профиль, из-за которого хотелось назвать его Коршуном, пристрастие к черной одежде, раздражительность, вспыльчивость и вечно исходившая от него вонь. Не та, аммиачная, с которой все знакомы, а особая, пуленовская, с ароматом падали. Люди жаловались: нам тут местной вони хватает, так еще особиста вонючего прислали. Пулен здесь работал недавно, всего полтора месяца, но люди уже с тоской вспоминают прежнего контролера, которому Пулен пришел на смену. Старого стукача тоже не любили, но он хотя бы не вонял.
Невольно Илар вспомнил своего однокашника, косолапого увальня Эстера Нанка. У него лицо сплошь было в черных точках угрей, волосы всегда мокрые от пота. От Эстера исходил такой же неприятный запах. То ли его школьная форма так пахла, то ли он сам. Они ухаживали за одной и той же девочкой, которая, будучи хорошо воспитанной, позволяла дружить с ней Илару, Эстеру и еще одному школьному товарищу, фамилия которого уже стерлась в памяти. Но постоянным 'ухажером', носильщиком её портфеля был Эстер. Это злило Илара. Когда он понял, что девочка любит того, третьего, он не поспешил скорешиться с Эстером, чтобы совместно набить морду счастливому сопернику, - хотя Эстер намекал на такой союз - отвращение пересилило.
Пулен был лет на десять старше Илара и в однокашники ни под каким видом не годился, и другом быть не мог по ясным причинам, но именно этот особист с первого дня почему-то стал набиваться в товарищи. Такое внимание, ничем не спровоцированное, коробило Илара. Ему только не хватало стать другом контролера. Чтобы окончательно угодить в касту неприкасаемых.
Ну, был бы он хорошим человеком - куда ни шло, но по всему же видно, что этот стервятник, этот коршун - явная сволочь. Может быть, он и Илара таковым считает? Может, он рассчитывает завербовать его в свои агенты-информаторы? Может, он осмеливается думать, что Илар будет на кого-то 'стучать'? Какая мерзость. Нет уж, лучше держаться врача. Он хоть и балабол, но все же ближе по духу. Опять же почти земляк.
'Если я вдруг решусь на 'дело', - подумал Илар в полудреме, - то Пулен будет самый мой опасный враг'. И уже в преддверии сна пришла забавная мысль: А может как раз наоборот - Пулен и есть тот самый засекреченный агент Сопротивления по кличке 'Музыкант'. А что? Жизнь любит такие хохмочки...
Глава 8
Утром Илар побывал у начальника Поста. Мерт Стаммас - солидный, осанистый, стриженый 'крю- кат'* [*от англ. crue cut - короткая стрижка], с выражением доброты и доверия на полном лице показался Илару воплощением северо-американского стиля делового человека. Он сунул новичку свою бескостную сыроватую руку, поздоровался неприятным гнусавым голосом. И тем самым смазал первое впечатление.
Пока Стаммас вводил новоприбывшего в курс дела, Илар украдкой оглядывал кабинет босса, чтобы составить о нем психологический портрет. Но ничего сугубо индивидуального, характерного не обнаружил. Помещение было безликим, даже обязательные для всех кабинетов фотографии родных и близких хозяина отсутствовали. Может быть, он холост, и у него нет детей? Но родители-то у него, по крайней мере, были... Или он черствый эгоист? Такой же черствый, как я, самокритично подумал Илар.
Единственным украшением кабинета (а может, вовсе и не украшением, а иконой) был портрет старого государственного деятеля с утонченным лицом и нахмуренными бровями - таинственный портрет человека ограниченного и привыкшего изрекать непреложные истины.
Пользуясь суховатыми и казенными оборотами речи, Мерт Стаммас рассказывал об особенностях, специфике Поста. Илар, присмотревшись к начальнику, сделал вывод: точно, первое впечатление оказалось обманчивым. Не было у Мерта Стаммаса ни доброты, ни доверия к кому бы то ни было, хотя он и просил называть себя просто Мерт. Пожалуй, что и деловитость отсутствовала, лишь показная кипучесть бездельника. Не за высокие же показатели его суда сослали.
