— Что могло случиться, Гаррисон?
Флегматичный помощник Хоппа заложил толстые ручки за спину; для него поза эта имела такой же смысл, какой для человека нормальной комплекции имеют руки, скрещенные на груди.
— Кто знает? — сказал Гаррисон. — Вернее всего, ничего особенного; я думаю, что Лиззи просто решила последовать за этой свитой дьявола.
— Поедете со мной?
— С превеликим удовольствием.
И, накренив старый драндулет, Гаррисон влез в него. Машина тронулась, и Хопп повел ее тем же путем, каким уехали взбунтовавшиеся машины. Ночь была теплая, и ветер, с утра полоскавший тысячу вымпелов на «Доме автомобиля», теперь спал, усталый. Лучи света от фар машины Хоппа глубоко вонзались в мрак под развесистыми вязами по обе стороны дороги, и асфальт, отполированный прикосновениями резиновых шин, блестел, как лакированный или мокрый. Обычно здесь в любой час дня или ночи можно было увидеть мчащихся путешественников, но сейчас место это дышало пустыней. Странное происшествие так напугало людей, что никто не рискнул выехать из города на машине, поскольку неизвестно было, куда та может увезти. Браня тихоходность старой перечницы, Хопп въехал на ней вверх по склону и сделал три поворота, после чего подъем кончился и начался спуск в долину. По ней дорога тянулась дальше, широкая и манящая, с двумя рядами огромных рекламных щитов по сторонам; металлические буквы на щитах вспыхивали от света фар, и казалось, что буквы эти горят собственным огнем.
— Как вы думаете, где они? — спросил Гаррисон.
— Не представляю себе, — мрачно буркнул Хопп.
А когда они проехали еще пять километров, добавил:
— И даже знать не хочу. К чертовой матери их! Мне бы только найти Лиззи!
Через четверть часа они увидели на краю дороги груду металла, которая еще недавно была двухместным «Пингром». Чуть дальше лежал перевернутый, взывая к небу всеми четырьмя колесами, легкий грузовичок, на боках у него были страшные вмятины. Дальше дорога, уже свободная от препятствий, шла к повороту, за которым был мост через реку. И когда они поднялись из лощины, у Гаррисона вырвался крик удивления:
— Хопп, смотрите!
И он показал на плоскогорье Гарца. Скрытая во мраке, слившаяся с ночной тьмой огромная гора, горизонтально срезанная на протяжении многих километров, была совсем близко. И именно на ней, на увенчивающей ее песчаной равнине, наблюдался сейчас странный феномен, вызвавший восклицание Гаррисона. Из одного конца плоскогорья в другой по ней протянулся полосой белый, из-за расстояния несколько рассеянный свет. Как во время величественного извержения вулкана ночью, поднимались в темноте, пересекались и скрещивались сотни лучей. То ли архангелы беззвучно скрещивают мечи, то ли призраки разгуливают по темному полотну ночи, то ли кто-то стреляет стрелами света в звезды… Зрелище было необыкновенно красивое.
— Это они, — сказал Гаррисон.
Хопп, не ответив, увеличил скорость. Они ехали еще полчаса по равнине, а потом дорога пошла зигзагами вверх, на плоскогорье Гарца. По обе стороны — напоминающие чудовищ скалы, выше — дремлющие сосны, свежий ветер, обрывы, путь над бездной, похожий на фантастические мосты, которые сатана перекидывает в легендах через широкие реки с полуночи до первого крика петуха.
Их машина уже въезжала вверх по последнему, очень крутому отрезку дороги перед плоскогорьем, когда вдруг дорогу рассекла полоса света. Потом сбоку выдвинулось что-то огромное, и наконец они разглядели, что это грузовик. Грузовик остановился. Громадный, широкий, мощный. Капот его, короткий и низкий, напоминал рыло свирепого кабана. Фары, как страшные, пылающие гневом глаза, оглядывали дорогу. Колеса, серые, широкие, шероховатые, походили на лапы, тоже серые, широкие, шероховатые, какого-то толстокожего животного. Глухо хрюкнув клаксоном, грузовик сорвался внезапно с места и ринулся по дороге вниз, навстречу им.
— Осторожно, Хопп! — закричал, в страхе привстав с сиденья, Гаррисон.
