Глава 10
Общее дело
К началу собрания я опоздал, и, когда вошел в комнату, народ уже рвал на груди рубахи. Спорили ожесточенно, до хрипоты. Рыжий Гриша опять был чем-то недоволен. Мой приход оборвал спор, всем поневоле пришлось здороваться, пожимать мне руку, обмениваться дежурными фразами. Когда я сел, стало ясно, что накал спора спал.
— Вот, Коцюба принес вам кое-что интересное. Коцюба, раздавай, — Летун обрадовался моему приходу, и сразу начал отдавать распоряжения. Я бросил на стол пакет и фотографиями. Народ стал их разбирать, смотреть, передавать друг другу. Почти сразу послышались удивленные матюки. Разглядывая фотографии, народ возмущался. И было отчего. Когда я отправлялся на разведку в туннель, Летун был против того, чтобы я брал с собой фотокамеру. Слишком рискованно, говорил он. Но я не послушал его, и все-таки взял камеру, объектив которой был замаскирован под пуговицу. Большая часть снимков никуда не годилась, но я все же отобрал два десятка весьма говорящих. Вот изможденный грязный подросток с глазами, как лампочки стоит с тряпкой в руках, и смотрит в объектив. Вот стражник избивает кацетника палкой. Вот строем стоят женщины, а перед строем мечется с дубинкой староста. Вот стоят распорядители в дубленках, а за ними, на заднем плане, вереница кацетников таскает мешки. Вот кучка кацетников волочет сани, с которых свисает голая синяя нога. Вот овчарка повалила кацетника на пол, и рвет. Вот миска с баландой. Ну и все остальные снимки в таком духе. Как говорится, лучше один раз увидеть.
— Откуда у тебя эти снимки, Коцюба? — спросил недоумевающий Райво.
— Сам снял, — ответил я.
Меня забросали вопросами, пришлось в подробностях пересказывать, как я ходил в туннель. Мужики восхищенно присвистывали: «ну и яйца у тебя, Коцюба». Единственное, о чем я умолчал, так это о том, что на самом деле Профессор был шпионом. Словно ставя точку в рассказе, я воткнул в комп флэшку, нажал на кнопку, и голос Профессора стал спокойно рассказывать, как приближенные Фраймана баловали себя детским мясом.
Народ опять загалдел, все одновременно стали возмущенно материть Фраймана. Я постучал по столу, требуя тишины. Наконец стало тихо, все приготовились слушать дальше.
— В общем, так, народ. Я отступать не собираюсь, за мной Семья, женщины, дети. Все просто. Как только сойдет снег, вот эти уроды вылезут из своей норы, и придут к нам, сюда. Те, кто хочет в рабство, могут прямо сейчас встать и выйти отсюда. Ну а те, кто останется, добровольно подписываются на то, чтобы драться, — я постучал пальцем по разбросанным по столу фотографиям, и добавил: — я не хочу, чтобы чмулики опять взяли верх. Костьми лягу, но не позволю. Я не быдло.
Никто не выказал желания выйти, только брови нахмурили. Рыжий Гриша встал, и сказал:
— Ты, это, Летун. Ты меня не так понял… я не это… в общем, я с вами.
— Уверен? — спросил у Гриши Летун, — дело ведь серьезное. Задний ход потом не включишь, поздно переобуваться будет.
— Так это… дочки у меня. Я за них! — и Гриша показал огромный поросший шерстью кулак. Он был сжат так, что костяшки побелели. Остальные отозвались согласным гулом.
— Значит, решено. Все усилия — на поиск оружия. Особое внимание уделяем противотанковым средствам.
Давненько мы не забирались так далеко. Я глядел по сторонам, вспоминая, как выглядели эти места до Песца, и не узнавал. Наш путь лежал на северо-восток, там, в ста километрах от города, до Песца была резервная артиллерийская база-склад. Один из наших, Леня из людей Медведя, был в прошлом артиллеристом, он и вспомнил про эту базу. По его словам, там хранились орудия и минометы для вооружения частей резерва. Выехали на снегоходе, и квадроциклах. Пока я занимался Фрайманом и искал оружие вместе с Летуном, наш Эли скооперировался с умельцами из других Семей. Они утеплили ремонтную мастерскую, и сделали гусеничный снегоход. Они полностью переделали ходовую часть гусеничного трактора средних размеров, сами гусеницы и траки взяли от другого трактора, побольше и пошире. На все это поставили кабину от грузовика и приделали кузов. Эли и остальные ходили вокруг своего детища, довольные как слон после трехведерной клизмы. Монстр, хоть и выглядел уродливо, зато исправно давал свои сорок километров в час. По ровному слежавшемуся снегу, естественно.
