даже не чувствую, гостиничные тараканы будут устраивать танцы в моей комнате за мои деньги! Нет, Джузеппе Трио, — палец ее почти уткнулся в грудь магистра, — когда мы вернемся, заплатишь ты!
— Хорошо, — покорно согласился Джузеппе, — за танцы тараканов заплачу я.
— Нет, парень, я даже в руки это брать не хочу. — Дядюшка Корадо отрицательно покачал головой. — Не могли мои предки ничего такого закопать. Вон она и цвет меняет все время. Когда ты ее вытащил, была голубая, а теперь, глянь-ка, розовая.
— Вовсе не розовая, — не согласился Зарик. — Это просто ее закатом красит. Солнце-то, видите, как низко опустилось. А так она голубая.
Он честно старался выбросить из головы мысль, что, когда обнаружил шкатулку, она была темно- серая, а потом жемчужная. И про странное мерцание он тоже постарался забыть.
— Так я ее себе заберу, дядюшка Корадо? А вы уж в случае чего подтвердите, что это моя находка?
— Да что ж не подтвердить, когда оно так и было. Только, по-моему, по-стариковски, нехорошая это вещица. Закинул бы ты ее куда подальше с глаз долой.
— Ага, взять и обратно в землю закопать! Скажете тоже! — Зарик даже прижал шкатулку к груди. — Может, здесь все мое счастье спрятано!
— Я одно знаю, сынок, от такого счастья, что по шкатулкам прячется, потом беды не оберешься. Ладно, я свое сказал, а ты как хочешь. Пошли работать, пока не стемнело.
— Как это, работать? — удивился Зарик. Он же клад нашел, какая тут может быть работа? Вот уж не ожидал он от хозяина фермы такой жестокости.
— Как, как, — передразнил его дядюшка Корадо, — руками! Колодец надо выкопать или нет?
— Так ведь солнце… — Зарик указал на багровый диск, приготовившийся нырнуть за линию горизонта. — Вечер уже!
— Ничего, часа два светлого времени у нас еще есть, — ответил дядюшка Корадо. — Может, сегодня до воды доберемся.
Он тяжело поднялся и вышел во двор, не оглядываясь, уверенный, что Зарик немедленно пойдет следом. Тот действительно встал и побрел к колодцу.
Даже удивительно, до чего люди бывают тупыми, размышлял он. Тут богатство само в руки падает, а он только и думает, что о своем колодце. Может, плюнуть сейчас на все и уйти? Хотя если так сделать, то дядюшка Корадо обидится. А если он обидится, то может передумать насчет шкатулки и забрать ее себе. Нет, сердить его не стоит. Может, открыть шкатулку сейчас? Увидит хозяин, сколько там золота, и сразу про свой дурацкий колодец забудет! Ага, если он золото увидит, то первым делом забудет, что от шкатулки отказался. Все-таки если плотно уложить монеты, то горстей пять там уместить можно.
Зарик на ходу потряс шкатулку, прислушался. Звона не было, только тихое шуршание. А может, это вовсе не золото? Может, это камни драгоценные? Бриллианты всякие, изумруды, рубины… что там еще бывает? Их всегда укладывают в специальные мягкие мешочки, именно такие мешочки могут вот так шуршать. А хорошо бы это были бриллианты. За один камень размером с ноготь на мизинце можно получить… интересно, пять горстей золота или шесть? А может, десять? В общем, много! Нет, шкатулку при дядюшке Корадо открывать нельзя. Лучше потерпеть, выкопать ему этот проклятый колодец и плату за работу получить, а как же! Если он клад нашел, это не значит, что он нанимался бесплатно колодцы копать. Мало ли что у него теперь полная шкатулка золота и бриллиантов, две честно заработанные медные монеты тоже пригодятся.
Он еще раз полюбовался на свою находку и решительно сунул ее за пазуху. Не стоит такое сокровище из рук выпускать. Если будет шкатулка у Корадо на глазах болтаться, кто знает, какие глупости ему в голову придут.
— Ну, чего встал? — Хозяин сердито смотрел на него из-под кустистых седых бровей. — Прыгай вниз. Да осторожнее, ведро там осталось, не помни его. Работать надо, и так сколько времени потеряли.
— Работать, так работать, — легко согласился Зарик и даже улыбнулся старику.