Отец Лиззи быстро, но ловко маневрировал на широкой дороге, пытаясь проскользнуть слева от катящегося на них чудовища. Грузовик снова остановился. Мощный свет его фар слепил Хоппа и Гаррисона, и до смерти перепуганному Гаррисону казалось, что эти большие и круглые источники желтоватого света моргают и вспыхивают гневом, как глаза человека. Корпус грузовика содрогался. Хоппу и его помощнику было видно, что в кабине никого нет, и хотя оба старались не показать этого друг другу, и Хоппу и Гаррисону стало жутко оттого, что не человеческая, а иная воля управляет автомобилем. Обоих пронизывал холодок страха. И когда Хопп резко повернул машину вправо, грузовик бросился (иначе не скажешь) на них.
Хотя они попытались избежать столкновения, это им не удалось. Стальное рыло чудовища ударило сзади в легковую машину, и та, застонав всеми своими частями, качнулась вбок. Одно колесо сорвалось с оси и покатилось, слегка вихляясь, под уклон, и машина, потеряв устойчивость, перевернулась на тот бок, с которого слетело колесо. Шеф Гаррисона оказался под своим помощником, а Гаррисон, пытаясь преодолеть вес собственного живота, судорожно искал, за что бы ему ухватиться. Грузовик тем временем, явно не желая покидать это место, дал задний ход и остановился, а его клаксон снова издал звук, похожий на хрюканье.
— Быстро, Джаспер! — приказал Хопп, изо всей силы толкая помощника. — Быстро! Сейчас он снова на нас бросится!
И он первым выскочил на дорогу, а их странный враг, обуянный теперь злобой вдвое более сильной, чем прежде, уже приближался к их машине. Раздался громкий удар, за ним звон разбитого ветрового стекла; маленький автомобиль, отброшенный враждебной громадиной, несколько раз перевернулся, и из него, как внутренности из открытой раны, посыпались подушки сидений и металлические детали. Гаррисон, который, когда произошло столкновение, стоял на асфальте еще только одной ногой, упал и покатился по дороге. Хопп подбежал и помог ему встать.
— Пустяки, — заверил Хоппа помощник, с опаской тем не менее ощупывая голову, — сущие пустяки. Надо же, чтобы приключилось такое!.. Никогда бы не подумал, что…
Но он замолк, увидев, что разъяренный грузовик не успокаивается. Теперь он толкал изуродованную машину к краю дороги и наконец хорошо рассчитанным ударом сбросил ее с крутого склона. Пронзительно царапая камень, автомобиль стал сползать вниз; потом послышался грохот, удары, следовавшие пцин за другим, и наконец все стихло.
Грузовик снова дал задний ход.
— Спрячемся, — сказал толстый Гаррисон. — Боюсь, что на дороге нас ничего хорошего не ждет.
И, схватив Хоппа за руку, почти насильно заставил его сойти на обочину. Дорога снова опустела, а Хопп и Гаррисон стали подниматься на плато молча по каменистому склону.
Красивым, как известно, плоскогорье Гарца сейчас не назовешь. Быть может, тогда, когда оно было частью морского дна, на нем росли невиданной красоты водоросли или кораллы в виде причудливых деревьев; может быть, в те давние-давние времена по поверхности Гарца скользили тени прекрасных рыб, плававших в ласкающей зеленоватой прозрачной воде, и ковром стелился жемчуг, и медузы в своих нарядах фей медленно проплывали над живыми цветами с длинными лепестками, которые на самом деле были вовсе не цветы, а невероятная фауна; появлялись морские коньки, похожие на маленькие фигурки шахматных коней, вертикальные и строгие, и казалось, что они своими изящными лошадиными мордочками все обнюхивают. Но с тех самых пор, как сдвиги земной коры в эпоху оледенения превратили то, что до этого было дном моря, в вершину горы, плоскогорье, о котором идет речь, остается одним из самых безрадостных мест на земле. Те немногие рахитичные кусты, которые только и растут на его поверхности, отказывается есть даже скот. Эту пустынную равнину часто метет ветер, поднимая столбы мелкого серого песка. Поэты этих мест, верные своему долгу их воспевать, смогли увидеть в Гарце лишь убежище призраков, куда прилетают на шабаш ведьмы. Но ни один серьезный человек не пытался утверждать, что видел на Гарце что-нибудь хоть отдаленно напоминающее ведьму. Высказывалось также предположение, что плоскогорье скрывает в себе залежи железной руды, но даже поверхностного геологического исследования оказалось достаточно, чтобы всем стало ясно: людям просто не хочется верить, что в природе может существовать столько квадратных километров не пригодной ни для чего земли.
