субботу же они будут носить условный характер.
Скотт. Дело не только в этом. Ваше присутствие необходимо для укрепления морального духа войск, вы нужны высшим начальникам и особенно тем, кто будет непосредственно участвовать в учениях; люди будут знать, что за всем наблюдает лично президент.
Президент. Об этом не беспокойтесь. Я буду тщательно наблюдать за всем и с Голубого озера.
Скотт. Извините, сэр, но я считаю крайне неразумным с вашей стороны брать отпуск при теперешних наших отношениях с Россией. Учения не произведут на русских особого впечатления, если президент тем временем будет удить рыбу.
Президент. Договоримся, что вы позволите мне самому решать, что разумно и что неразумно. Боюсь, что мое решение окончательно. Мне обязательно нужно отдохнуть.
Скотт. Дело ваше, но должен сказать, что не могу одобрить такой шаг.
Президент. Послушайте…
Скотт. Когда вы собираетесь выехать на Голубое озеро?
Президент. Вероятно, в пятницу вечером.
Скотт. Ну что ж, мне остается только позавидовать. Желаю удачной рыбалки.
Президент. До свиданья, генерал.
Скотт. До свиданья, господин президент».
Тодд подождал, пока с лица Лимена не сошел румянец гнева и раздражения.
— Нелегко провести такого человека, — заметил он. — Можно только радоваться, что он все-таки на нашей стороне, а не на стороне русских.
— На нашей? Вы все еще так думаете?
— Должен признаться, что мои сомнения увеличиваются. Однако вы все же заставили его в какой-то мере раскрыться. Что же вы намерены делать дальше?
— Хочу позвонить Хэнку на Голубое озеро. Если Скотт что-то замышляет, он, по-моему, пошлет кого- нибудь посмотреть, что там происходит.
Эстер потребовалось несколько минут, чтобы соединиться с Генри Пайкотом — сторожем уединенного домика президента в штате Мэн и егерем.
— Хэнк? Говорит Джордан Лимен… Да? Сколько?.. Ну и враль же ты, Хэнк!.. Нет, на этот уик-энд я не приеду, но ты все сделай так, будто я приезжаю… Да, да, правильно… И вот еще что: проговорись, вроде бы невзначай, о моем приезде, когда будешь брать в лавке почту…
Кстати, возможно, что там у нас появятся репортеры — взглянуть на это место… Ну, может быть, через день-другой… Ты же знаешь, им вечно нужны фотографии. Если увидишь на острове каких-нибудь незнакомых людей, будь с ними вежлив, но в дом никого не пускай. Хорошо?.. И еще, Хэнк: хорошенько присмотрись к ним, а как только они уедут, позвони мне. Понял?..
Нет, не точно. Я не знаю, когда они приедут. Просто я так предполагаю… Ну, ты же знаешь, что у меня нет врагов — только ты и твоя рыба… Хорошо, хорошо… Спасибо, Хэнк. — Тодд одобрительно кивнул:
— Если положение и в самом деле такое скверное, каким кажется, у вашего Пайкота еще до пятницы появятся гости.
— Весьма возможно.
— Знаете что? Пожалуй, я пойду к себе, надо разработать план действий на случай, если нам придется принимать какое-то альтернативное решение. Допустим, что мы убедимся в существовании заговора, но доказать не сможем. Тогда вам придется действовать с молниеносной быстротой.
— Очень хорошо, Крис. Откровенно говоря, я еще не задумывался над этим.
После ухода Тодда Лимен вновь просмотрел рапорт Корвина и нашел, что он читается прямо-таки как дешевый детективный роман. Гарлока он видел только однажды и теперь даже не мог как следует припомнить его. Но было совершенно ясно, что Скотт не посвятил его в свои планы. Лимена почему-то огорчало участие генерала Райли в предполагаемом заговоре. Президент вспомнил один шумный вечер в прошлом году; он тогда устроил несколько холостяцких обедов для военных и пирушку для высшего командного состава морской пехоты. Присутствовавший на ней Райли так и сыпал солеными анекдотами из времен второй мировой войны. Редко кому удавалось произвести на Лимена так быстро и такое приятное впечатление. Как же мог Райли участвовать в заговоре против той самой системы правления, которая так много дала его стране, его сослуживцам, ему самому? И как Скотт и Райли, люди, занимающие такое положение, могли опуститься до того, что, подобно ворам, прокрадываются на встречу с явным шарлатаном Макферсоном? Но, может быть, он недооценивает Макферсона? А может быть, Корвину это приснилось?
