— Утепляйте дома. Запасайтесь едой. Запасайтесь одеждой. Молитесь. Ни на кого не надейтесь и никому не верьте. — Я спрыгнул с грузовика и пошел сквозь толпу. Вайнштейн с Олегом спешили мне вслед. Народ стоял в шоке. Кто-то что-то кричал мне вслед, но я уже не слушал. Быстрым шагом я отошел метров на триста и обернулся. Гельман опять оседлал грузовик, и опять вещал, но никто его не слушал. Народ расходился.
— Ты зря им это сказал, — сдвинув брови, начал выговаривать мне Вайнштейн, — чем меньше их останется, тем нам лучше. Все будет только хуже, они озвереют и придут нас жрать, — прозвучало это по вайнштейновски. Пророчески.
— Может и зря, — дернул я плечом, — зато честно. И, может быть, хоть кто-нибудь из них останется человеком. Тогда он будет с нами. По хорошему, так надо было мне сейчас использовать момент и всех построить и организовать. Перемрут же, хорошо, если через год один из десяти выживет.
— Ничего ты не понимаешь, Коцюба. В их нынешнем состоянии было бы только хуже. Они напуганы, хоть и недостаточно, чтобы выжить, но вполне достаточно, чтобы за кем-то пойти. Сейчас ты их построишь, и погонишь пинками. Спасешь кого-то. Так они же за это тебя и возненавидят. Каждый из них считает себя яркой, единственной и неповторимой личностью. Все хорошее, что ты сделаешь, они воспримут, как само собой разумеющееся. Бараны иначе не умеют. А все плохое, любую жестокость, любую ошибку — тут же поставят тебе в вину. Так что в итоге ты потратишь свое время, свои ресурсы, свою энергию, и окажешься кругом виноват, — Вайнштейн помолчал, и тихо добавил: — Предоставь их судьбе. Кто выживет, тот выживет. — Спорить с Вайнштейном я не стал, я, конечно, так в людях не разбирался, как он, но то, что он сказал, прозвучало логично и убедительно. Все так и есть, только детишек жалко.
— Гельман многим кровь попил в свое время. Знаешь, сколько народу из-за него осталось без квартир? — добавил Вайнштейн. — Он нам еще крови попортит, особенно тебе. Ты же ему все планы разрушил. Он наверняка придет мстить.
Вернувшись домой, мы не обнаружили там соседей. Религиозные соседи со второго ушли к своим сразу после пожара, а узкоглазых гастарбайтеров, что жили напротив Вайнштейна, мы не видели с самого Дня Песца. Тоже хорошо — иметь в соседях «шляп» я не хотел, и все время, пока они были в доме, боролся с желанием выгнать их пинками. А раз уж сами ушли — туда им и дорога, воздух чище будет.
Тем и кончился тот день. Столбик термометра к вечеру опустился до +5 градусов, для нашей зимы явление редкое, особенно для ноября месяца. Климат действительно менялся. Предупреждение Вайнштейна насчет Гельмана я тогда пропустил мимо ушей. И зря — если б я тогда вернулся и застрелил его, все могло бы сложиться по-другому. Многие остались бы живы. Но тогда я на такое был неспособен. Тогдашний я считал это беспределом.
Лавирующую между кучами мусора колонну машин зелено-оливкового цвета редкие прохожие провожали недоуменными взглядами, будто забыв, что меньше месяца тому назад по этой самой улице за день проносились сотни, если не тысячи машин. Народ быстро отвык ходить по тротуарам. Движения никакого не было. Тротуары были завалены обломками, которые после землетрясений никто и не думал убирать, а также разнообразным мусором. Относительно свободной оставалась только середина проезжей части, по ней и ходили. Грузовики притормозили возле нашего дома, из кабины переднего вылез Ави. Поздоровались. Вайнштейн с Эли вытащили из подъезда загодя поднятые туда припасы. Из грузовика мрачные сосредоточенные мужики сгрузили на землю обещанный пулемет. Я присел, развернул брезент, начал придирчиво осматривать приобретение.
— Не доверяешь? — иронически протянул Ави, — все как договорились, без обмана.
— Никогда и никому, — ответил я. Пулемет оказался в хорошем состоянии. Ствол не расстрелян, вообще было похоже, что он так и пролежал полвека на складе, ни следа ржавчины. — Берем.
— Ну, будь здоров, — Ави развернулся, с намерением лезть в грузовик.
— Погоди, — остановил его я, — давай еще что сторгуем.
— А что надо?
— А что есть? — поторговались. За канистру спирта Ави отдал несколько мин, немного взрывчатки, взрыватели, детонационный шнур и прочий минерский припас.