Впрочем, прыгать он все равно не стал. Колодец получался глубокий, и ведра, лежавшего где-то на дне, в темноте не было видно. Так что Зарик спускался медленно, упираясь руками и ногами в стенки. Продолжая улыбаться, поднял и отодвинул в сторону ведро, взял в руки кирку. Ничего, сегодня не успеем, так завтра утром до воды доберемся, а тогда… В степь, подальше, чтобы спокойно, без свидетелей, открыть шкатулочку и решать, на что тратить богатство в первую очередь. Зарик долбил землю, шкатулка под рубахой приятно грела впалый живот, и мысли у него были самые веселые.
— А где этот постоялый двор, на котором, ты говорил, мы сможем остановиться на ночь? — как бы невзначай поинтересовалась Арра, глядя на повисшее над горизонтом солнце.
— Устала? — с надеждой спросил Джузеппе.
Она только глянула на него презрительно, пожала плечами. И девушка, и ее рыжая кобылка выглядели свежими, как маргаритки. Пегий Гладиолус тоже держался вполне прилично, а магистр, если говорить откровенно, совсем скис. И ехали они всего часов шесть, не больше, но он давно уже потерял всякий интерес к разговорам и только вертелся на широкой спине мерина, пытаясь найти положение поудобнее.
— Если далеко, — снизошла все-таки до объяснения Арра, — то надо начинать здесь ночлег присматривать и устраиваться. В этих краях сумерки недолгие, как солнце сядет, сразу темно, не замечал разве? А в темноте какая дорога, только лошадей мучить. И тучки натягивает, как бы дождь ночью не пошел.
— До полной темноты, я думаю, успеем. — Джузеппе внимательно вглядывался вперед. — Вон там, чуть правее, видишь, темнеет что-то. По-моему, это и есть постоялый двор.
— По-моему, это большой сарай, — вздохнула девушка, обладавшая острым зрением. — Ладно, пусть будет так. Все не посреди степи, волкам на радость.
— Арра, о чем ты, какие волки? Здесь их лет сто уже не видали, а то и двести!
— Какая разница, — отмахнулась она. — Мало, что ли, всякой другой дряни по ночам в степи шляется.
— Да уж, с этим не поспоришь, — вынужден был согласиться магистр, невольно представив, какое впечатление произвели бы они с Аррой, например, на какого-нибудь несчастного бродягу.
Постоялый двор оказался ближе, чем им показалось в начале, — не прошло и часа, как они въезжали в дубовые, гостеприимно раскрытые ворота. У ворот, на большом ворохе сена удобно развалился худой долговязый человек, трудноопределимого возраста. Старше тридцати и, пожалуй, моложе сорока пяти, точнее сказать было невозможно.
— Привет вам, благородные путники! Работники постоялого двора «Затерянный в степи» рады помочь вам в решении всех ваших проблем! — Голос его звучал очень радушно, хотя и чуть сипловато, но сам он продолжал лежать, даже не пошевелившись. Других работников поблизости не наблюдалось, поэтому Арра, легко соскочив со своей кобылы, обратила суровый взгляд на него:
— Если вы действительно так рады, то будьте любезны, помогите моему спутнику. Последнее время ему не приходилось подолгу ездить на лошади и он немного… устал.
— Разумеется, госпожа, именно помощь усталым путникам и является моей главной обязанностью, можно сказать, жизненным предназначением. — Долговязый поднялся какими-то странными угловатыми движениями, словно собирая себя по частям, и, сделав два больших шага, встал рядом с мерином Джузеппе. При этом оказалось, что он не только говорит сипло, но и посвистывает при дыхании. — Вам будет легче спуститься, если вы обопретесь на мое могучее плечо.
Магистр с недоверием посмотрел на него: как издалека, так и вблизи незнакомец не производил впечатления богатыря. Конечно, несмотря на свою худобу, он выглядел довольно жилистым, — но назвать его могучим — это уже был перебор. Однако из седла в любом случае надо было как-то выбираться.
Тяжело вздохнув, Джузеппе положил руку на столь любезно предложенную опору, даже не попытавшись привстать, неуклюже перетащил правую ногу через холку Гладиолуса, поерзал в седле, готовясь спрыгнуть на землю, дрыгнул левой ногой, которая запуталась в стремени… Теперь уже навсегда останется неизвестным, то ли пожилому мерину надоела эта возня наверху, то ли он просто