Звонок Эстер, доложившей по внутреннему телефону о приходе генерала Рутковского, прервал размышления Лимена. Он даже обрадовался этому — мысли у него стали разбегаться, а времени для раздумий не оставалось.
Аккуратная форма военно-воздушных сил с нагрудным офицерским знаком летчика сидела на генерале Бернарде Рутковском так, словно он родился в ней. Это был слегка располневший коренастый блондин. Умный и упрямый подросток из трущоб Чикаго, он буквально заставил взять себя в Вест-Пойнт — иными словами, до тех пор надоедал конгрессменам, пока один из них не дал ему рекомендацию. Тогда ему хотелось летать, теперь — командовать летчиками и ракетами. Много лет он ухитрялся избегать службы в Пентагоне. Должность командующего ПВО страны была его первой нелетной должностью, и он болезненно это переживал.
Президент жестом показал на кресло, и Рутковский с решительным видом уселся в него. Лимен предложил ему сигару из той коробки, что держал специально для Тодда, и спустя несколько секунд генерал окутался голубоватым дымом.
— Отменная сигара! — похвалил генерал. — Ну-с, так я поговорил с адмиралом Палмером, и неплохо. — Он подул сквозь облако табачного дыма, а потом внимательно посмотрел на Лимена. — Вы знаете, господин президент, не мастер я по всяким там шпионским делам, особенно когда и сам не очень понимаю, что вы хотели бы узнать через меня.
Лимен вновь решил прибегнуть к тому эзоповскому языку, которым уже пользовался накануне вечером. «Неприятно мне так поступать с тобой, Барни, — подумал он, — но ничего не поделаешь».
— Ничего особенного, Барни, — ответил он. — Я уже говорил вам, что меня немного беспокоит отношение кое-кого из наших военачальников к договору о разоружении. У меня такое ощущение, будто некоторые ваши коллеги оказывают мне организованное сопротивление, а это не сулит стране ничего хорошего.
Рутковского явно не удовлетворило объяснение президента, но со свойственной ему манерой идти напролом он продолжал:
— Во всяком случае, я сказал Палмеру, что, по-моему, тут, в Вашингтоне, что-то происходит, и я, парень из захолустья, хотел бы просветиться на сей счет. Упомянул, что в прошлом году зимой мне звонил командующий стратегической авиацией Дэниел, а недели две назад полковник Мердок.
Палмер попытался уклониться от разговора, но в таких делах он не лучше меня. В конце концов он признался, что тоже, как и я, что-то чует, а что именно и почему — объяснить не может. По его словам, еще как-то на рождество в прошлом году Скотт пригласил его пообедать в клуб армии и флота и весь вечер говорил только о политике.
— Палмер сказал, что он ответил Скотту?
— Конечно. Он человек прямой и ответил, что ему не по душе такие разговоры. Он сказал, что политика его не интересует и что он видит свою задачу только в том, чтобы командовать ВМС и помогать комитету начальников штабов разрабатывать военную стратегию.
— На этом все и кончилось?
— Да. Месяца на два. В феврале Скотт пригласил Палмера к себе на обед, на котором присутствовали также генералы Райли и Диффенбах. На этот раз, как рассказывает Палмер, все они придерживались одной линии и очень резко критиковали вас и вашу внешнюю политику.
— По их мнению, я все провалил?
— Вроде того, — усмехнулся Рутковский. — Я не могу повторить рассказ Палмера, не очень-то он заботился о выборе выражений.