— Нам все одно без надобности, нет у нас никого, кто б разбирался, а тебе, глядишь, и пригодится. — Хитро прищурился Ави.
— А, так ты это мне прихватил? — Просек я поляну. Тут же внутри зашевелилась жаба — не продешевил ли? Вроде, нет.
— Ну, удачи вам, мужики. Держитесь там. А еще лучше — оставайтесь, — я пожал Ави руку. Распрощались. Грузовики взревели моторами, и уехали. Мужики торопились на юг, к семьям. Никто из них и не думал оставаться.
— Смертники, — сказал Вайнштейн у меня за спиной. Они с Эли уже отнесли в дом пулемет и ящики с патронами.
— Да, — согласился я, — ладно, потащили все в дом.
Потащили. Из соседних домов глазели любопытные. На глазах у всей улицы я не торопясь сложил в мешок мины и все остальное, и взвалил на плечо.
— Смотрят, — сказал Вайнштейн. — Это хорошо. Пусть смотрят. — Действительно, нет лучше оружия устрашения, чем мины. Тут я Вайнштейном был согласен на все сто. Будет им повод ля раздумий.
Жена Эли, Марина, нарисовалась в дверях.
— Коцюба, там народ собирается сарацин громить, — выпалила она, — они там, на перекрестке собрались.
Я взял винтовку и пошел туда. Только вышел на улицу, гляжу — валит толпа. Куча народу, все с оружием. Кто-то из толпы, увидев меня, крикнул: «Давай с нами, Коцюба!». Вот и случилось то, о чем я предупреждал Эрана. Все, на что у баранов хватило ума, это отыграться за пережитый страх. Все те, кто третьего дня бежал, лишь заслышав о приближении сарацин, теперь храбро вышагивали с винтарями наперевес, направляясь в нижнюю часть города. Даже вожаки нарисовались. Напуганные бараны изобразили стаю.
— Надеюсь, ты не собираешься туда идти? — Схватил меня за локоть Вайнштейн.
— Нет, не собираюсь. Локоть отпусти, — спокойно ответил я. — Мы же собирались за стекловатой?
Нам было понятно, что приближается зима, долгая и холодная. Надо было утеплять дом. Дома-то нас строили к морозам не приспособленные, стены тонкие, окна с одно стекло, ни печей, ни радиаторов. Да и мы сами больше к жаре привыкли, для нас плюс пять уже дикий холод. Поэтому, надев ненужную старую одежду, перчатки и респираторы, вооружившись топорами и ломом, мы направились на стройку. Неподалеку как раз заканчивали строить офисное здание. К сожалению, плит стекловаты там не оказалось. Видимо, ее привозили по мере надобности. Пришлось нам ломать гипсокартонные стены, и выдирать куски стекловаты. Куски мы старались выбирать побольше. Каждый кусок мы упаковывали в мешок для мусора, и, перевязав несколько кусков веревкой, оттаскивали домой. Там уже кипела работа. Эли с женщинами утепляли стены. Мы заранее продумали схему утепления. Выбрали несколько комнат на втором этаже, таких, чтобы у них была только одна наружная стена, да и та выходящая не на улицу, а на соседний дом. Потом стены этих комнат мы планировали оббить снаружи стекловатой. Также и пол третьего этажа, и, соответственно, потолок первого. Расчет был на то, чтобы вокруг жилого пространства был толстый слой стекловаты. Ни в коем случае не внутри — дышать стекловатой никому не хотелось, а закрывать ее гипсокартоном, как положено, не было времени. С креплением стекловаты на потолок пришлось повозиться, не гвоздями же ее приколачивать? Отвалится к черту. В итоге, притащили все с той же стройки детали подвесного потолка, собрали раму, на нее уложили стекловату, и подняли вверх, привинтив к потолку. Со стороны нижнего города тянуло гарью, оттуда доносилась стрельба, взрывы. Очевидно, сарацины не желали умирать. Стрельба продолжалась до самого вечера, стреляли и в нашем районе, и выше — повылазившая из всех щелей гопота обделывала свои делишки. Мы на это не отвлекались, да они к нам и не ходили — о судьбе пришедших к нам сарацин знали все. Я возился с железом, мы сняли с крыши два бойлера, и я, вооружившись дисковой пилой, переделывал их в печки — «буржуйки». Наверное, в округе мы были единственными, у кого было электричество. Панели давали достаточно, чтоб зарядить аккумуляторы. Все равно, большую часть работы пришлось делать вручную.
Стреляли в нижнем городе еще пару дней, потом все затихло. Очень многие из тех, кто ушел туда,