Нам ничего лучше и не надо было. Выехали вшестером, двое в кабине, остальные на квадроциклах. Специально выбрали непогожий день. Когда холодно, и ветрено, никто и носа не высовывает из теплых помещений. Если в том районе, или по дороге туда, сохранились какие-то очаги жизни, то могут возникнуть различные ситуации. А оно нам надо? У нас задача — доехать, посмотреть, проверить, если есть что-то нужное, вывезти это к нам. Видимость была близкая к нулевой, ехали медленно и осторожно. Почти сразу же на квадроциклах осталось только двое, остальные набились в теплую кабину. Каждые полчаса менялись.
Только выехав из Города, я осознал в полной мере масштаб случившегося с нашей цивилизацией. Километр за километром мы ехали по снежной пустыне. И только стрелочка на экране спутникового навигатора показывала, что мы все-таки едем, а не стоим на месте. Да еще фонарные столбы вдоль дороги, которые торчали из снега, давали понять, что там, где мы едем, когда-то было шоссе. Внизу, под снегом, наверняка были машины, но на поверхности они выделялись в лучшем случае неестественно правильными очертаниями снежных холмиков. Лавируя меж сугробов, мы зацепили один из них, и раздался металлический скрежет. Часть снега осыпалась, и я скорее угадал, чем понял, что мы зацепили гусеницей навеки остановившийся у обочины автобус. Проехали утопающие в снегу здания, над одним торчала большая желтая буква «М», с шапкой снега поверх.
Добрались к вечеру, во всяком случае, так говорил навигатор. И действительно, неподалеку возвышалась облепленная снегом сторожевая вышка, верный признак военной базы. Часть бетонного забора вокруг базы отсутствовала. Мы загнали снегоход внутрь базы, вылезли наружу.
— Не нравится мне это, поделился я опасениями с Летуном, — как бы не пустышка, вон, забор кто-то повалил.
— Пошли, проверим, — он махнул рукой остальным.
Мы разбрелись по базе. Было уже темно, поэтому все вооружились мощными фонарями. Часть складов оказалась нетронутой, часть вывезли подчистую.
— Продукты, — кто-то подобрал с пола пустого склада бумажку, оказавшуюся накладной. Кто-то вывез все продукты.
— Хрен с ними с продуктами, — сказал я, — нам нужно другое. Ищем артиллерию!
Пошли вскрывать запертые склады. Срывали с окон решетки, забирались внутрь. Наконец, Леня закричал: «сюда». Поспешили за ним.
— Что это? — спросил я у Лени, недоуменно глядя на пушку, с которой мы только что сдернули пыльный брезент. Передо мной стояло орудие, как в фильмах про Великую Войну. Два колеса, наклонный броневой лист, какие-то ручки-крутилки.
— Это 122 мм дивизионная гаубица, — ответил Леня.
-122? Но ведь у наших калибр 155, откуда эта взялась?
— Трофейная. Ты же помнишь, что в свое время Союз снабжал сарацин оружием. Наши много таких захватили, и снарядов к ним. К ним у нас даже снаряды делать стали, и под танковые орудия, и под буксируемые. Танков трофейных тоже много было.
— А почему у нее такой древний вид? Будто из фильма про Великую Войну?
— Так и есть. Их как раз перед Великой Войной начали делать. Такими пушками наши прадеды фашистов били.
— А стрелять-то она будет? Ей же, считай, восемь десятков лет!
— Будет, что ей сделается, — Леня пожал плечами. — Хранилась правильно, все в смазке, ствол наверняка меняли. Если мне не изменяет память, тут неподалеку и снаряды есть, и кумулятивные, и осколочно-фугасные, и бетонобойные.
— Во, хомяки! — я зауважал наших тыловиков. Сохранили, это ж надо.