Прощаясь, Мерт встал, но руки уже не подал. На нем был зеленый спортивный костюм и белые гимнастические туфли. Наверное, он еще не успел переодеться после утреннего занятия в спортивном зале. Видно было, что он любит свое упитанное, но не толстое тело и поддерживает его в хорошем состоянии.
- У вас здесь нездоровая атмосфера, - не удержался сказать Илар напоследок.
- В каком смысле? - насторожился начальник.
- В прямом. Вы разве не чувствуете? Аммиак. Ядовитый, между прочим, газ...
- Видите ли, я страдаю аносмией - не ощущаю запахов... Но вы не беспокойтесь, мне уже докладывали - концентрация газа ничтожна, угрозы для жизни нет. По-видимому, где-то на стыковочном шве отслоился герметик - здесь ведь ужасные холода... ну и, конечно, подрядчики напортачили...
- А что, разве нельзя устранить дефект? - брякнул Илар и прикусил язык. Гемборек ведь предупреждал: 'будь осторожен, он злопамятен...'
Стаммас покраснел толстым лоснящимся лбом, но ответил вежливо:
- Можно, но на это нужно время. А мы по горло заняты работой...
'Ну, конечно, тебе не пахнет - ты и не шевелишься', - подумал Илар и все же пожалел мужика: начальник без нюха, все равно, что слепой водитель. Потому он и гниет в этой дыре.
* * *
Наконец установилась хорошая погода, и Илар впервые решил выйти наружу. Его сопровождал Ясон. Он помог своему патрону облачиться в скафандр, показывая и рассказывая о слабых и сильных его местах. А Илар присматривался к помощнику.
У Ясона были черные вьющиеся, почти курчавые волосы, от природы загорелая кожа и неожиданно - голубые глаза. Мать была шведка, пояснит он позже. Этот молодой человек, принадлежащий к породе тихих фанатиков, был, как потом отметит Илар, в своей роли помощника и благоговейного ученика все время на высоте.
В тамбуре было холодно и особенно сильно воняло аммиаком. Входная дверь была покрыта толстым слоем изморози. Почему-то захотелось, как в детстве, ногтем нацарапать какое-нибудь имя. Например, 'Елена'. Но вести себя по-детски в присутствии подчиненного было несолидно. Стушевавшись, Илар случайно задел поручень обнаженной рукой - морозный металл ужалил пальцы.
- Наденьте перчатки, - посоветовал помощник, - а то руки отморозите. И включите обогрев. Вот здесь...
Илар натянул перчатки из белого аппертона с мягкой прослойкой, куда вплетены были нагревательные элементы, - повернул кольцеобразные манжеты до щелчка. Это означало полную герметичность. Опустили стекла гермошлемов, такие же щелчки.
- 'Готовы?' - голос Ясона прозвучал в ухе Илар.
- 'Готов', - был ответ.
- 'Выходим'.
Ясон нажал соответствующие клавиши. За спиной захлопнулась дверь, отрезав их от жилых отсеков. И медленно стала открываться дверь наружная. В расширяющуюся щель хлынули морозный клубы газа. Атмосфера Тритона со свистом вытесняла воздух станции.
Они вышли на открытую площадку, оборудованную лифтовой платформой. Ясон показал, как с ней управляться, и они поехали вниз. Илар прислушивался к своим ощущениям, украдкой оглядывал скафандр, все ли герметично? Не прорвется ли где-нибудь острой струйкой запредельный холод... Но в скафандре было тепло, уютно. Даже не верилось, что снаружи сейчас минус 150 градусов но Цельсию. О том, что снаружи жуткий мороз, указывала струя белого пара, время от времени вырывавшаяся из шлемного клапана Ясона. Пар тут же превращался в снежинки. Создавалось впечатление, будто человек выдыхает снегом. Выброс своего выдоха Илар в основном не видел. Но иногда снежинки углекислоты падали на плечи. Этакая ледяная перхоть.
Словно угадав мысли начальника, Ясон сказал: 'Это еще что, вчера было минус 170'. Его голос донесся через наушники, вспугнув жутковатую изолированность, которую испытывал Илар.
