляской. Покосилась еще так удивленно. Но мне было не до нее.
Наша немногочисленная гвардия все-таки деревенских снова бить не стала. Дело решилось миленько, по-домашнему. Никто истинной причины не понял. Но я знала – Борюсик давно уже имел зуб на Андрюху, которому Машка Кафтанова тоже нравилась. Так что сначала они столкнулись по идейному вопросу: бить или не бить деревенских, – потом перешли на личности и минут десять ожесточенно молотились на обочине дороги. Их растащили. К прыщам на Боряновой физиономии прибавился синяк, а гладкое лицо Андрюхи украсилось мужественными ссадинами. Хороши они оба были, ох хороши! И вроде как даже помирились они после этого – во всяком случае вместе со всеми отправились на наше традиционное место жечь костер. Там пока суетились малолетки – хотя и знали, что их прогонят уважаемые старшие товарищи.
День кончался.
Я на посиделки у костра не осталась. И летела домой, как реактивная, – меня ж бабка дожидается. Сейчас разозлится, это точно. Разорется... Я решила сократить дорогу, в только мне известном месте аккуратно перепрыгнув через высокую ограду, – а так бы мне пришлось обходить вокруг всего нашего участка. И вот, тихонько прокрадываясь вдоль забора за деревьями, услышала голос Руслановой мамаши. Я остановилась и присмотрелась. На улице возле дома никого не наблюдалось. Но на втором этаже были открыты окна. И дверь на большой балкон тоже. Ясно. Это из дома голос доносится. Лето, тихо на улице, вот все и слышно.
Ошибиться было невозможно: только у матери Руслана такой твердый, уверенный и в то же время приятный голос. Да, голос-то приятный, а вот то, что мамаша говорила, таковым никак не назовешь:
– Чтобы я тебя с ней больше не видела, понял? Ты мне наврал – а это подло. Да, подло, Руслан! Не было тебя у Сонечки на даче. Выходит, из-за какой-то непонятной девицы ты матери врешь. И не перебивай меня! Было бы еще из-за кого... Если бы ты видел, как эта оторва горло дерет! Встретила я тут ее компанию: сплошной мат-перемат, по-другому они разговаривать не умеют. И тебе это надо? Я удивляюсь. Ну, все. Я тебе все сказала. Иди спать, Руслан.
Ох, как я ломанулась по кустам. Уже не вдоль забора, а как придется, не таясь. Влезла на свою смотровую башню. Нос, лоб и щеки у меня просто полыхали. Лопнут, мне казалось, того и гляди.
Это я – оторва?! Это я – мат-перемат! Ну да, наши ребята были настроены тогда решительно, вот и высказывались соответственно. Я, ясное дело, объяснялась с ними на понятном им языке. Ишь, мамаше не понравилось! Фифа! Она еще деревенских не слышала...
А Русланчик-то – промолчал. Ничего матери не возразил. Не сказал, что я хорошая.
Мне стало совсем обидно. Но я быстро успокоилась и обижалась только на мамашу. Да и то уже как-то не сильно. Да, не страстная я, стало быть, женщина. Была бы я какая-нибудь Кармен-цыганка, я бы обиду не простила. Никогда! Я бы их всех зарезала! Нет, дом бы подожгла! Ага, свой же? Совсем я что-то...
Так или иначе, но злости, даже на мамашу, что запретила Руслану со мной дружить, не было. А вот интерес остался – как же оно все обернется? И я решила при возможности устроить Русланчику «проверку на вшивость».
Ранним-преранним утром мне и без бинокля было хорошо видно, что за ягодами собираемся не только мы с бабкой. Парасольчики тоже куда-то намылились. Они двигались по своему участку так осторожно, что бабка моя их не заметила. Умеют же, паразиты, маскироваться!
